Спираль

Сотрудники студии верили и не верили словам Маки. Они не отрицали, что объяснения девушки звучат правдоподобно и убедительно, но вдохновенный и счастливый вид Маки все-таки давал повод сомневаться.

Маку Ландия ничуть не волновали ни удивленное лицо председателя комитета, ни разговоры сотрудников сценарного отделения студии телевизионных фильмов. Радость девушки, что она впервые сделала серьезный самостоятельный шаг, не имела границ. Впервые ей захотелось встать лицом к лицу с жизнью, впервые она поняла, какое счастье приносит успех, добытый своими силами и способностями.

«Что скажет Рамаз Коринтели, узнав, что я сама себя понизила?»

Мака вздрогнула.

«Почему я вспомнила о нем?

Меня ведь не интересует, кто и как относится к моему решению?

Может быть, Коринтели пришел на ум потому, что после разговора с ним я протрезвела и по-иному взглянула на жизнь?

Конечно, поэтому!

Стоит ли обманываться, в душе-то я чувствую, как мне интересно, что он скажет, услышав о моем решении?»

«Я боюсь влюбиться в вас!» — вспомнились ей вдруг слова Рамаза Коринтели.

Мака невольно оглянулась. Эта фраза прозвучала настолько отчетливо, что она испугалась, не услышал ли ее кто-то еще. Она даже забыла, что, кроме нее, в кабинете никого нет.

«Уж не запал ли мне в душу этот высокий, статный парень, больше смахивающий на ватерполиста, чем на ученого?»

Собственное предположение смутило девушку, хотя она уловила некое приятное чувство, будто ласковый ветерок обдавшее ее щеки.

Мака заперла дверь. Еще несколько дней — прежде чем назначат нового заместителя, а ей отведут стол в общей комнате — Маке придется занимать кабинет зама главного редактора. Она достала из сумки зеркальце и заинтересованно посмотрела в него. Девушка лучше всех знала, что она из себя представляет. Не сказать чтобы красива, но умные глаза и особенно запоминающийся взгляд придавали ей некую загадочность и романтичность. В ней было нечто такое, что невозможно передать словами. Поставьте ее в шеренгу женщин, и первой, на ком остановится ваш взгляд, непременно окажется Мака Ландия.

«Боюсь влюбиться в вас!» — снова услышала она голос Рамаза Коринтели.

«Что скажет он, узнав о моем решении?» Мака поняла, что не имеет смысла обманывать себя. Она призналась, что ей очень интересно мнение молодого ученого.

«Как он воспримет? Поразится? Удивится? Обрадуется?»

Снова ощутила она на лице приятную ласку ветерка.

«Обрадуется?

С какой стати он должен обрадоваться?

Допустим, обрадовался, какое мне дело до радостей незнакомого человека?

Или все-таки есть дело? Или все-таки меня интересует его мнение? Как мне назвать такую собственную дотошность?

Любовью?

Скажем, любовью. Ну и что? Все это и есть любовь?

Может быть, мое нынешнее состояние — злорадство оскорбленной девушки? Вчера он оскорбил меня. Откровенно говоря, если не считать бестактным бросание оскорблений в лицо, правда на его стороне. Может быть, мое решение не более чем реакция, не более чем ответ на его бесцеремонную, неуместную правду. Может быть, для того я и загорелась, чтобы до него дошла весть о моем шаге? Если я поняла свою ошибку и с сегодняшнего дня постараюсь жить по-другому, что мне до того, узнает о моем решении или нет какой-то Рамаз Коринтели, с которым, можно сказать, я вообще не знакома?»

«Боюсь влюбиться в вас!» — опять громко прозвучал голос Рамаза.

Мака вдруг увидела встроенный в шкаф телевизор.

С экрана прямо на нее воззрился солидный седой мужчина. Девушка оторопела. Ею овладело такое чувство, будто этот седой тайком прокрался в кабинет, бессовестно подслушал и подсмотрел.

Звук телевизора был приглушен до конца, однако седой мужчина с таким упорством смотрел с экрана, словно застал девушку на месте преступления.

Разнервничавшись, она с силой ткнула пальцем в кнопку и выключила телевизор. Несколько минут оцепенело смотрела на погасший экран, затем огляделась, не пробрался ли в кабинет кто-нибудь еще.

«Может быть, все это и есть любовь? — невольно продолжала размышлять Мака. — Невероятно! — тут же решила она. — Любовь не может заключаться только в чувстве приязни к человеку!»

Девушка сунула в сумку зеркальце, откинулась на спинку стула и зажмурилась.

«Да, может быть, это начало! Может быть, так и начинается любовь!»

Мака Ландия встала и улыбнулась в пространство. Она не понимала, что произошло, не могла заставить себя анализировать чувство, посетившее ее.

Главное, она чувствовала себя бесконечно счастливой.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

— В Москву собираешься? — спросил Рамаза Сосо Шадури.

— Через два дня.

— Что случилось?

— Тебе очень интересно?

— Ты, кажется, прекрасно знаешь, что я не люблю, когда со мной так разговаривают.

— Мне кажется, и ты прекрасно знаешь, что я не люблю, когда суют нос в мои дела.

— Я в твои дела не суюсь. Меня интересует, будет ли у тебя время, можем подкинуть одно стоящее дело.

— Ты же сомневался, что я настоящий Рамаз Коринтели.

— Никогда не сомневался. Слава богу, я пока еще не жалуюсь на склероз, знаю тебя и жареного и пареного. Я подозревал, что ты решил отколоться от нас, наплел про потерю памяти, чтобы не отвечать за прошлое. Одновременно я убедился, что ты многое замалчивал. Многое утаил от нас, не раскрывался до конца. Был одним человеком, а играл другого. На защите твоего диплома или диссертации я получил ответ на многие неясные вопросы.

— На защите я тебя заметил. Почему не подождал меня?

— На поезд опаздывал. Менял на месяц местожительство.

— Ладно, ты, скажем, думал, что я воспользовался несчастным случаем, чтобы выйти из игры и не нести ответственность за прошлое. Однако после того я принял участие в не очень-то пустячной операции.

— Я не препираться пришел. У тебя большое будущее. После той операции можешь совсем отвалить от нас. Можешь даже не прощаться. Такому человеку, как ты, не место среди нас. С сегодняшнего дня ты свободен. Просто я хотел подкинуть тебе одно стоящее предложение. Солидное дело. Нам без тебя зарез. Если согласишься, облегчишь нам операцию.

— Чем?

— Нужен человек, знающий языки.

— Сколько принесет операция?

— Сто тысяч долларов!

— Долларов?

— Да, долларов, которые я за неделю превращу в триста тысяч рублей.

— На дело с иностранцами не пойду.

— И не просим.

— Тогда откуда доллары? — Рамаз с отвращением посмотрел на густые брови и волосы Сосо Шадури, прикидывая, как когда-то, какого калибра пуля может прошить его бронированный лоб.

— Расскажу подробно. Одного нашего кореша в Москве познакомили с иностранцем, если не ошибаюсь, с английским дипломатом, который ищет уникальные марки. Он перечислил моему дружку около двадцати тех, которые, по его расчетам, должны быть у московских филателистов. Мой друг…