"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
– Лежал на тротуаре возле дома. Мне нужно еще кое-что принести, – сказал стекольщик и пошел обратно на улицу.
Мы с Сашей переглянулись. Анонимное письмо? Это не сулило ничего хорошего.
Без лишних слов мы вернулись в пустую игровую комнату группы «Немо». Саша разорвал конверт. Извлек содержимое и положил на столик для поделок.
Три поляроидные фотографии с изображением Бориса, спящего в садовом домике феи Лили, и лист бумаги с отпечатанным текстом. Текст гласил:
«Хорошо, что вы двое сразу же закрыли детский сад, после того как я немножко прибрался в подвале. У вас есть время до конца недели, чтобы убить вашего гостя. Либо в пятницу утром голова
Мы с Сашей весьма неловко опустились на слишком маленькие для нас детские стульчики. Первым обрел дар речи мой внутренний ребенок:
«Мы не убьем Тапси!»
Я машинально сунул руку в карман и погладил птичку-повторюшку. Это, по крайней мере, помогло мне вновь найти слова.
– Нас шантажируют… какой-то идиот, с точки зрения которого мы не стоим даже нового конверта.
– Одно то, что этот тип так открыто нам это показывает, уже говорит о многом, – откликнулся Саша.
– Что ты имеешь в виду? – спросил я.
– Давай пока оставим в стороне больное содержание этого опуса и обратимся к его форме. Мы можем многое узнать из того, как написан текст.
Саша был прав. То, что нас шантажировали, было не изменить. Однако мы могли подойти к проблеме шантажа рационально.
– Тогда давай соберем воедино наши впечатления. Начинай.
– Итак, – начал Саша, – первое, что мне бросается в глаза: ни обращения, ни приветствия. И он с нами фамильярничает. Эрго [374] , не умеет себя вести. Тип, который это написал, по своей сути неотесанный хам.
374
Следовательно (лат.).
– Мне тоже так кажется. Второе: этот тип за нами наблюдает. Иначе он бы не знал, что детский сад сегодня закрыт.
Саша кивнул:
– Может быть, у него самого ребенок ходит сюда. Тогда сегодня утром он получил эту инфу по вотсапу, и ему нужно было только пройти мимо дома и бросить письмо.
Мне пришла в голову одна мысль.
– Но он не мог знать, нашли мы уже Бориса или нет. Потому и прислал нам фотографии Бориса в домике феи Лили. Этот тип хочет быть уверенным на сто процентов, что мы найдем там Бориса. – И пока Саша молчал, задумавшись с отсутствующим видом, я добавил: – Третье: этот тип как-то связан с Испанией.
– С чего ты это взял?
– Слог «еос» на обрывке почтовой марки. «Корреос» – почта Испании. Этот тип сегодня обнаружил, что у него нет новых конвертов, и просто взял один из старых.
– Значит, мы ищем неорганизованного хама, как-то связанного с Испанией, который за нами наблюдает, – подытожил Саша.
Я кивнул:
– Перейдем к содержанию. Он хочет, чтобы мы убили Бориса и обезглавили его. Отсюда можно сделать три вывода. Первый: он знает, кто такой Борис.
– Второй, – подхватил Саша, – этот тип извращенец. Отрубить Борису голову и положить в каком-то пакете на ограду – это не имеет никакого смысла, разве что у кого-то реально сорвало крышу и он тащится от насилия.
Я смотрел на это иначе. Жизнь Бориса до подвала была полным-полна насилия. И в той жизни – на земной поверхности – отрубание головы играло не такую уж незначительную роль.
– Ты знаешь историю бывшей жены Бориса? – спросил я Сашу.
– Аннастaсии? У которой была интрижка с Драганом? Ясное дело.
Борис и Драган были друзьями детства и вместе начинали криминальную
карьеру. Они были неразлучны. До того дня, когда Драган трахнул жену Бориса. Безумно привлекательную бывшую проститутку из их общего борделя. Борис узнал об этом, убил свою жену, отпилил ей голову и прибил ее торс к двери Драгана. Это стало началом вражды их кланов, которую с огромными усилиями закончили мы с Сашей, организовав исчезновение и Драгана, и Бориса.– Если отрубленная голова Бориса – цитата из истории его бывшей жены, то в этом деле вполне может быть что-то личное, – заключил я.
– Значит, мы ищем неотесанного хама, имеющего какое-то отношение к детскому саду и к Борису, – продолжил Саша.
Кроме Саши и меня самого, мне никто не приходил в голову, кто имел бы какое-то отношение и к Борису, и к детскому саду, – но никто из нас не был неотесанным хамом. Я не выпускал Бориса на свободу. И Саша, я уверен, тоже.
– И третье – мы не должны упускать из виду, что неизвестный действительно хочет понаблюдать, как мы страдаем. Иначе он не устроил бы из этого игру. Выпустить Бориса, но спрятать его, рассчитать время, которое он проспит, прислать нам для верности фото его укрытия – все это элементы жестокой игры. Может, он приметил, что мы по своей сути слишком человеколюбивы, чтобы убить Бориса. Может, он думает, что у нас есть какая-то причина не убивать его. В любом случае он хочет, чтобы мы замочили Бориса против нашей воли.
Вот оно, опять. Давление на синяк, который мои родители оставили в душе моего внутреннего ребенка.
– А если мы просто это сделаем? – спросил Саша.
– Что?
– Ну, замочим его.
«Ты с ума сошел? Мы. Не. Убьем. Тапси!» – возопил детский голос из глубин моей души.
– Ты ведь это сейчас не серьезно?
– Ну так, игры разума. Что будет, если мы убьем Бориса и положим его голову в пакете на ограду?
Тогда мой внутренний ребенок опять почувствует себя изрядно одураченным – вот что я подумал.
– Мы решили, что с убийствами покончено, – вот что я сказал. – Это как с бросанием курить после Нового года. Такой зарок может быть нарушен – если вообще может – только добровольно. А не под давлением окружения. И уж точно не потому, что тебя принуждает к этому какой-то незнакомец. Кроме того, нас бы этим убийством потом шантажировали всю жизнь, уступи мы этому идиоту. У нас есть время до утра пятницы, чтобы выяснить, кто стоит за шантажом. Это время мы должны использовать.
– А если мы не успеем?
– Я живу в моменте. И не заморачиваюсь о том, до чего еще далеко.
Это не совсем убедило Сашу, но хотя бы пресекло на время дальнейшие игры разума на тему смерти Бориса.
Мы с Сашей решили, что попробуем ограничить круг подозреваемых, зайдя, так сказать, с двух сторон. Он проверит всех посетителей детского сада на наличие контактов с Борисом. Я пробью все контакты Бориса в отношении детского сада.
В любом случае мы откроем детский сад на следующий день. Непосредственной опасности уже нет. Мы не смогли бы объяснить родителям, почему сад закрыт.
Охрану Вальтера мы решили не снимать, пока он верил в мою историю о золотом младенце. Кто знает, может быть, наблюдатели приметят шантажиста.
На самом деле четыре дня, что оставались до пятницы, – довольно большой срок, чтобы справиться всего с одной проблемой. В недавнем прошлом я осознанно ликвидировал гораздо больше проблем за более короткое время.
Правда, было два момента, отличающих нынешнюю ситуацию от той, прежней. У моих прежних проблем были имена, и я их знал. И тогда я еще не отрекся от убийств.