Старый, но крепкий 4
Шрифт:
— Жалкое подобие мастерской. Грязно. Беспорядочно. Примитивно, — наконец выдал он и демонстративно поморщился.
— Не помню, чтобы меня заботило мнение Крайслера, — спокойно сказал Сталевар. — Проинспектировали? Всего доброго.
Крайслер не ответил. Он развернулся и вышел из лавки так же резко, как вошёл, оставив за собой ощущение холода и напряжения.
Сталевар шумно выдохнул, проводив его взглядом.
— Видишь? Он всегда такой. Появляется раз в год, проверяет нас и уходит. Хотя живёт он в этом же городе и должен появляться чаще, я рад, что он не следует этим правилам. Чем реже вижу его, тем лучше.
Он посмотрел
— Потому что если бы он приходил чаще, я бы, наверное, его убил.
Я усмехнулся. Сталевар иногда был излишне прямолинеен, но на этот раз я понимал его. Крайслер действительно вызывал желание схватить ближайший котелок и швырнуть ему в голову.
Этой инспекции я ждал уже несколько недель. Теперь можно было приступать к запланированным опытам, не заботясь о том, что меня обнаружат. До следующего визита Крайслера пройдёт минимум год, а значит, у меня достаточно времени для работы.
Я взглянул на стол с ингредиентами и инструментами. В голове уже складывался план: какие смеси попробовать первыми, какие формулы проверить ещё раз. Уже есть кое-какие задумки. Осталось только посетить библиотеку — узнать у госпожи Лань, были ли независимые алхимики во времена господствования в алхимии Крайслеров, и если были — что с ними стало. А потом — действовать.
И вот сижу за столом, окружённый полумраком. Две свечи лениво плывут в тишине, их пламя дрожит, отбрасывая пляшущие тени на груду книг, пергаментов и пустых склянок. В комнате витает запах трав, алхимических реагентов и лёгкий дымок воска. Этот аромат стал для меня привычным, почти родным, но сегодня он казался немного удушающим. Всё из-за неприятных, но неизбежных, говоря по совести, мыслей.
Я листаю старый трактат, его страницы покрыты пятнами от времени и пыли. Мысли вновь возвращаются к тому, насколько несправедлив этот мир.
Человечество давят духовные звери. И вместе с ними людей давят другие люди.
Система гниёт изнутри, а я — лишь маленький винтик в её механизме.
Дом Крайслеров подмял под себя почти всё. Невозможно начать распространять какие-то знания по самым простым вещам, тем же рецептам, не рискуя привлечь внимание Крайслеров.
Они держат монополию на знание, во многом благодаря их развитию в алхимической отрасли. Их влияние так велико, что никто не смеет ставить под сомнение исключительное право распоряжаться алхимией. Для них это не просто наука, а инструмент власти — способ держать остальных в подчинении.
Они называют алхимию элитным искусством, доступным лишь избранным, в особенности всё, что касается рынка. Но кто эти избранные? В основном — сами Крайслеры. Богатые, влиятельные, те, кто может позволить себе заплатить за вступление в Дом.
Остальные вынуждены покупать зелье втридорога.
Опять я возвращаюсь к Крайслерам. Не могу не вернуться! Пепельная лихорадка в Вейдаде сильно повлияла на меня и не только из-за мамы. Город не самый чистый и благоприятный, но сколько погибших и отчаявшихся людей осталось в нём… Никто не заслуживает подобного. Уверен, лихорадка была излечима не только руками дорогостоящего лекаря, но и одним флаконом правильно созданного лекарства. Но каковы шансы у горожан исцелиться от подобных болезней, когда инструменты для создания лекарства под замком? Нам запретили экспериментировать с зельеварением, запретили спасать себя. Разрешено только редким избранным, которые покупают это право
за золото.Алхимия и зельеварение должны принадлежать всем. Я должен найти способ сделать их доступными каждому.
Выхожу из своей комнаты, стараясь не шуметь. Пыль под ногами мягко скрипит, когда я иду по извилистым дорожкам, ведущим к библиотеке.
Я не могу выбросить из головы то, что видел и слышал за последние месяцы. Алхимия, как инструмент спасения, стала инструментом подавления. Я должен понять, как другие пытались бороться с этим, и почему они потерпели неудачу. Точнее, что конкретно делали Крайслеры подавляя недовольных?
Библиотека меня встречает запахом пыли и старой бумаги. Высокие полки уходят ввысь. Редкие посетители сидят за столами: читают, скрипят перьями по пергаменту.
Госпожа Лань замечает меня сразу, но не отвлекается от своих дел. Она сидит за своим столом, склонённая над каким-то старым фолиантом. Её волосы уложены в аккуратный узел, а тонкие пальцы ловко перелистывают страницы.
— Госпожа Лань?
— Что ты хочешь?
— Мне нужны книги о независимых алхимиках… О тех, кто работал вне Домов. Такие ведь были?
Её взгляд становится чуть более напряжённым. Она молчит несколько секунд, словно обдумывая мой запрос.
— Это не лучшая тема для изучения.
— Знаю. Но я ничего и не изучаю. Просто интересуюсь.
— Не играйся словами в храме слова, — изящно отмахивается женщина. — Твои мотивы слишком очевидны. Нужно было придумать что-то похитрее, прежде чем спрашивать меня о таком.
Она вздыхает и поднимается со своего места. Жестом зовёт за собой. Её шаги звучат глухо на каменном полу, она ведёт меня к одной из дальних полок, к шкафу, запертому на ключ. Там, в самом углу, стоят несколько книг и свитков, покрытые пылью. Она достаёт один из них и протягивает мне.
— Записи, неофициальные. Тут в основном жизнеописания, собранные практиками из других книг, большинство которых под теми или иными предлогами изымали из разных библиотек Крайслеры. Читай осторожно и не распространяйся о них.
Забрав свиток и поблагодарив хранительницу «храма слова», я сажусь за стол в зале. Разворачиваю свиток, чувствуя шершавую поверхность старой бумаги под пальцами.
Текст написан неровным почерком, местами слова выцвели или стёрлись. Явно древний свиток.
Но то, что я нахожу в этих записях, заставляет меня рассвирепеть.
Независимые алхимики пытались публиковать свои работы среди коллег. Они стремились поделиться своими открытиями, сделать алхимию доступной для всех. Но их труды подвергались осмеянию: влиятельные члены Домов называли их глупцами, обвиняли в непрофессионализме и даже в том, что их труды опасны и неверны. Более того, каждому такому алхимику предлагали вступить в Дом — принять их правила и отказаться от своих идеалов.
А когда те отказывались… начинались угрозы.
«Прекратите опыты».
«Не лезьте, куда не следует».
Те, кто продолжал бороться за свои идеи, пропадали.
Я смотрел на строки перед собой и понимал: у меня нет шансов идти против целого дома. Они не могут не знать о тварях, угрожающих людям, а значит — просто не захотят слушать меня.
Могу ли я пойти другим путём? Вместо того чтобы пытаться убедить их, могу сделать знания доступными для других? Для тех, кто никогда не имел возможности учиться алхимии?
Эта мысль зажигает во мне искру. Сижу за столом, обдумывая эту идею.