Спираль

— Ценность коллекции определяется характером марок, а не количеством. У меня есть хорошие марки, но не настолько, чтобы считать мою коллекцию уникальной. Хотя есть у меня одна марка, она-то моя настоящая гордость! — У старика заблестели глаза. — Пройдемте в кабинет. Я хочу показать вам ее.

Все прошли в кабинет. Рамаз сразу увидел множество марок, выставленных за стеклом. Он взял себя в руки, стараясь не обнаруживать волнения. Напустив на себя вид, будто марки его не интересуют, он подошел к книжным полкам и вытащил первый том старинного издания истории математики.

— Ну, пожалуйста, а то дедушка обидится! — шепнула ему Лия.

— Иду, иду! — Рамаз подошел к заполненной марками витрине. — Извините меня, но я увидел такие книги, что глаз не мог оторвать.

Он напряг внимание, подхлестываемый страстью поскорее увидеть марку, стоящую сто тысяч долларов.

— Вот моя гордость, мой «Трафальгар»! — Варлам открыл малахитовую коробочку и показал гостю бережно завернутую в целлофан марку. Глаза старого физика озаряла радость, морщинистое лицо его было преисполнено гордости.

— Во сколько же оценивается ваш «Трафальгар»? — как бы вскользь поинтересовался Рамаз.

— В значительную, в весьма значительную сумму. Многие, имей они желание, не смогли бы купить ее! — захихикал старик. — Между прочим, мне как-то не по себе становится, когда люди, несведущие в филателии, ценят марки только за их стоимость.

— Я уже говорил, что не имею о филателии представления. Поэтому не знаю, в чем ценность марки. В красоте? Но марки в витрине намного красивее вашего «Трафальгара»! — как бы с досадой заметил гость.

— Вы правы, полностью правы. Мой «Трафальгар» стоит приблизительно около двухсот тысяч долларов.

— Что ты говоришь, дедушка! — вскричала Лия.

— Да, да, двести тысяч долларов!

— Этот клочок бумаги? — якобы не поверил Рамаз.

В ответ старик захлопнул коробочку и спрятал ее обратно в секретер.

— Марки не ваша стихия, лучше я вам покажу книги. — Варлам Гигошвили, по-видимому, был уязвлен в самое сердце.

— Вы правы. Филателия для меня настоящая китайская грамота. Мне вспоминается анекдот или истинное происшествие, рассказанное мне в Париже два месяца назад. Если я не злоупотребляю вашим вниманием, готов рассказать.

— С большим удовольствием слушаю вас, с большим удовольствием!

— Вы не обидитесь? Анекдот о филателисте.

— Тем более приятно, я весь внимание.

— Жил в Лионе некий молодой человек, с детства увлекавшийся филателией. До сорока лет прожил он, не зная женщин. Представляете себе француза, до сорокалетнего возраста не знавшего женщин? — Рамаз подмигнул Лии.

— Истинное чудо! — хихикнул старик.

Лия рассмеялась. От старого физика не укрылось, какими глазами смотрит на гостя его внучка, и он укоризненно погрозил ей пальцем.

— В один прекрасный день наш лионский филателист приехал в Париж, — продолжал Рамаз. — Там он встретился с одной женщиной и впервые познал вкус любви. Он тут же кинулся к телефону, соединился с матушкой в Лионе и велел ей сейчас же выбросить его марки в огонь. «У меня переменилось хобби, я узнал вкус любви!»

— Замечательно! — смеялся Варлам. — Истинно французский анекдот. Однако, милый мой, я не похож на вашего филателиста. Я никогда не был записным ловеласом, хотя любовь и меня несколько раз заставляла терять голову. А ты, Лиечка, приготовь нам чай. Вы нагрянули неожиданно, у меня, увы, особенно нечем вас угостить.

— Что ты! Наоборот, это мы извиняемся за беспокойство.

— Лия, мне пришла в голову одна мысль, — сказал Рамаз. — Давайте завтра пообедаем втроем.

— Я с большим удовольствием схожу с вами в ресторан, — обрадовался Варлам.

Лии явно не понравилось предложение Рамаза, но делать было нечего.

— Как хотите, — сказала она.

— Куда пойдем? — Рамаз словно не заметил досаду молодой женщины.

— Это я обдумаю! Когда вы пожалуете завтра ко мне, предложу вам свой вариант, разумеется, если вы согласитесь.

— Мы полагаемся на ваш выбор! — засмеялся Рамаз. — Лия, завтрашнее заседание в академии закончится примерно в половине пятого, я прихожу к тебе, а к половине шестого попросим нашего дорогого хозяина быть готовым. До свидания, батоно Варлам!

Лия молчала, пока они не сели в такси.

— Зачем тебе вздумалось приглашать дедушку? — спросила она, удобно устроившись на сиденье.

— Он мне понравился, прелестный старик. Люблю поговорить со старыми интеллигентами. И, главное, хотелось тебе угодить.

— Ты не забыл, что у нас осталось всего-навсего два дня? С какой стати я должна делиться этим временем пусть даже с самыми близкими людьми?

— Почему всего-навсего? Разве у нас впереди не целая жизнь? — наивно удивился Рамаз.

— Нет, жизнь моя, — как маленького ребенка, приласкала его Лия. — К сожалению, у нас осталось только два дня. Больше нам уже не встречаться друг с другом. Я знаю, для меня настают очень тяжелые дни, мне очень горько расставаться с тобой, но что поделаешь, через себя не перепрыгнешь. Бог, видимо, не разбрасывается счастливыми минутами. Я благодарна ему и за те несколько дней, которые провела с тобой. А ты, я уверена, поступишь так, как подобает истинному интеллигенту и рыцарю! Ты понимаешь меня?

— Я понимаю лишь одно. Если твое решение окончательное, я теряю человека, подобного которому никого и никогда не любил, хотя, откровенно говоря, я верю, что бог не оставит меня.

* * *

— Все в порядке? — спросил, выйдя из такси, Рамаз.

— Как и договаривались, двадцать минут назад вошел с каким-то мужчиной, — ответил Роман Гугава.

— Он сидит за соседним столиком. На нем темно-синий костюм и темно-красный галстук, — полушепотом рассказывал Сосо Шадури. — Ты садись за стол справа, ближе к нему. Здесь так тесно, что столики стоят совсем рядом. Вас никто не услышит.

— Ладно, все будет в ажуре. Глядите веселее, бросьте шептаться.

Метрдотель встретил гостей в дверях и проводил их к заранее заказанному и уже накрытому столику.

Рамаз издали обратил внимание на высокого, светловолосого англичанина. Спокойно подойдя к столику, он выдвинул стул и сел, даже не повернувшись в его сторону.

— Я, кажется, говорил, порадостнее лица! — улыбаясь, процедил сквозь зубы Рамаз. — И, главное, не пяльтесь на них.

Сосо с Романом сидели напротив Рамаза, лицом к англичанину.