Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни

Песня звучала тихо и нежно, звуки ее ласкали слух, Лунчжу никогда не слышал ничего прекраснее. Девушка не верила, что с ней поёт настоящий Лунчжу, поэтому наследник не стал сдерживаться и запел уже во весь голос.

Сложенная из самых изысканных оборотов наречия Байэр, эта песня была как призыв истинной страсти. Ее слова шли из глубины чистейшего сердца наследника рода и изливались из его медовых уст. Казалось, что пение птиц и доносящиеся издалека звуки других песен — лишь аккомпанемент для нее. Девушка на горе замолчала.

После песни Лунчжу карлик решил, что больше никогда не станет откликаться на призыв с гор. Они подождали, но ответа от девушки не было. Карлик сказал:

Господин, этой девушке, которая слишком хороша для слуги, не превзойти вашу вторую песню. Как бы она ни хвасталась, но и через тридцать лет учебы она не станет достойной дуэта с наследником рода Байэр!

Не спросив мнения или хотя бы разрешения Лунчжу, карлик несколько невпопад запел баритоном:

Девушка-хвастушка из рода Хуапа, Не бросайся громкими словами, Стань моей невестой, я слуга Лунчжу, Приходи, взгляни на господина.

Ответа они так и не услышали. Карлик предположил, что девушка от стыда сунула голову в петлю. Он шутил, однако Лунчжу сказал, что нужно сходить на ту гору, посмотреть. И стал спускаться вниз, к долине. Карлик, желавший стать женихом, бежал за ним, держа в руках охапку диких желтых хризантем вперемешку с ягодами горного боярышника.

Карлик часто повторял, что в присутствии наследника Лунчжу и хромой перепрыгнет через горный ручей. И впрямь — слуга, рост которого не превышал четырех чи [65] , не смог бы подняться к облакам, точно небожитель, если бы не следовал за своим господином!

65

1 чи равен 1/3 метра, т. е. рост не превышал 1,33 м.

3. На следующий день

«Знай, Лев, ты всегда одинок!» — такая надпись была на памятнике безымянному воину, что поставил род Байэр.

Вчера Лунчжу так и не нашел девушку, которая пела песни. В бамбуковом лесу не было ни души, но кто-то явно недавно ушел оттуда, оставив после себя россыпь полевых цветов. Лунчжу искал везде. Безуспешно. Во время поисков он встретил немало девушек, но те, робея, застывали на месте, то ли узнав его, то ли сраженные его красотой. Встреченные девушки спрашивали карлика, неужели это тот самый Лунчжу? Карлик качал головой.

Лунчжу вернулся туда, где пела девушка. Когда он глядел на полевые цветы, то походил на учуявшего запах крови леопарда: он сдерживал свой рык, но не мог не раздражаться оттого, что карлик шел слишком медленно. Но хоть Лунчжу и шел впереди, карлик тоже бежал, словно на ногах у него были сапоги-скороходы. Только вот женщины как птицы — издавна так говорилось. Как ни стремителен был шаг наследника рода Байэр и его слуги, птичка уже улетела!

На землю опускалась ночь, отовсюду раздавалось чириканье воробьев, поднимался дым от очагов. Лунчжу, отчаявшись, вернулся домой. Желавший стать женихом карлик шел за хозяином, растеряв все свои цветы, его длинные руки свешивались до колен. Карлик все повторял, что непременно обнимет девушку, как только ее увидит. Ему даже в голову не приходило, какую шутку он сыграл со своим господином, рассказав о ней. Наконец наступила ночь. Карлик поспешал за Лунчжу и не видел его лица. Смышленый слуга, даже самый умный, не может узнать, что на сердце у хозяина!

Никогда Лунчжу не страдал так сильно. В полночь он, не в силах заснуть, встал с постели, взял свой необыкновенный нож, накинул куртку из шкуры леопарда, поднялся на стену крепости и стал глядеть вдаль. Ничего не было слышно, ничего не было видно, только мерцали костры далеко в горах. Окрестные деревни спали. Спала вся земля. Показалась холодная луна; она заставляет людей почувствовать грусть, и наследник рода Байэр смотрел в небо, горестно вздыхая о своей судьбе. Снизу, от подножья горы, послышался плач ребенка, проснувшегося, чтобы покормиться материнским молоком, и это еще больше усилило грусть Лунчжу.

Юноша подумал — разве не сейчас чистые душой, как ягнята, и ласковые, как голуби, девушки видят прекрасные сны на застеленных свежим хлопковым бельем постелях? Разве не сейчас молодые мужчины рода Байэр, чьи сердца утомились от дневного пения, а тела устали от работы, также наслаждаются отдыхом? Только где же сейчас та девушка, что взбудоражила сердце наследника рода Байэр? Не должно ей, подобно остальным, грезить на чистом белье. Не должно ей спать; ей должно размышлять о песне наследника рода Байэр, которым она восхищалась. Ей должно раскрыть свое сердце и надеяться, что он появится, как по волшебству. Эти мысли должны заставить ее рыдать, точно она оплакивает вознесшегося на небеса любимого… И все-таки чья же она дочь?

Раздосадованный, огорченный, Лунчжу достал нож и принес клятву небесам. «Взываю к старшему божеству! Уважаемый предок, ведающий всеми сторонами света, знайте: если я, Лунчжу, не получу эту девушку в жены, то никогда не лягу в постель ни с какой другой, и за продолжение рода ответственности не несу! Если же нужно любовь обменять на кровь, я готов заключить договор с богами и без сожалений отрежу ножом свою руку!»

Принеся клятву, Лунчжу вернулся домой и уснул, не раздеваясь. Ему приснился сон: девушка неспешно пела песню; в белых одеждах, волосы зачесаны назад — она напоминала избавляющую от горестей и спасающую от бед богиню Гуаньинь. Что-то в ней заставило наследника рода Байэр встать на колени и поклониться до земли. Но девушка, не обратив на него внимания, уходила все дальше. Наследник рода Байэр догнал ее, ухватил за подол платья; девушка обернулась и улыбнулась. Одной улыбки хватило, чтобы придать Лунчжу смелости — он вдруг обрел свирепость леопарда, хватающего овцу. Он подхватил девушку на руки и помчался к ближайшей пещере. Лунчжу стал мужчиной. Он вобрал в себя самые могущественные силы, его кровь очистилась, он приобрел священную любовь и все отдал девушке из сна.

Старшее божество рода Байэр покровительствовало молодому влюбленному: Лунчжу получил помощь божества в исполнений своего желания.

Наутро Лунчжу понял, что значит вчерашний сладкий сон; к нему вернулись душевные силы. Он сидел на скамье, грелся на солнце и размышлял о людских радостях и горестях.

Во двор зашел карлик и припал к ногам Лунчжу; тот легонько оттолкнул его, и карлик перекувырнулся и решительно встал на ноги.

— Мой господин, мой бог, если бы вы не поддали мне так изящно своей благородной ногой, то я ни за что бы не кувыркнулся так мастерски!

— Ты заслуживаешь десяти оплеух.

— Это потому, что вылетающие из моего рта слова слишком тупы, ведь стоящие рядом с наследником рода Байэр должны быть раз в десять умнее слуги!

— Ох и юлишь ты, карлик! Снова спектакль разыгрываешь. Сколько раз я тебе говорил, что так нельзя, неужели забыл? Похоже, ты видишь вместо меня свою возлюбленную и упражняешься в умении утонченно льстить.

— Господин, боюсь, у слуги и впрямь есть притязания. Я пришел научиться у хозяина кое-каким умениям, чтобы внести в историю имя моего необычайно одаренного господина.

— Ты снова проиграл в кости и не имел денег, чтобы отыграться? Талантливый человек в бедности еще талантливей, поэтому сейчас со мной ты так красноречив.

— О господин, так и есть. Проиграл. Убыток немалый. Но потерял я не деньги, а любовь!

— У тебя такой большой живот, что любовь в нем никогда не закончится!

— Сравнить размеры живота с пределами любви — воображение у хозяина, как у великих поэтов прошлого! Но только…

По лицу Лунчжу карлик заметил смену его настроения и на полуслове замолчал. Он увидел, что хозяин готов прогнать его прочь, и сменил тему: