Спасти СССР. Реализация
Шрифт:
— Я предпочитаю называть это действо «Великой шахматной доской», — скупо улыбнулся хозяин кабинета. — Американцы просто обязаны выигрывать партию за партией, но для этого требуются гроссмейстеры… А, вообще, если уж говорить о генезисе ситуации, то начать надо, как минимум с провозглашенной, в качестве внешнеполитической концепции Линдона Джонсона, общей стратегии — «Политики Наведения Мостов», сформулированной при активном участии вашего покорного слуги. Помнится, госсекретарь Дин Раск четко определил главную цель такой политики: «мирными средствами поощрять в коммунистическом мире эволюцию к открытым обществам». Ну-у… На тот момент эта идея представлялась истеблишменту, в целом, удачной заменой непрерывной и всё более дорогостоящей военно-технической гонки. Всё более фееричной по своим основным и сопутствующим научно-техническим результатам, но не позволявшей рассчитывать на значимый прогресс собственно общества США. Тогда это представлялось важным, наиболее адекватным и в правящем сообществе США, где «имплементация во власть» значимого числа университетских кадров не оставалась без последствий в экспертных сообществах — и в гражданском, и даже в военном, изрядно взбаламученном Робертом Макнамарой и его командой «Мудрых детей». А последовавший за этим Вьетнам и Чехословакия,
На минутку зависло молчание. Советник президента по нацбезопасности и его гость словно обдумывали ветвящиеся варианты беседы.
— Сейчас всё очень смутно, мистер Бжезинский… — Экс-полковник вздёрнул брови, словно удивляясь этому обстоятельству.
— Просто Збигнев.
— Мне даже кажется, Збигнев… Нет, я уверен, что нынешние либеральные пляски утихнут, как только наше… э-э… позднеиндустриальное общество начнет переходить к постиндустриальному финансовому капитализму. Можно ли так сказать, как вы думаете?
Бжезинский хмыкнул, и вернулся на свое место. Облокотился на полированную столешницу, и лишь затем проговорил, медленно и весомо:
— В самом общем виде, полагаю — можно. Хотя логическая цепочка выглядит несколько длиннее. И не только я так полагаю. Сами финансисты чикагской школы призывают «спасать капитализм от капиталистов»! Фактически, требуя контроля над структурой и поведением могущественных промышленных групп, банкиры готовятся породить своих собственных Левиафанов. Другое дело, насколько их расчеты обоснованы. Стоит только загнать глобальную экономику в серьезнейший кризис, как финансисты тут же помчатся за спасением к тем самым правительствам, от услуг которых они уже готовы были вот-вот отказаться… Да и с самим термином «постиндустриальный» я рекомендовал бы обращаться максимально осторожно — в значительной мере, он связан с критической переоценкой темпов пришествия нового технологического уклада, который, в частности, мог бы если не вовсе устранить связь денег с реальными товарами, то, во всяком случае, принципиально ее сократить. Да и вообще, как мне кажется, финансисты, привыкшие к виртуальным операциям, порождающим деньги как бы «из ничего», слишком доверяют типичным рекламным трюкам. Но желания «старых белых людей» от этой неадекватности никуда не пропадают. Одно из следствий… — «пан Збышек» задумался, и слегка пожал плечами. — Нет, в самом деле — если можно, не рискуя войной, свергнуть правительство, придерживающееся враждебной идеологии, то отчего бы не устранять правительства «номинально дружественные», но недостаточно эффективные? Наконец, отчего бы в каких-то случаях, на каких-то территориях, вообще отказаться от единых правительств-клиентов? Их системная ответственность требует стабилизирующих расходов патрона — снижающих норму прибыли и эффективность простых, в сущности, финансовых операций. А правительства дружественные, но безответственные — это и вовсе нахлебники!
Чешиньский завозился, и щелкнул пальцами.
— Но следующий шаг эти люди как бы не видят — системная реакция подопытных на такие эксперименты ускользает от «старых белых людей». Они не хотят ее видеть и не могут оценивать на органически присущем ей системном уровне, получая оппозицию не только в традиционно нелояльных или «малолояльных» группах социума, но и среди прежних традиционных союзников — хотя бы тех же промышленных корпораций! Эта системная реакция не то ли, что вы называете «глобальным политическим пробуждением»?
Бжезинский с интересом поглядел на своего визави.
— Да, именно этот процесс! Мною и другая его сторона отмечена, но определена, опять же, как свойство конфликтующих элит, мешающее реализации «чистой концепции». Притом я, как будто, отметаю ту идею, что социальная «вертикаль» может быть прозрачна не только для персон, начинающих «в новом качестве с чистого листа», но и для настроений, мнений, идей… Следовательно, часть элитариев, не уложившихся в «глобальную конструкцию», не вписывается в нее не только по причине личных амбиций, но и ввиду того, что их собственные государства сохраняют высокий статус в их иерархии приоритетов! — Он тонко улыбнулся, и заговорил почти вкрадчиво: — Но тут нужно учитывать, что я, хоть и в большой степени «ястреб», не похожу на обычных наших «ястребов»! Даже такой нетрадиционный «вашингтонец», как Макнамара в роли министра обороны США, был более заинтересован в «новейшем железе», чем я в роли советника по национальной безопасности мистера Картера!
Бжезинский смолк, чувствуя, что становится излишне откровенен перед будущим подчиненным. Незачем ему знать те мотивы, что движут непосредственным начальством.
Збиг задумался, формулируя ответ для себя самого. За ним стоял, как можно полагать, не страх перед весьма абстрактно представляемыми комми (его толкования были существенно конкретнее, и в целом — точнее, хотя эмоциональная составляющая присутствовала, без сомнения) и не желание, поднакопив силы, обрушить всю мощь американских вооруженных сил на «ненавистых супостатов».
Он исходил из возможности победить на «Великой шахматной доске» без непосредственного использования военной силы против главного противника — то есть, против СССР. Поэтому Збиг вписался в истеблишмент именно со времен объявления о «наведении мостов». К чему тупо переть в атаку, если, скажем, можно пройти по «тропе Эфиальта»?
— Мне бы не хотелось, Гжегож, видеть в вас лишь исполнителя, — сухо молвил Бжезинский. — Хочется иметь дело с соратником, понимающим и разделяющим мои идеи, мои устремления, мое понимание пути… Не буду долго и нудно определять его, скажу только, что успех поколения, вошедшего в федеральную политику США и занимавшего посты в специальных областях при Роберте Макнамаре, в том числе, и в работе против СССР — определялся, кроме прочего, комплексным видением многофакторных и поливариантных процессов. И, в качестве одного из следствий — умением и способностью вести «диалог на понимание» с противной стороной. Даже со своим непосредственным соперником и непростым оппонентом, местами врагом. Поэтому у них, в итоге, многое получалось и получилось.
— Ваше «видение многофакторных и поливариантных процессов»… —
заинтересованно вступил Чешиньский. — Потоковое, скажем так, видение процессов и мое «изучение под разными углами зрения» — это одно и то же? Или разное? Я-таки подозреваю, что разное…— Отчасти разное, да… — затянул Збигнев, тотчас оживляясь. —
Вот по аналогии: на столике микроскопа — образец. Мы можем его по-разному освещать, рассматривать в различном спектре при выбираемом нами наклоне столика, и тому подобное. То есть, — «рассматривать под разными углами зрения». Почти буквально, — улыбнулся он. — Но, если образец — живой организм, то он может реагировать на наше изучение его состояния. Состояние меняется, начинается движение — ну хотя бы на уровне каких-нибудь «ложноножек». Мы решаем — изменить условия эксперимента! А вдруг тогда мы просто не сможем понять, что мы тут, собственно, видим? Если теория, на которую мы пытались опираться при выборе условий эксперимента, никаких «ложноножек» не предусматривала, то у нас просто не будет понятийного аппарата для описания измененных состояний, и для описания — хотя бы! не говоря уже о понимании! — механизма изменений. И что тогда? Отрабатывать полностью заданную программу?.. Которая уже не способна вполне отобразить поведение исследуемого образца, вдруг оказавшегося организмом, и не позволит понять его природу? Нет, необходимо понимание самого факта изменений правил игры при старте процесса изучения! Нужно понимать — что делать, если правила меняются, и как организовать дальнейшее изучение вопроса в условиях изменившихся правил. В общем, динамичен не только сам процесс изучения (под разными углами зрения!). Изучаемое явление само находится в динамике, и процесс исследования, чтобы получить адекватные представления о явлении и предмете, должен учитывать эту динамику. А предмет, опять же, может отреагировать и, в том числе, не так как мы ожидаем! Умение и желание работать в подобной парадигме — собственно в потоке предположений, воздействий, и реакций — вот о нём идет речь. Поток предполагает и непрерывность получения новой информации, и непрерывность ее обработки, а также — непрерывность изменений, как в самой получаемой информации, так и в правилах ее обработки, на которые влияет изменение потока данных. Вот как-то так. Не скрою, ценные кадры подбираются, хотя и не так массово, как желалось бы. Скажем, в Госдеп пришла исключительно перспективная и очень молодая «Фи-Бета-Каппа» — доктор политологии Денверского университета и сотрудница Стэнфордского центра Кондолиза Райс, а к моему аппарату в СНБ присоединилась весьма даровитая Мадлен Олбрайт. Кстати, несмотря на принадлежность Райс к Государственному департаменту, стоит обратить внимание на сочетание показательных моментов в ее биографии — в минувшую пару лет Конди плотно работала по СССР и Польше. Помнится, Гжегож, вы долго занимались вопросом репрессий против «Халька» в Афганистане… Я интересовался вашей работой, и… Поэтому, собственно, вы и здесь. — Он фыркнул. — Возможно, вам будет интересно, как «молодые львы и львицы» внешнеполитического и «специального» направлений оценили провал «левого» заговора в Кабуле… — взяв паузу, Збиг выпалил: — Как удачный ход СССР!
— Ну уж… — растерянно промямлил Чешиньский. — Как-то это… Хм…
— Да, Гжегож! Да! — воскликнул Бжезинский в запале. — Они уверены, что так называемый «провал» на самом деле то ли расчетливый и циничный акт сдачи идеологических союзников, то ли ловкий экспромт! Русские использовали сугубо профессиональную удачу спецслужб Сардара для оптимизации своей роли в регионе и — вдумайтесь! — для обеспечения устойчивости той самой, намеченной в аппарате СНБ «южной дуги нестабильности»! Как вам этакий поворот? Одним ударом, ценой некоторого идеологического ущерба на периферии, СССР развязал себе руки на европейском направлении! Теперь свое влияние противник, судя по проснувшейся вдруг динамике и нетривиальному интересу к структурным проблемам экономики «мира социализма», обращает как раз на те вопросы, которые еще со времен Киссинджера рассматривались, как одно из окон уязвимости СССР. А если, против ожиданий, советское руководство разберется, и былая опасная подвижность соцсодружества, застывшая, подмороженная Пражской весной и польскими проблемами конца шестидесятых, возобновится вместе с темпами роста экономических показателей?
— Тревожная перспективка… — пробормотал Чешиньский.
— Весьма! — энергично кивнул Збигнев. — Варианты у нас есть, но времени маловато — хорошо бы провести необходимую перегруппировку и нанести удар до Олимпиады в Москве! Скажем, устранить Дауд-хана руками «обиженных» и затаившихся «халькистов», одновременно подогревая оппонентов модернизации через саудовского монарха и… — он задумался. — Хм… В этом случае… Возможно, стоит не подавлять аятолл и прочих врагов шаха, а напротив, поработать с новым Ираном, открыв второй фронт в Афганистане и повысив напряженность на ирано-советской границе. Таким образом, возможно, удастся всё же переключить фокус внимания руководства СССР с Польши на южную границу. А развить ситуацию — пусть и не до полномасштабного вторжения! — всегда нелишне. Но сейчас, здесь, с вами, лучше рассмотреть иной вариант — максимально активизировать структуры, уже подготовленные в Польше! А резкая реакция СССР в подобной ситуации — именно то, что надо. Объект провокаций напрашивается сам — подходящий гарнизон Северной группы войск и, в случае избрания именно этого подхода, необходимо стремиться к тому, чтобы эта реакция стала максимально жесткой! Для этого на каком-то этапе можно поработать хоть и непосредственно на границе с Калининградской областью или с Литвой. Единственно, в этом случае придется вам самим, в том числе, контролировать «протестующую молодежь». А мы, со своей стороны, попробуем сориентироваться в позиции Китая по конфликту с Вьетнамом, обеспечить ее поддержкой и… Можно получить неплохую комбинацию! Бросить дополнительные ресурсы туда, где обозначается успех — и вот планы по прямому вовлечению СССР в конфликт, наподобие вьетнамского, становятся вполне осязаемы! — помолчав, остывая, Бжезинский сказал с чувством: — Но ваше направление, Гжегож, основное. Помните об этом!
У Чешиньского перехватило дыхание. Вставая, он вытолкнул:
— Ешче Польска не згинела!
Глава 11
Суббота, 30 декабря. День
Ленинград, Владимирская площадь
Помнится, по малолетству я никак не мог понять, почему пятачок, где сошлись Владимирский и Загородный проспекты, считается площадью. Ведь так называть можно было лишь что-то большое, просторное, вроде площади Декабристов! А тут… Уширили проезжую часть — и всё.