Сон цвета киновари. Необыкновенные истории обыкновенной жизни

Он не успел досказать, как Эрлао вернулся с улицы Хэцзе. Он выглядел так, будто проделал долгий путь, и, увидев паромщика, отвернулся и прошел мимо.

— Эрлао, Эрлао, подойди! — закричал кавалерист Ян. — Разговор к тебе есть.

Эрлао остановился с весьма нерадостным видом и спросил:

— Что хотел? Говори.

Кавалерист поглядел на старого паромщика и сказал:

— Подойди, скажу.

— Что скажешь?

— Я слышал, что ты уехал уже — да подойди поговори со мной, я тебя не съем.

Загоревший дочерна, широкоплечий, полный жизни, Носун Эрлао принужденно улыбнулся и ступил в тень ивы. Чтобы разрядить напряжение, старый паромщик, указывая на мельницу далеко вверх по течению, сказал:

— Эрлао, я слышал, та мельница в будущем будет твоей! Как получишь ее, возьми меня приглядывать за ней, хорошо?

Эрлао будто не понял, о чем речь, и ничего не ответил. Кавалерист Ян бросился спасать положение:

— Эрлао, ты как, собрался идти вниз по реке?

Эрлао кивнул и ушел, не сказав больше ни слова.

Паромщик поболтал о всяких пустяках, после чего, подавленный, отправился домой. Уже на пароме он будто бы между делом сказал внучке:

— Цуйцуй, сегодня в городе новость, Тяньбао Далао на танкере плыл в Чэньчжоу, но, к несчастью, упал в пороги Цытань и утонул.

До Цуйцуй не дошло, что он сказал, и потому на эту новость она не обратила никакого внимания.

— Цуйцуй, это правда, — добавил дед, — кавалерист Ян, который в тот раз сватом приходил, сказал, что я прозорливый, раз не согласился тебя замуж выдать.

Цуйцуй взглянула на деда и по его покрасневшим глазам поняла, что он выпил и его на самом деле что-то расстроило. «Кто же тебя рассердил, дедушка?» — подумала она. Когда лодка причалила, дед, неестественно смеясь, зашагал в дом. Цуйцуй осталась у лодки. Деда не было слышно долгое время, и когда она побежала проведать его, нашла сидящим на пороге за починкой петелек соломенных сандалиев.

Вид у него был совсем нехороший, поэтому она встала перед ним на колени и спросила:

— Дедушка, что случилось?

— Тяньбао Далао умер! Эрлао злится на меня, думает, что это я виноват!

С берега кликнули переправы, и дед поспешил к ним. Цуйцуй села в угол на солому, она была в смятении. Когда дед скрылся из виду, она заплакала.

Глава седьмая

17

Дед будто бы сердился, он стал редко улыбаться и уделял внучке мало внимания. Цуйцуй подозревала, что он больше не любит ее так, как прежде, но не понимала отчего. Впрочем, со временем стало лучше. Они, как и раньше, проводили дни за перевозкой путников, все стало по-старому, только в жизни теперь как будто недоставало чего-то неуловимого, чего-то такого, что уже невозможно восполнить. Когда дед бывал на улице Хэцзе, Шуньшунь по-прежнему принимал его в доме, но было понятно, что он так и не смог забыть причины гибели сына. Эрлао вышел через Бэйхэ и отправился за шестьсот ли в Чэньчжоу, разыскивая вдоль реки тело несчастного брата, но тщетно; тогда он расклеил объявления по всем зданиям таможни и вернулся в Чадун. Вскоре юноша вновь отправился в Восточную Сычуань с товаром и встретился с паромщиком на переправе. Тот увидел, что парень вроде бы совершенно забыл былое, и заговорил с ним.

— Эрлао, солнце в июне так печет, а ты снова в Сычуань, и не боишься уработаться?

— Что-то ведь нужно есть, пусть даже голова загорится — все равно ехать надо!

— Нужно что-то есть, гляди-ка! Да нешто у вас дома еды не хватает!

— Еда есть, да отец говорит, что молодежи нечего дома столоваться, работать нужно.

— У отца хорошо все?

— Ест, работает, с чего бы ему было плохо?

— Брат-то твой умер, и оттого отец убивается, как я погляжу!

Эрлао не ответил, лишь разглядывал белую пагоду позади дома паромщика. Он как будто вспомнил события того давнего вечера, которые повергли его в тоску. Паромщик несмело глянул на него, и лицо его расплылось в улыбке.

— Эрлао, моя Цуйцуй сказала, что одним майским вечером ей приснился сон… — произнося это, он наблюдал за парнем, и, увидев, что тот не выказывает ни удивления, ни раздражения, продолжил: — Это был очень странный сон, она говорит, что ее подхватила чья-то песня и унесла на утес рвать камнеломку!

Эрлао склонил голову набок, горько усмехнувшись, и подумал: «А старик-то умеет окольными путями ходить». Эта мысль словно просочилась в его ухмылку, и паромщик заметил ее.

— Эрлао, ты не веришь?

— Как же мне не верить? Ведь это я, как дурак, стоял на том берегу и всю ночь песни распевал!

Паромщик, не ожидавший такой честности, смутился и, заикаясь, сказал:

— Это правда… это неправда…

— Почему же неправда? Разве неправда то, что Далао умер?

— Но, но…

Паромщик начал хитрить только лишь потому, что хотел прояснить дело, но выбрал неверный путь, и потому Эрлао неправильно понял его. Но только дед собрался рассказать все как подобает, лодка причалила к берегу. Эрлао спрыгнул на сушу и собрался уходить… Дед, еще больше суетясь, позвал со своего парома:

— Эрлао, Эрлао, подожди, мне нужно тебе сказать… ты сейчас разве не говорил о том, что… что ты как дурак был? Ты вовсе не дурак, то другие будут дураки, если так тебя назовут!

Юноша остановился и тихо, произнес:

— Все, хватит, не нужно.

— Эрлао, я слышал, что ты не хочешь мельницу, а хочешь переправу, — сказал старик, — кавалерист сказал, это разве неправда?

— А если и хочу переправу, то что? — спросил парень.

Посмотрев на выражение его лица, паромщик неожиданно обрадовался и в избытке чувств громко позвал Цуйцуй, чтобы та спустилась к воде. Но он и не догадывался, что Цуйцуй отлучилась, поэтому и не отозвалась и не показалась в ответ на зов. Эрлао подождал, поглядел в лицо паромщику и, не сказав ни слова, ушел большими шагами вместе с носильщиком, обремененным товаром — желатиновой лапшой и сахаром.

Миновав холм над протоком, они зашагали вдоль извилистой полосы бамбукового леса, и тут носильщик заговорил:

— Носун Эрлао, посмотреть на то лицо, что паромщик состроил, так ты ему очень нравишься!

Эрлао не ответил, и тогда носильщик продолжил:

— Он спросил тебя, хочешь ты мельницу или переправу, неужто ты правда собираешься жениться на его внучке и вместо него заниматься паромом?

Эрлао засмеялся, а спутник его не унимался:

— Эрлао, вот будь я на твоем месте, то выбрал бы мельницу. С мельницы толк будет, в день семь шэнов риса и три меры отрубей.

— Когда вернусь — поговорю с отцом, — ответил Эрлао, — чтобы от тебя заслали сватов в Чжунсай, и ты получишь свою мельницу. А что до меня, то я думаю, заниматься паромом — это хорошо. Только старик уж больно лукавит, да еще и неуклюже. Далао из-за него умер.

Когда Эрлао скрылся из виду, а Цуйцуй так и не появилась, сердце паромщика оборвалось. Он вернулся домой, но внучки не нашел. Спустя какое-то время она появилась из-за горы с корзиной в руках; оказалось, она с самого утра отправилась копать корни бамбука.