Спасти СССР. Реализация
Шрифт:
Короткая стрелка вгрызалась в последний час уходящего года, но мысли председателя КГБ витали куда выше преходящего празднества, и окрашивались в державные, эпичные тона.
Он стоял в самом центре столицы, посередке огромной, великой страны. Ю Вэ усмехнулся. Когда-то Брежнев похвалился, что из его кремлевского кабинета весь Союз видать…
«Возможно, — дернул губами Андропов. — Да только и отсюда углядишь не меньше!»
Тихонько клацнула дверь, пропуская Питовранова.
— Твое офицерье, похоже, шампанским на всю ночь запаслось! — ворчливо сообщил он.
Юрий Владимирович коротко хохотнул.
— Ну, не лишать же их утренника! — пожав руку Е Пэ, он устроился за небольшим столиком, полировка которого отражала московские огни, и жестом пригласил гостя.
— Прошу извинить за опоздание, — прокряхтел Евгений Петрович,
— И как у нас дела? — подобрался Андропов. — Хороши?
— Пока — да… — затянул Е Пэ. Усмехнувшись, он качнул головой: — Признаться, я даже не ожидал от Милевского подобной прыти, но он смог меня удивить. Буквально позавчера его люди затеяли тайную операцию «Антибиотик», по всей видимости, выношенную и взлелеянную в недрах МВД еще осенью. В течение двенадцати часов милиция и ЗОМО задержали около четырехсот человек — самых опасных активистов, главарей и вожаков, вроде Лешека Мочульского, Анджея Чумы, Мацея Гживачевского… Это всё неопилсудчики, стонущие по временам «Армии Крайовой», или подпольщики из «Руха». В камеры рядом с этими гавриками посадили деятелей из «Комитета защиты рабочих» — Яцека Куроня, Яна Липского, Антония Мацеревича… Их там десятки и сотни, антисоветчиков и антикоммунистов, я только самых отъявленных называю! Людвик Висьневский и Стефан Вышинский — это клерикалы, они опаснее речевиков-трибунов. И их за решетку… Буквально со вчерашнего дня все забастовки гасятся, а демонстрации разгоняются. Цитирую: «Задействованы все механизмы самозащиты социалистического общества». Кстати, наш Щелоков очень заинтересовался работой ЗОМО, хочет создать нечто подобное в советской милиции… — Он улыбнулся: — Во избежание.
— Не помешает, — серьезно сказал Андропов.
— Согласен, — торопливо кивнул Питовранов. Помолчав, будто собираясь с мыслями, он продолжил: — На Западе запускают пропагандистскую кампанию о массовых репрессиях в Польше, о подавлении политического плюрализма и нарушении прав человека… В общем, известная музычка. Я кое-что пролистал… Чаще всего в тамошней прессе склоняют самого Мирослава Милевского и нескольких верных его соратников — Тадеуша Грабского, Богуслава Стахуру, Тадеуша Тучапского… м-м… и Стефана Олыновского. Выходит, это самые твердые представители «партийного бетона», с ними можно иметь дело.
— Да уж, — хмыкнул Андропов, — Запад выдал им блестящие характеристики! — Он помрачнел, и сказал отрывисто: — Могу добавить последние известия от ПГУ: цэрэушники с подачи Бжезинского задействовали план по скоординированным акциям терроргрупп против советских гарнизонов. Цель ясна — вызвать жесткую реакцию наших сил в Польше и, таким образом, раздуть национализм, раскачать ситуацию… Уже — уже! За каких-то два дня! — погибло несколько десятков советских граждан, преимущественно офицеров, прапорщиков, их жён и детей. ЗОМО и польская Служба Безопасности развернули ответные действия, кое-где идут локальные бои с блокированными боевиками… — Он сжал губы, то и дело кривя их. Выдохнул, и глухо заговорил: — Вот что… Десятого января в Берлине откроется Чрезвычайное партсовещание стран соцсодружества. Там обсудят, как бы узаконив последние решения ПОРП, и… ну, скажем так, сверят часы относительно темпов и направления экономических реформ всего СЭВ. Я знаю, что вы постоянно держите руку на пульсе…
Юрий Владимирович насупился. «Высочайший» запрет на слежку за «братскими партиями» постоянно мешал КГБ, лишая разведку ценнейшей информации. Возможно, именно поэтому он и снял эти бестолковые ограничения для «Фирмы» Питовранова.
Е Пэ понятливо кивнул, даже не намечая улыбки.
— Партсовещание не зря собирают именно в Берлине — в инициативном предложении Хонеккера Леониду Ильичу о разработке «коллективных мер для оказания практической помощи польским товарищам» действительно много смысла и конкретики. Достаточно сказать, что немцы уже подключились к работе с «бетоном»… По мне, так еще интереснее инициативы Венгрии и ЧССР, но они целиком в плане вывода польской экономики из обозначившегося кризиса, причем в рамках мер по общему совершенствованию и защите СЭВ. Там и открытие в Польше филиалов «Теслы», «Шкоды», «Чепеля»… и кредитование через Международный инвестиционный банк. Полагаю, работа чехов и венгров с Грабским может стать их основным направлением… — Поправив очки, он развел руками. — Ну-у… Румынии и Болгарии мы тоже предложили включиться, но товарищ Чаушеску против,
считая, что Бухарест и без того успешно проводит экономическую политику сообразно собственным интересам, и не видит особого смысла в усилении веса механизмов СЭВ. С этим надо что-то делать, как-то привести «мамалыжников» в чувство, но… Не сейчас.А вот София, напротив, соглашается! Ну, это как раз понятно. Товарищ Живков, во-первых, пользуется существенной безвозмездной помощью по энергоносителям, в том числе, увлеченно играет в их реэкспорт. Во-вторых, сам не дурак брать кредиты на Западе — и внимательно присматривается к изменениям курса СССР в этой области. Наконец, Болгария — транзитная страна, и развитие или, наоборот, сужение сотрудничества со странами «свободного рынка» ее интересы непосредственно задевает. Зато инициативный интерес к возможным изменениям программ СЭВ проявила Югославия…— Даже так? — брови Андропова удивленно приподнялись.
— Именно так! — уверенно кивнул Питовранов. — Официально об этом — молчок, но где-то с начала декабря фиксируются четкие сигналы Белграда.
— Понятно… — затянул председатель КГБ, и мягко шлепнул ладонями по столу. — Хоть что-то в голове прояснилось.
Щелкнула дверь, и в кабинет боязливо просунулся дежурный офицер, качнув парой бокалов.
— Юрий Владимирович! — сказал он громким шепотом. — Евгений Петрович! Может… шампанского?
— Что, уже? — изумился Андропов.
— Куранты бьют!
— Наливай!
Золотистое «Советское шампанское», выдержанное в холодильнике, наполнило бокалы, а долгий гул колоколов, плывущий со Спасской башни, загулял по приемной — громкость маленького черно-белого телевизора выкрутили на полную.
— … Десять, одиннадцать… — молодой капитан госбезопасности в голос считал удары главных часов Страны Советов. — Двенадцать! Ур-ра!
— Товарищи офицеры! Поздравляю вас с Новым годом!
Бокалы сошлись над телефонами и селекторами, певуче вызванивая, словно подхватывая тающий набат.
Среда, 3 января. День
Польша, Скарбимеж
Сашка Ломов припрятал лыжи, и залёг. Винтовку, аккуратно обмотанную лентами из белого сатина (не пожалели простынь, располосовали), он подтянул поближе, и глянул в прицел.
Низенькая усадебка словно прыгнула навстречу. Крепкая каменная ограда скрывала приземистый домишко, да сараи с амбарами. Только и видно было, что крыши, горбящиеся под нависшей хмарью. И тишина…
Ломов осторожно поерзал — нет, всё нормально, удобно и тепло. В этом комбезе хоть в снегу ночуй. Да и какие в Польше морозы? Не зима, а сплошное недоразумение. Серость и сырость.
Да, именно так. Это было самое первое впечатление от «заграницы» — тускло тут и зябко…
…Усатый военком крякнул: «Ну, ребята, везет вам! Вы в команде 20-А!» А Санёк лишь глазами хлопал.
Повезли «везунчиков» в Воронеж. Там пять дней подряд куковали на пересыльном пункте, пока дождались «купца» — капитана свирепого виду. Тот отвез их куда-то под Москву, а еще суток через трое посадил на поезд. И только при виде польских погранцов до Ломова дошло, где ему выпало служить.
В ПНР тоже всё не сразу утряслось — ребят разобрали, кого куда. Вовчика в танковую часть определили, Марат к техникам на аэродром попал, а Санёк нашил себе васильковые погоны рядового ДШБ ГБ. Не баран начихал на скатерть!
Муштровали их зверски — и на кроссы каждый божий день гоняли, и стрелять учили, и убивать, чем придется — лопаткой, «розочкой», голыми руками, — и с самолета с парашютом сигать.
В самый первый раз Ломов орал дурным голосом, раскорячившись поперек двери, открытой в небо — капитан вышиб его, как пробку, и рядовой очухался лишь на земле, выплевывая подтаявший снег…
Правда, кормили в СГВ хорошо, да и рубли у поляков котировались — родители слали Сашке четвертные в конвертах с письмами, предварительно намазав зубной пастой, чтобы на свету не различить купюры. Иначе обязательно вскроют…
…Ломов прислушался. Медленно повернул голову направо — Мишка Кобрин сидел недвижимо, устроившись в развилке кряжистой сосны. Налево…
Капитан приподнял голову, и знаками показал Сашке: «Готовность раз». Ломов ответил на пальцах: «Понял».
Странно… Теплых, доверительных отношений с поляками у него не было. Да и с полячками тоже. Фальшивый народ.