Сталин. Большая книга о нем

генеральным штабом. Существует граница, за пределами которой государственные деятели не

могут вести переговоры такого рода.

Сталин, мрачное настроение которого к этому времени значительно усилилось, сказал,

что, насколько он понимает, мы не можем создать второй фронт со сколько-нибудь крупными

силами и не хотим даже высадить шесть дивизий. Я ответил, что дело обстоит так. Мы могли

бы высадить шесть дивизий, но их высадка принесла бы больше вреда, чем пользы, ибо она

сильно повредила бы большой операции, намечаемой на будущий год.

Война — это война, но не безрассудство, и было бы глупо навлечь катастрофу, которая не

принесет пользу никому. Я выразил опасение, что привезенные мной известия не являются

хорошими известиями. Если бы, бросив в дело 150—200 тысяч человек, мы могли оказать ему

помощь, отвлекая с русского фронта существенные германские силы, мы не отказались бы от

такого курса из-за потерь. Однако если это не отвлечет с русского фронта солдат и испортит

перспективы 1943 года, то такое решение было бы большой ошибкой.

Сталин, который стал держать себя нервно, сказал, что он придерживается другого

мнения о войне. Человек, который не готов рисковать, не может выиграть войну. Почему мы так

боимся немцев? Он не может этого понять. Его опыт показывает, что войска должны быть

испытаны в бою. Если не испытать в бою войска, нельзя получить никакого представления о

том, какова их ценность. Я спросил, задавался ли он когда-нибудь вопросом, почему Гитлер не

вторгся в Англию в 1940 году, когда его мощь была наивысшей, а мы имели только 20 тысяч

обученных солдат, 200 пушек и 50 танков. Он не вторгся. Факт таков, что Гитлер испугался этой

операции. Не так легко преодолеть Ла-Манш. Сталин ответил, что здесь не может быть

аналогии. Высадка Гитлера в Англии встретила бы сопротивление народа, тогда как в случае

английской высадки во Франции народ будет на стороне англичан.

Я сказал, что поэтому тем более важно, чтобы в результате отступления народ Франции

не оказался перед угрозой мести Гитлера и чтобы не потерять зря этих людей, которые будут

нужны во время большой операции в 1943 году.

Наступило гнетущее молчание. В конце концов Сталин сказал, что, если мы не можем

произвести высадку во Франции в этом году, он не вправе требовать этого или настаивать на

этом, но он должен сказать, что не согласен с моими доводами.

Затем я развернул карту Южной Европы, Средиземного моря и Северной Африки. Что

представляет собой второй фронт? Представляет ли он собой только высадку на укрепленном

побережье против Англии? Или он способен принять форму какого-нибудь другого большого

предприятия, которое может быть полезным для общего дела? Я считал, что лучше постепенно

обратить его внимание на Юг. Если бы, например, мы могли удерживать врага у Па-де-Кале

путем концентрации наших войск в Англии и в то же время атаковать в другом месте, например,

на Луаре, на Жиронде или, возможно, на Шельде, — это было бы многообещающим делом.

Была, конечно, дана общая картина большой операции будущего года. Сталин опасался, что она

неосуществима. Я сказал, что, конечно, будет трудно высадить миллион солдат, однако нам

придется проявить настойчивость и попытаться».

Затем перешли к обсуждению бомбардировок Германии, что вызвало общее

удовлетворение. Сталин подчеркнул, что очень важно наносить удары моральному состоянию

германского населения. Он сказал, что придает величайшее значение бомбардировкам и что ему

известно, что наши налеты имеют громадные последствия в Германии.

После разговора на эту тему, который ослабил напряжение, Сталин заметил, что в

результате общей долгой беседы создается впечатление, что англичане не собираются

предпринять ни «Следжхэммер», ни «Раунд-ап» и что они хотят довольствоваться только

Сборник: «Сталин. Большая книга о нем»

235

бомбардировками Германии. Черчилль решил покончить с самым худшим вначале и создать

подходящую атмосферу для проекта, сообщить о котором он прибыл. Поэтому он и не пытался

сразу же рассеять мрачную атмосферу. Черчилль специально просил, чтобы в момент опасности

между друзьями и товарищами проявлялась полная откровенность. Однако во время беседы

господствовала обстановка вежливости и достоинства.

Наступил момент пустить в ход «Торч». Черчилль сказал, что хочет вернуться к вопросу о

втором фронте в 1942 году, ради чего и приехал. Он не считал, что Франция являлась

единственным местом для такой операции. Были другие места, и совместно с американцами

было принято решение относительно другого плана, который американский президент

разрешил сообщить секретно Сталину. Черчилль подчеркнул большое значение секретности.

При этом Сталин привстал, улыбнулся и сказал, что, как он надеется, никакие сообщения по

этому поводу не появятся в английской печати.

Затем была точно разъяснена операция «Торч». Когда политик закончил свой рассказ,

Сталин проявил живейший интерес. Прежде всего он задал вопрос о том, что случится в

Испании и вишистской Франции. Несколько позднее он заметил, что операция правильна с

военной точки зрения, однако у него есть политические сомнения относительно ее влияния на

Францию. Он, в частности, спросил о сроках, и премьер-министр ответил — не позднее 30

октября, однако президент и все стараются передвинуть срок на 7 октября. Это, казалось,

вызвало большое облегчение у троих русских.

Затем Черчилль говорил о том, какие военные преимущества принесет освобождение

Средиземного моря — оно даст возможность открыть еще один фронт.

Политик пишет: «Чтобы проиллюстрировать свои разъяснения, я тем временем нарисовал