Спираль

На сей раз голос отца показался Маке теплее.

— Я написала заявление!

— Какое заявление?

— Я не хочу оставаться заместителем главного редактора. Прошу перевести меня в простые редакторы.

— Ты уже подала его?

— Я только час назад написала. Завтра утром подам председателю комитета

— Ты окончательно решила?

— Да, окончательно.

— Что же, в таком случае, требуется от меня?

— Я посчитала нужным сказать тебе.

— Тебе трудно? Не справляешься с работой?

В столовую вошла мать и подсела к столу, испуганными глазами глядя на дочь.

— Нет, работа мне по силам.

— В таком случае, что произошло?

— В сценарном отделе много редакторов, которые по стажу и творческому опыту больше меня достойны должности заместителя. Я не хочу пользоваться твоим влиянием. И не хочу бросать на тебя тень, чтобы кто-то говорил, что ты злоупотребляешь должностью. Хочу добиться всего самостоятельно. И не желаю быть притчей во языцех.

— Рта никому не замажешь.

— Главное, что я хочу достичь всего сама, без протекции влиятельного родителя. Я знаю, что твои имя и фамилия все равно будут помогать мне, облегчат дело, обеспечат почет и уважение, но тут ничего не поделаешь — от чего не убежишь, не стоит и бежать. Мне хочется, чтобы ты согласился со мной, что мы плохо поступили, когда сразу назначили меня на такую должность.

Отец ничего не ответил. Поднес чашечку ко рту. Отпил кофе.

— Когда ты надумала написать заявление?

— Сегодня.

— Тебя и прежде смущало твое выдвижение или что-то произошло вдруг?

Мака смешалась. Она не могла обманывать отца. И поняла, что от его проницательных глаз ничего не укрылось.

— Какое имеет значение, когда и почему я решила? Главное, что решила.

— Я искренне приветствую твое решение. Я всегда верил в твой талант и благородство. Я рад, что ты не похожа на иных молодых людей, обнаглевших по милости родителей. Я согласен, чтобы ты начала все сначала. Только одно заставляет меня серьезно призадуматься. Еще вчера подобные мысли тебе и в голову не приходили. Что произошло в течение последних двадцати четырех часов? Мне кажется, и у меня есть основания подозревать, что ты что-то недоговариваешь. Если и потом ты не изменишь свое решение, тогда смело переходи свой Рубикон.

Отец встал, подошел к дочери, поцеловал ее в лоб и повернулся к раскрасневшейся от волнения супруге, которая все это время слушала их диалог.

— Не переживай. Я доверяю Маке. Моя умная девочка так просто не оступится. Ну, а я снова на службу!

* * *

Председатель комитета долго вертел в руках заявление, не в силах понять, что произошло, почему Мака вдруг решила из замов перейти в простые редакторы.

— Может быть, ее кто-то обидел? — допрашивал он главного редактора сценарного отдела студии телефильмов.

— Наоборот, пылинки с нее сдували, на цыпочках вокруг нее ходили.

— С работой, что ли, не справляется, должность не по силам?

— Мака — талантливая девочка и хороший организатор.

— В таком случае, что стряслось? В заявлении она не указывает причин, по которым просится в редакторы. И не говорила, с чего она вдруг?

— Ничего не сказала, кроме того, что в заявлении, — хочу быть обыкновенным редактором.

Председатель комитета снял очки и пожал плечами.

— Где она сейчас?

— Там сидит, в приемной.

Ираклий Ломидзе нажал клавишу селектора и велел секретарше попросить Маку к нему.

Дверь кабинета открылась. Мака вошла и остановилась у порога.

— Проходите, Мака! — улыбаясь, пригласил ее председатель комитета, встал, сделал несколько шагов навстречу девушке, выдвинул стул. — Садитесь, пожалуйста!

— Благодарю вас! — Мака села.

— Как прикажете понимать ваше заявление? Может быть, вас кто-то обидел? Может быть, вы услышали о себе что-то плохое или недостойное?

— Нет, батоно Ираклий, никто меня не обижал. К сожалению, я в свое время не учла, что должности заместителя прежде меня достойны более опытные и заслуженные люди.

— Да, но… — смешался председатель комитета. — А ваш отец знает?

— Знает, я ему вчера сказала.

— И что он?

— Согласен.

Председатель комитета взял лежавшие на столе очки и принялся тщательно протирать их. Они были чисты, но он не знал, какое принять решение, и старался оттянуть время, чтобы найти выход из положения.

— Я все-таки должен позвонить ему, — председатель комитета снял трубку и набрал номер. Разговаривать долго не пришлось — Георгий Ландия был на заседании коллегии.

Председатель комитета положил трубку на аппарат, покачал головой, это означало, что он ничего не понимает, и после некоторого молчания повернулся к Маке:

— Значит, ваш папа согласен. Если таково ваше желание, я не против, но меня поражает ваше решение. Поражает, ибо я не могу понять ваш замысел, вашу цель. Мне почему-то кажется, что вы совсем по другой причине решились на подобный шаг. Воля ваша. Только договоримся об одном — я пока воздержусь с резолюцией. Подумайте до понедельника. Если и тогда вы не перемените решения, я подписываю, и в тот же день издаем приказ.

— Считайте, что сегодня понедельник и решение мое не изменилось. Заранее благодарю вас!

Мака встала, учтиво откланялась и повернула к двери.

«Какая балерина вышла бы из нее!» — подумал председатель комитета, не сводя глаз с плавно идущей высокой тоненькой девушки, пока та не скрылась за дверью. Тогда он будто сразу очнулся. Снова перечитал заявление, пожал плечами и сказал главному редактору сценарного отдела, что ничего не понимает.

* * *

Решение Маки привело в удивление весь сценарный отдел. Никто не понимал, что случилось. Рождались сотни версий, выкапывались тысячи причин, но все тут же убеждались в несостоятельности своих подозрений и выдумок. Ни одна из причин не могла объяснить счастливый вид девушки. Маку всегда отличали доброе выражение лица и золотой характер, но сейчас ее глаза были полны незнакомой радостью и полнейшее счастье отражалось на ее лице.

— Мака, что произошло, как ты решилась на такой шаг? Никто ничего не понимает! — говорила Лия, близкая подруга Маки на студии.

— Я не представляла, что мое решение вызовет столько толков. Во-первых, у нас много людей более заслуженных, чем я, которым в первую очередь надлежит возглавлять редакцию. Я знаю, мне не верят, что я только поэтому написала заявление, не верят — и не надо. Скажу и о другой причине. Двадцать два года мне исполнилось не так давно. Хочу быть свободной. Серьезности и ответственности мне и завтра хватит.