Сонеты 36, 83, 114 Уильям Шекспир, — лит. перевод Свами Ранинанда

Характерной особенностью сонета 36 является то, что без осмысленного понимания предыдущего сонета 35, совершенно невозможно понять. Дело в том, что «третья придворная персона» сонета 35 фигурирует в подстрочнике сонета 36, что получило отражение особенно в строках всего второго четверостишия, где связка строк 5-6 через созвучные словосочетания начала обеих строк «In our two loves» и «in our lives», создают на контрасте «антитезу» при помощи словосочетания в конце строки 6: «a separable spite».

Краткая справка.

Антитеза — риторическое противопоставление, стилистическая фигура контраста в художественной или ораторской речи, заключающаяся в резком противопоставлении понятий, положений, образов, состояний, связанных между собой общей конструкцией или внутренним смыслом.

«In our two loves there is but one respect,

Though in our lives a separable spite,

Which though it alter not love's sole effect,

Yet doth it steal sweet hours from love's delight» (36, 5-8).

«В наших двух любовях здесь, лишь единственное уважение осталось,

Даже, если в наших жизнях пребывала разделяющая злость,

Какая несмотря на это, не заменила исключительный эффект любви,

И всё же, этим обкрадывала милые часы любовного упоения» (36, 5-8).

В строках 5-6, повествующий продолжил: «In our two loves there is but one respect, though in our lives a separable spite», «В наших двух любовях здесь, лишь единственное уважение осталось, «В наших двух любовях здесь, лишь единственное уважение осталось, даже, если в наших жизнях пребывала разделяющая злость».

Примечательно, что словосочетания начала обеих строк «In our two loves» и «in our lives» строк 5-6 удерживают в «антитезе» всю конструкцию сонета при помощи литературного приёма «консонанс», создают созвучия начала строк. Строки необычайно выразительные, в то же время, раскрывают интимные детали жизни «трёх придворных персон», одним из которых являлся автор сонетов.

Краткая справка.

Консонанс — особый вид рифмы, характеризующийся тем, что в нем не совпадают ударные гласные при более или менее полном совпадении окружающих согласных.

«Which though it alter not love's sole effect,

Yet doth it steal sweet hours from love's delight» (36, 7-8).

«Какая несмотря на это, не заменила исключительный эффект любви,

И всё же, этим обкрадывала милые часы любовного упоения» (36, 7-8).

В строках 7-8, повествующий продолжил рассуждения об эффекте любви, то есть послевкусии давнишней любви к персоне женского пола, обозначенной словом-символом с заглавной в Quarto 1609 сонета 35, возвратился к теме кражи: «Which though it alter not love's sole effect, yet doth it steal sweet hours from love's delight», «Какая несмотря на это, не заменила исключительный эффект любви, и всё же, этим обкрадывала милые часы любовного упоения».

Чтобы понять фразу строки 8 сонета 36: «…этим обкрадывала милые часы любовного упоения», следует обратиться к содержанию заключительного двустишья сонета 35, и тогда «всё встаёт на свои места».

«That I an accessary needs must be

To that sweet thief which sourly robs from me» (35, 13-14).

«Что Я, как соучастник должен был потребовать (погодя)

У того милого вора, который закадычно ограбил меня» (35, 13-14).

Фраза строки 7: «love's sole effect», исключительный эффект любви, судя по семантическому изложению могла означать, что «указанная любовь была значительно раннее между поэтом и персоной женского пола». Но если обратиться к хронологии событий, то такой расклад вполне сходится описанным в ранней поэме «Феникс и Черепаха», «The Phoenix and Turtle», в которой совсем ещё юный поэт при помощи иносказательной аллегории поведал свою трогательную историю «исключительной» любви в период беспечной молодости.

Третье четверостишие представляет собой риторическую модель, вместившуюся в многосложное предложение, состоящего из нескольких односложных, поддающихся осмысленному пониманию.

«I may not evermore acknowledge thee,

Lest my bewailed guilt should do thee shame,

Nor thou with public kindness honour me,

Unless thou take that honour from thy name» (36, 9-12).

«Я не смогу во веки веков признать — тебя (что вздор),

Чтоб сожаление моей вины не могло причинить тебе — позор,

Не ты ли, с публичной добротой оказывал мне знаки уваженья,

Разве только ты не отберёшь у твоего имени — эту честь» (36, 9-12).

В строках 9-10, повествующий поэт открыто констатирует факт в сложившейся жизненной ситуации: «I may not evermore acknowledge thee, lest my bewailed guilt should do thee shame», «Я не смогу во веки веков признать — тебя (что вздор), чтоб сожаление моей вины не могло причинить тебе — позор».

Широко распространённый оборот речи «елизаветинской» эпохи в строке 9 сонета 36: «evermore acknowledge», «во веки веков признать», несомненно раскрывает ключевое значение слов-символов с заглавной для осознанного понимания, согласно Quarto 1609 в контексте, где присутствовал литературный образ «sensual fault», «чувственной вины», а именно сонета 35.

Формулировку строки 10 сонета 36: «Чтоб сожаление моей вины не могло причинить тебе — позор», чтобы понять её назначение стоит сопоставить со строками 9-10 сонета 35. — Confer!

«For to thy sensual fault I bring in sense

Thy adverse party is thy Aduocate» (35, 9-10).

«Из-за твоей чувственной вины, по смыслу Я привёл

Твоего неблагоприятного участника — это твой Адвокат» (35, 9-10).

Из чего следует, что поэт в сонете 35 детально расследовал и знал, в качестве «Адвоката» дело об «sensual fault», «чувственной вины» юноши, адресата сонета. Но в сонете 36, точно всё до наоборот, тогда как повествующий не захотел, чтоб сожаления его вины не причинили юноше вред, и как следствие позор. Поэтому, повествующий поэт на строках сонета 36 приступил к обсуждению своей «sensual fault», «чувственной вины» из-за ошибок молодости, «так как был окружён теми пятнами, что пребывали», а вернее — остались с ним.

«Nor thou with public kindness honour me,

Unless thou take that honour from thy name» (36, 11-12).

«Не ты ли, с публичной добротой оказывал мне знаки уваженья,

Разве только ты не отберёшь у твоего имени — эту честь» (36, 11-12).

В строках 11-12, повествующий от первого лица обратился к юноше затронув тему знаков уважения и преданности: «Nor thou with public kindness honour me, unless thou take that honour from thy name», «Не ты ли, с публичной добротой оказывал мне знаки уваженья, разве только ты не отберёшь у твоего имени — эту честь».

Заключительное двустишие представляет собой одно предложение в две строки написанный пятистопным ямбом — разновидностью поэтического размера.

«But do not so, I love thee in such sort,

As thou being mine, mine is thy good report» (36, 13-14).

«Но только не делай так, Я люблю тебя таким, какой — ты есть,

Поскольку ты, будучи моим, добытый из твоего доброго посланья» (36, 13-14).

В заключительных строках 13-14, повествующий поэт признаётся юноше в приверженности верности: «But do not so, I love thee in such sort, as thou being mine, mine is thy good report», «Но только не делай так, Я люблю тебя таким, какой — ты есть, поскольку ты, будучи моим, добытый из твоего доброго посланья».