Спасти СССР. Реализация
Шрифт:
Ничего, сдержался. Совладал. И вот снова — проблема выбора.
Тяжкого выбора. Нет, мне нисколько не жаль «Серого». Если бы кто-нибудь уронил «№ 4» на рельсы, то я испытал бы тихую радость и громадное облегчение. А тяжко оттого, что этим кем-нибудь должен стать я, больше некому.
Убивать — страшно. И мерзко. А выбора-то и нет…
У меня совершенно ковбойская альтернатива: «Убей или умри».
«Нет уж, — усмехнулся я, — помирать нам рановато. Есть у нас еще дома дела!»
— Станция «Василеостровская».
Я то ускорял шаг, то снова забывал о быстроте.
Людные линии «Васьки» остались позади. Я свернул на тихую улочку, и порадовался, увидав за беленым забором тот самый расселенный дом, покорно ждущий сноса.
Утренний снежок покрыл асфальт тоненьким слоем, скорее даже налетом, будто белой, накрахмаленной простыней —
«четвертый» топал за мною в открытую, хотя и сохраняя дистанцию, и его шаги отзывались размеренным хрупаньем.
Я резко обернулся, играя испуг, и припустил к забору. Торопливо раздвинул доски, юркнул за ограждение — и проложил четкий след к парадному.
В дверном проеме замер на секундочку, прислушиваясь: частые шаги выдали «Серого». Мне оставалось мрачно улыбнуться — и броситься по лестнице вверх, громко колотя ботинками по ступеням.
На верхнем этаже я торопливо натянул перчатки, и поднялся наверх — перекладины из крашеных арматурин загудели басовыми струнами.
Сгоряча я хотел просто наброситься на «хунтёнка», но трап, ведущий на чердак, подсказал более здравую идею. Здравую для меня, разумеется.
Хапая воздух ртом, я переступил ногами по скрипучему керамзиту, и ухватился за тяжелый люк. Глянул вниз.
Солнце садилось, но света в разбитые окна лилось достаточно. Но сначала «Серого» выдали звуки — громко шуршала болоньевая куртка, «загонщик» шумно дышал и шаркал, ступая через две ступеньки. Капюшон он сбросил, и отсвечивал круглой, коротко стриженной головой.
«Осужденный…»
Поднявшись наверх, «Серый» заглянул в одну квартиру, проверил соседнюю — и сноровисто полез на чердак.
Я замер, почти ничего не слыша — частый пульс пищал в ушах. Нервно облизал губы, отчаянно торопя неизбежное.
Едва шишковатая, в полосках шрамов, голова бандита показалась над краем люка, я с силой опустил крышку. Короткий грохот разнесся по чердачному пространству, по этажам, вспугнув голубей. И тишина…
Хрипло дыша, я поднял крышку. «Четвертый» лежал внизу, скорчившись, раскидав руки и ноги, будто изображая кособокую свастику.
— Твою ж ма-ать! — вытолкнул я, встретившись глазами с удивленным взглядом… Мертвым взглядом, идиот!
Да, да! Мертвым! Там, внизу, уже некому на тебя смотреть! Душонку черти забрали, а пустое тело не опасно. Словно подтверждая данный вывод, под разбитой головой набухла черная лужица.
Всхлипывая, я дышал глубоко и часто, словно одолел стометровку за рекордное время. Шатаясь, как пьяный, пробрался к слуховому окну и вытащил из-под сыпучего керамзита пакет с приемником и наушниками.
«Ходу!»
По стальной лестнице я спускался осторожно, держась за раму, чтобы сохранились отпечатки пальцев «Серого». Осторожно, напрягаясь и покряхтывая, опустил крышку. Ступил на лестничную площадку… Перешагнул через труп…
Я изнывал от тягостного
желания скорее покинуть страшное место, но задержался. Снял перчатку… Переборол себя, но коснулся уродливо короткой шеи. Пульса не было, да и живой сугрев покидал убитого.«Готов…»
…Солнце село и все тени слились, сгущая сумерки. Днем небо радовало ясной синевой, лишь по горизонту копилась, мрела серая дымка, похожая на белёсый туманец, а к вечеру всю вышину заволокло однообразной пепельной хмарью, безрадостной и скучной. Отличная погода для убийства.
Тот же день, позже
Ленинград, улица Звездная
Не думаю, что мою персону накрыло колпаком «наружки». Следить за мной не комильфо, ведь я как бы член команды «КГБ» и тоже играю со сборной ЦРУ. Минцев, правда, намекал, что меня возьмут под охрану, но какой смысл? У Вудроффа просто нет лишних оперативников, а тех, что в строю, плотно ведут наши. Шаг влево, шаг вправо…
Разумеется, опасность насильственной эксфильтрации оставалась, но ведь для «киднеппинга» потребны и финансы, и связи, и транспорт, и люди. А где всё это взять рыжему Фреду?
Допустим, прилетит группа накачанных «туристов»… Так их же сразу возьмут «на контроль», чтобы строго следовали указанному маршруту, и не «сбивались с пути». А перейти границу со связанным и усыпленным «Странником»… Та еще задачка.
Шагая к Боткинской больнице, я прикидывал, где именно можно покинуть пределы СССР. Первый способ — через пункт пропуска в Торфяновке. Сунут меня в багажник машины с дипломатическими номерами, и вывезут, как контрабандного осетра. На той стороне, в Финляндии, цэрэушников примут, шаркая ножками перед «белыми сахибами». Вот только минуют ли «сахибы» советских погранцов? Ответ отрицательный…
Второй способ — не посуху, а морем, от латвийских берегов — к шведским. На каком-нибудь рыбацком мотоботе — такая посудина низко сидит, локатор патрульного катера может и не взять ее, особенно на свежем ветру, когда волны разгуляются. А если еще и в тумане, да ночной порой… Шансы приличные.
Закладку я изъял в потемках — из-под оцинкованного отлива замурованного окна. Сюда, к глухой стене двухэтажного больничного павильона, наведывались, разве что, санитарки, вешавшие стиранные халаты на просушку. Так то — днём, а я прокрался в потемках. Вынул пухлый пакет на ощупь — и удалился. И опять в метро. Потом — трамвай, сине-красная «двойка». Доехал до улицы Пестеля и в условном месте начертал помадой цифру «семь».
Сегодня же позвоню Минцеву, а завтра с утра торжественно вручу пакет куратору, как новогодний подарок…
…На перроне станции «Технологический институт» я задержался. Ситуация, конечно, дичайшая — «двойной агент» задумчиво топчется, а в модной холщевой сумке у него длинноволновый приемник, наушники и гостинец из Лэнгли…
Но я лишь сумрачно сопел, не ведая страха. До того устал, что тревоги не проникали в отупевшую голову.
Мне оставалось пешочком прогуляться до дому, поужинать, посидеть у телевизора… Родителей я дождусь не скоро — сотрудники Военно-медицинской академии с женами чинно провожают старый год.