Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

3

Одиночка — значит — не шали: Люди сгинули, в пространство канув; Функцию соседей обрели Двое суетливых тараканов.

4

Прошлого зияющая рана, Правосудья тяжкого весы… Из-под табурета таракана Выставились черные усы. Суток нет: не поздно и не рано — Нет часов — отсутствуют часы.

5

Но зато присутствует пространство — Времени ревнивый враг. Одиночка — символ постоянства Площадью в один квадратный шаг.

6

Вот одна из тюремных основ — Эта смена постов караула: Через каждую пару часов Нарастание адского гула. Павел Первый, российская Мальта: Не жалея подметок, печатают так, Что, как гром, этот гатчинский шаг Отражается на асфальте. ^{343}

344. Из цикла «1 сентября»

На Лубянке с месяц я уже И сижу без Ваших писем, Кити, Вы из камер, что на третьем этаже, В сорок третью напишите. Но не даст мне почтальон московский Даже на конвертик Ваш взглянуть, Предлагал же в песне Исаковский Написать куда-нибудь. ^{344}

345. «Кончилось следствие. Сколько пустой чепухи…»

Кончилось следствие. Сколько пустой чепухи. И как неважно строчит пресловутая эта машина. Здесь не имели успеха стихи, И незнакомкой уходит со мною Марина. Глупый законник, окончив последний допрос, Принял вполне дружелюбную позу: — Что вам стихи, — наставительно он произнес, — Лучше на воле примитесь за прозу. Август 1943

346. Из цикла «Фауст II»

Есть в Ленинграде старинный, осанистый дом — Против Стремянной, на улице ныне Марата, Жил здесь Радищев и в нем Книгу свою отпечатал когда-то. «Путешествие из Петербурга в Москву» — Урна целебного яда. Я дописал к нему двадцать шестую главу, Где рассказал, что такое зима и блокада. Ваши труды, Александр Николаич, увы, Видно, имеют дурную изнанку: Так — с кнутобойцем Шешковским спозналися Вы, Я угодил на Лубянку. ^{346}

347. «Мне опять готовиться в дорогу…»

Мне опять готовиться в дорогу В те края, где выстрелы и снег. Стало быть, воинственному богу Нужен беспокойный человек. Белую, ямщицкую равнину Песней наполняет ветерок: — Я не скоро этот мир покину, Мне еще не выпал срок. На снегу не красною, а черной Кажется пролившаяся кровь. Никогда веселой и покорной Для любимой не была любовь. Сколько по сугробам ни броди, Стежка оборвется где-нибудь. Доброй памятью меня прости, Сердцем ласковым — не позабудь 4-6 ноября 1943

БОРИС СМОЛЕНСКИЙ

Борис Моисеевич Смоленский родился в 1921 году в Николаеве.

С 1921 по 1933 год семья Смоленских жила в Москве. Отец руководил отделом в «Комсомольской правде», позже редактировал газету в Новосибирске, где в 1937 году был незаконно репрессирован.

С детства Борис Смоленский мечтал стать моряком, поэтому после окончания школы поступил на судоводительский факультет Института инженеров водного транспорта.

Стихи Смоленский начал писать с детских лет, позднее занимался переводами. Одним из первых он открыл для советских читателей стихи Ф. Гарсии Лорки, переводил А. Рембо.

В начале 1941 года поэт был призван в армию и оказался в стройбате на берегу Белого моря. С первых дней войны он находился на фронте — в Карелии. Рядовой Борис Смоленский погиб в бою под Медвежьегорском 16

ноября 1941 года.

348. Баллада памяти

Забудешь всё… И вдруг нежданно Полслова, зайчик на стене, Мотив, кусочек Левитана — Заставит сразу побледнеть. И сразу память остро ранит, И сразу — вот оно — Вчера! Так море пахнет вечерами. Так морем пахнут вечера. Я не жалею. Только разве, Года, пути перелистав, В ночном порту завидя праздник, Я захочу туда попасть. Но бог нарек в моем коране: Дорога ждет. Иди. Пора. Так море пахнет вечерами, Так морем пахнут вечера… 1938 ^{348}

349. Ремесло

Есть ремесло — не засыпать ночами И в конуре, прокуренной дотла, И в конуре, прокуренной дотла, Метаться зверем, пожимать плечами И горбиться скалою у стола. Потом сорваться. В ночь. В мороз. Чтоб ветер стянул лицо. Чтоб, прошибая лбом Упорство улиц, здесь сейчас же встретить Единственную нужную любовь. А днем смеяться. И, не беспокоясь, Все отшвырнув, как тягостный мешок, Легко вскочить на отходящий поезд И радоваться шумно и смешно. Прильнуть ночами к звездному оконцу, И быть несчастным от дурацких снов, И быть счастливым просто так — от солнца на снежных елях. Это — ремесло. И твердо знать, что жизнь иначе — ересь. Любить слова. Годами жить без слов. Быть Моцартом. Убить в себе Сальери И стать собой. И это — ремесло. 1938 ^{349}

350. «Полустудент и закадычный друг…»

Полустудент и закадычный друг Мальчишек, рыбаков и букинистов. Что нужно мне? Четвертку табаку Да синюю свистящую погоду, Немного хлеба, два крючка и леску, Утрами солнце, по ночам костер, Да чтобы ты хоть изредка писала, Чтоб я тебе приснился… Вот и всё. Да нет, не всё… Опять сегодня ночью Я задохнусь и буду звать тебя. Дай счастье мне! Я всем раздам его… Но никого… 1939 ^{350}

351. «Теряет синий свет окно…»

Теряет синий свет окно, И день за горизонты канул… Но я клянусь: мы не вином, Мы солнцем налили бокалы. Я пью. И вдруг стакан пролит, И поджигает край земли, Пожаром ночь залив. Пускай огонь, не синева, Но всё равно, неси, Нева, Неси меня в залив. На парусах срывая злобу, И шторму гаркая: «Не сметь!» — Вперед, чтоб землю знать, когда глобус, И чтоб, как глобусом, вертеть… 1939 ^{351}

352. «Снова вижу солнечные ели я…»

Снова вижу солнечные ели я… Мысль неуловима и странна — За окном качается Карелия, Белая сосновая страна. Край мой чистый! Небо твое синее, Ясные озерные глаза! Дай мне силу, дай мне слово сильное И не требуй, чтоб вернул назад. Вырежу то слово на коре ли я, Или так раздам по сторонам… За окном качается Карелия — Белая сосновая страна. 1939. Петрозаводск ^{352}