Спасти СССР. Реализация

…Поскрёбшись своим ключом, я тихонько проник домой, с порога окунаясь в ласковое тепло и приглушенную музыку — начиналась вторая серия «31 июня».

Релаксируя и смутно улыбаясь отсветам экрана, умноженным трюмо, я повесил куртку и сменил «прощайки» на тапки. Пальцами пригладил растрепавшиеся волосы.

За этим занятием меня и застал отец.

— Водку пил? — осведомился он страшным голосом.

— Никак нет, товарищ полковник! — бойко отрапортовал я.

— Молодец! — расплылся папа, и шепотом добавил: — Помаду сотри.

Затеплев щеками, я глянул в зеркало и соскреб розовый мазок в уголке губ.

— Дюша пришел? — донесся из кухни высокий, по-девичьи звонкий мамин голос.

— Так точно! — грянул «настоящий полковник». — Разрешите доложить! Личный состав семьи в полном сборе и готов выполнить любой приказ верховного главнокомандования!

— Марш за стол! — скомандовала мама.

— Есть! — браво рявкнули отец с сыном, достигая трогательного консенсуса.

Свет в комнате был пригашен, и елка у окна переливалась хрупкими шарами, дутыми из тончайшего стекла. Поначалу мы дружно решили вообще нарушить давнюю традицию и обойтись пучком еловых веток, чисто для «новогоднего» запаха, но маме на работе выделили очень красивое, пушистое деревце, вот она и не устояла.

Правда, елочка оказалась пихточкой, но так даже лучше — хвойный аромат пуще.

— Сначала проводим старый год! — велела мама, приседая на табуретку (чтобы легче срываться на кухню). В нарядном «марокканском» платье, черном с серебряной вышивкой, она выглядела молодо и приятно.

— Есть проводить! — по-уставному отозвался глава семейства.

— Слушаюсь! — поддакнул я.

— Вот всегда бы так, — заворчала мамуля, тая улыбку, — чтобы орднунг унд дисциплин… Чего сидите? Наливайте даме!

Подсуетившись, Соколов-старший вынес с балкона остуженную бутылку брюта, а я, как младший по званию, ловко ее откупорил. Родители значительно переглянулись, и мама сделала широкий жест:

— Всем!

Пенное игристое зашипело, проливаясь в фужеры, и отец замялся, поднимая свой.

— Год был очень непростой… — медленно выговорил он.

Я согласно кивнул, прокручивая в памяти минувшие события, и прекрасные, и ужасные, а мама слегка зарумянилась, думая о своем.

— … Но всё плохое в итоге закончилось хо-ро-шо! — бодро заключил папа, и фужеры сошлись, согласно прозвенев.

Свою порцию я, больше склоняясь к полусладкому, лишь пригубил. Вот только почему мне казалось, что клубными пирогами удалось насытить юный организм, и до утра аппетиту не возгореться?

Я наложил себе в тарелку и бессменный оливье, и селедочку под шубкой, и еще какой-то замысловатый салат, а затем всё это умял с великой охотой.

Голосок принцессы Мелисенты, поющей с экрана, звучал слабовато, но мило, и даже послезнание не портило новогодний настрой.

«31 июня» поставили неплохо, и кастинг отличный, не исключая беглого Годунова, только вот хэппи-энд вышел малость корявым — и с ненужной грустинкой. Одноименная повесть Пристли заканчивалась шикарной свадьбой — накрытые столы протягивались из XX в XII век! — а по топорному сценарию Мелисента с Сэмом, хоть и поженились, но забыли о своих приключениях… Зачем? Смысл какой?

Я усмехнулся, как мог, одновременно жуя дефицитную салями. Помню, меня этот мюзикл расстроил, когда смотрел его впервые. А уж как я негодовал на создателя «Человека-амфибии»! Не писателя, режиссера. Беляев-то закончил свою книгу на оптимистичной ноте, у него добро побеждало зло! Там Ихтиандр тоже уплывал в океан, но не один, а с другом — дельфином Лидингом.

Этой водоплавающей парочке предстояло обогнуть Южную Америку и достичь Полинезии. А уж там, на уединенном райском острове, их ждали и профессор Сальватор, и любящая Гуттиэре! И к чему лишать зрителей надежды на лучший исход?

— Горячее нести? — деловито спросила мама, поправляя кокетливый передничек.

— Да! — оживилось мужское большинство.

— Есть! — засмеялась наша родная женщина, неумело козыряя. Надо ли говорить, что мы с отцом воздержались от замечания — дескать, «к пустой голове руку не прикладывают»?

Мама вернулась, торжественно внося латку с жарким из утятинки с яблоками. Сначала мое зрение уловило чарующий образ маслянистого, подрумянившегося яства, придавая глазам хищный блеск, а затем накатила волна дурманящего запаха, отправляя обоняние в голодный нокаут…

«Очередь за вкусовыми пупырышками!» — подумал я, влюбленно глядя на богиню трапез, и решительно сказал:

— Пап! Надо выпить за маму!

Отец, наколов вилкой аппетитное крылышко, среагировал моментально:

— Наливай!

Я слушал плеск вина — и ушами, глазами, всей кожей, всею своей сутью впитывал восхитительную атмосферу праздника, молясь истово об одном — чтобы после полуночи нас ждало только новое счастье.

Поздний вечер того же дня

Москва, площадь Дзержинского

Евгений Питовранов (для своих — Е Пэ) выглядел куда представительней Андропова. В ладном, идеально сшитом костюме, с холеным лицом потомственного дворянина, он больше смахивал на дипломата, а затемненные очки в модной оправе подчеркивали этот образ.

И видеть в Е Пэ человека, уязвленного судьбой, никому даже в голову не приходило — Питовранов большую часть времени пропадал в загранкомандировках, мотаясь по капстранам. Это ли не признак везения? Или причастности к высшим кругам?

А вот Ю Вэ замечал следы давней, но так и не прощенной обиды. После сталинских похорон Евгения обошли и наградами, и чинами, и званиями, хотя он мог, имея на то полное право, занять место председателя КГБ. И, кстати, с куда большим основанием — те чекистские премудрости, которые с трудом постигал Андропов, для Питовранова были вещами элементарными и давно усвоенными. Profession de foi.

Когда Юрий Владимирович назначил Евгения Петровича руководить отделом «П» (названным так по фамилии начальника!), он многим рисковал, но оперативники Пельше как будто проигнорировали необычную инициативу. Или приняли ее за кадровую текучку.

А ведь Питовранов, по сути, возглавил личную разведку председателя КГБ! Да, это был широкий жест доверия со стороны Андропова. Но не только. Ю Вэ как будто чувствовал вину перед Е Пэ, незаслуженно угодившем в опалу, и замаливал чужие грехи.

Обычно он встречался с Евгением Петровичем на конспиративной квартире, но под Новый год волна общей расслабленности накрыла и КГБ…

* * *

Свет в кабинете Юрий Владимирович погасил, и неторопливо приблизился к окну, глядя на ночную Москву. Вокруг молчаливой громады памятника Дзержинскому безостановочно кружились машины, разжигая малиновые огни стоп-сигналов и мигая поворотниками, а вдалеке, над крышами, мерцали рубиновые звезды Кремля.