Ставрос. Падение Константинополя

Она притянула разгоряченную и сильную, как мужчина, подругу в объятия. Они слишком хорошо знали друг друга, и Феодора знала, какие ласки предпочитает ее императрица; та действительно была почти готова, и скоро забилась в руках московитки, как та – в ее.

Потом амазонки вытерлись и оделись, склонив головы и не глядя одна на другую; им не было стыдно, потому что они знали, что заслуживают своей любви и предназначены друг для друга, как никто в целом мире. Но сейчас время их любви прошло. Феодора приехала в дом своего мужа.

Когда они покинули купальню, рядом никого не было – как тогда, когда они провели вдвоем ночь накануне похода против Ибрахима-паши.

Леонард нашелся нескоро – он, как оказалось, мылся с товарищами в другой половине дома. Комес посмотрел в глаза жене, и она сразу же покраснела.

Леонард ничего не сказал.

Он поцеловал Феодору и произнес, посмотрев на Феофано:

– Сейчас мы будем обедать.

Феофано спокойно улыбнулась и кивнула: гречанка никак не изменилась в лице. Она протянула комесу руку, и он поцеловал ее.

Они поели внизу в столовой все вместе, как не ели еще никогда, будто семья, в которой все только что нашли друг друга: и София, и Артемидор, и Евдокия Хрисанфовна со своим мужем и детьми, и Марк, любимый воин Феофано, - все были тут.

Настроение за столом было какое-то удивительное и радостное. Будто бы только что началась новая жизнь, в которой счастьем было уже то, что они просто живут! Счастьем был каждый миг этой подаренной жизни!

“А ведь так и есть”, - подумала Феодора. Какие уж тут упреки, какая ревность!

Но это пока…

После трапезы все спокойно, по-семейному разошлись: все товарищи и семьи по своим углам, помогать друг другу устраиваться.

Леонард помогал жене, ни о чем ее не спрашивая, - она сначала стыдилась на него смотреть, а потом все стало как прежде. Только для этого ей пришлось забыть о Феофано. Как говорила сама царица, в любви всегда есть место только двоим.

К ночи Феодора приготовилась тщательно – она ждала, что здесь пройдет ее брачная ночь, которой у нее с Леонардом так и не было. Леонард и в самом деле пришел в ее спальню и лег к ней на ее широкую кровать при свете свечей; но он сразу заснул.

Феодора долго не спала, глядя на него; потом она долго думала. Московитка не плакала – только думала; потом уснула сама.

На другой день она увидела Феофано лишь с утра: царица улыбнулась ей и поздоровалась, но потом пропала на целый день. Марка тоже нигде не было. Лакедемоняне чем-то занимались вдвоем в этом огромном доме или снаружи; комес, если и знал, им не препятствовал. Напряжение борьбы, готовность к схватке оставили всех – беглецами овладела апатия, как после изматывающего боя. Все было так же, как тогда, когда Феодора и Фома принимали у себя Валента, приехавшего вместе с Феофано из мистрийского лагеря…

Феодора отдыхала, бродила по дому, лениво разбирала свои вещи и читала; комеса она увидела только за обедом, и он предложил ей прогуляться. Она охотно согласилась – лишь попросив взять с собой старших детей.

Прогулка удалась – они с удовольствием покатались верхом по саду; потом Феодора с мужем читали вместе, ту самую книгу, которую царица отобрала у Мардония. Леонард сделал несколько замечаний, которые заставили московитку посмотреть на него с еще большим уважением. Он был таким же прекрасным знатоком истории, как и Феофано; и, возможно, знал многое ей неизвестное.

Они поужинали вдвоем – а потом наконец провели вместе брачную ночь. Леонарду понадобилось больше усилий, чем Феофано, чтобы дать удовлетворение жене, - но он не отступился, пока этого не случилось.

Феодора порою чувствовала, что может сойти с ума от такого раздвоения чувств. Как же ощущает себя Феофано?..

Когда Леонард прижал ее к себе, засыпая, она прошептала:

– Не сердись на меня.

– Ты же знаешь, что я не способен на тебя сердиться, - ответил муж.

Он все знал. Ему казалось, что он все понимает! Но мужчина мог быть с двумя любовницами сразу – и мог оставаться при этом спокойным; а женщина? Женщине нужно особенное устройство души, чтобы жить в такой любви!

“Они нужны мне оба, - думала Феодора. – Но Леонард нужен мне временно, хотя я люблю его; а моя царица – постоянно… И он это понимает…”

Да, Леонард и это понимал!

А на другой день случилось то, что потрясло для основания душу Феодоры и всю ее жизнь. Хотя казалось, что больше потрясений, чем те, что уже произошли, с нею быть не может.

Феофано пришла к ней утром, когда Феодора одна в своей спальне причесывалась. Царица подошла к ней сзади и ловко выхватила из ее руки гребень; Феодора ахнула и повернулась.

Феофано улыбалась – но в глазах ее было что-то странное. Что-то новое и чужое.

Феодора встала с табурета, на котором сидела перед зеркалом.

– Что случилось, дорогая госпожа?..

– Я беременна, - ответила Феофано шепотом.

Феодора чуть не упала. Как висельник, у которого из-под ног выбили опору.

– Что ты говоришь?..

– Я беременна, - шепотом повторила лакедемонянка: в глазах ее были слезы. – Это я теперь знаю достоверно.

Феодора села назад на табурет и уронила руки на колени. Плечи ее опустились.

– Давно?

– Уже третий месяц, - сказала Феофано. Усмехнулась. – Как оказалось, я еще способна к этому!

Феодора с ужасом вздохнула.

– Так ты все это время…

Феофано теперь засмеялась.

– Ты забыла, что моя родина – Лакедемон? Среди нас место лишь сильным, славянка!

Она потянулась, выгнувшись дугой, и Феодоре сразу же показалось, что она видит округлившийся под платьем живот. Но, конечно, такого не могло быть: беременность еще не скоро преобразит стройное и крепкое тело.

– Если мой ребенок выдержал то, что мы пережили, значит, он достоин жить! – сказала царица.

Феофано улыбнулась, и ее выражение смягчилось: эта нежность не имела более отношения к Феодоре. Нет, конечно, - такого не могло быть: они делили все, и всю жизнь свою, и детей… А теперь будут нужны друг другу еще больше!

– Кто его отец? – спросила Феодора.

Конечно, она уже знала это.

– Тот, кто более всего достоин им быть, - сказала Феофано.

Она посмотрела в глаза Феодоре, и они крепко обнялись.