Ставрос. Падение Константинополя

Феодора вздохнула.

– И мне придется снять мое ожерелье.

Леонард кивнул. Потом посмотрел на Феофано, которая, так и не встав с постели при его появлении, с усмешкой глядела на комеса, подперев голову рукой.

– И Феофано тоже просила у меня обнову, в счет своего долга: твоя государыня не принимает от меня подарков! – грустно усмехнулся Леонард.

Феодора кивнула, поджав губы: что ж, следовало ожидать, что эти двое греков ее не предупредят.

– Благодарю тебя, - сказала она, потупившись. – Выйди, пожалуйста, мы приведем себя в порядок!

Леонард поклонился жене и Феофано и оставил их.

Одевшись, Феодора обнаружила, что рукава у платья привязные, и в проймах, как и в вырезе, видно нижнюю рубашку. Платье Феофано, из другой шелковой материи, тоже было широким и длинным, но совсем темным, как у старшей синьоры – то есть старшей над старшими; и без всяких разрезов.

Они обе причесались по-гречески, скрутив волосы простым узлом на затылке. Смочили волосы и шею духами – больше возможностей для туалета у них сейчас не было, а умываясь, они только ополаскивались из кувшина водой. “И дети так долго уже не мылись как следует, - подумала Феодора. – Когда наконец мы сможем принять ванну?”

Ей вдруг стало все равно, в каком городе и в каком окружении она окажется, - только бы поскорее позаботиться о себе и детях!

Потом они наскоро поели и долго сосредоточенно собирали свои вещи. К счастью, за ночь ничего не пропало. Уложив книги, одежду, немногие мелочи, приобретенные в пути, в плотные сумки, подруги вышли – Феофано, оглядевшись, стала громко скликать остальных.

Все собрались вокруг нее, как стадо вокруг пастыря. Феофано и Феодора первыми направились наверх; подождав у лестницы, приняли детей.

Комес подошел к ним через несколько минут.

– Как вы быстро! – с улыбкой сказал он. Оглядел людей зоркими глазами. – Все здесь? Превосходно!

Взял за руку жену и помолчал немного; все его подопечные не сводили с героя глаз.

– Если нам ничего не помешает, берег покажется менее, чем через час. Не теряйтесь, - предупредил Леонард. – Лучше все пройдите в беседку, места хватит!

– Да, - сказала Феодора.

Он улыбнулся ей.

– Еще немного терпения, любимая. Уже совсем скоро… но сейчас я должен идти.

Кивнул жене и широким шагом враскачку ушел.

А Феодору охватило предчувствие, что именно сейчас беда и случится: слишком гладок был их путь до сих пор.

Все направились в беседку и расселись где пришлось – на скамьях ли, на подушках ли, или просто на голых досках; беглецы так устали, что не замечали уже ничего вокруг, думая только о земле, ждавшей их впереди.

Феофано, усевшись немного в стороне от всех, время от времени бдительно оглядывала их, хотя тоже казалась утомленной. Гречанка заметила, что таким же неустающим взглядом посматривает на товарищей и Евдокия Хрисанфовна.

Против ожиданий Феодоры, ничего не случилось – комес пришел спустя совсем короткое время и громко объявил, чтобы остальные вставали и выходили на палубу. Берег уже виден! Они доплыли еще быстрее, чем он рассчитывал!

“И Валент даст о себе знать быстрее, чем мы рассчитывали… И ведь Леонард дал слово каторжникам отпустить их! Когда-то он снова сможет выйти в море?”

Феофано стояла, приобняв Феодору за плечи, и они вдвоем смотрели на приближающийся итальянский Царьград – как когда-то вдвоем прощались с Царьградом изначальным. Комес опять подошел к ним. Но заговорил он только со старшей, как будто это была особенная минута, предназначенная только для царицы.

– Божественная Феофано, - сказал Леонард Флатанелос.

– Добро пожаловать в Венецию!

Он улыбался с ласковой насмешкой над их положением, но в его обращении к лакедемонянке не было никакой насмешки. Феофано склонила голову.

– Благодарю тебя, критянин.

А Феодора подумала, глядя на них обоих, что этим двоим никогда не сделаться римлянами… так же, как Фома Нотарас был римлянином всегда.

* Парисатида — дочь персидского царя Артаксеркса III, третья жена Александра Македонского, после бактрийской княжны Роксаны и дочери побежденного Дария III Статиры. Статира была убита Роксаной; великую царицу через четырнадцать лет после гибели Александра казнил один из военачальников и преемников царя, Кассандр, а судьба Парисатиды неизвестна.

* Диадохи – др.-греч. “преемники”: военачальники Александра.

========== Глава 128 ==========

Они долго еще оставались на палубе “Эрато”, даже когда галера причалила и была пришвартована, - сбившись вместе, беглецы как-то обессмыслились, словно потеряв свое значение каждый в отдельности; или поглупели, превратившись в толпу, которая шагу не может ступить без слова вождя. А таким вождем сейчас был один Леонард, который один все здесь знал. Даже самые смелые и сильные мужчины отряда ничего не могли бы поделать без флотоводца.

Конечно, хорошо знали Венецию люди с “Киприды” и экипаж “Эрато”: но главою их, который вел переговоры с самыми высокими итальянскими господами, решая все судьбы, тоже был Леонард. И поэтому отряд двинулся в путь только тогда, когда комес посадил на лошадь свою жену и вручил поводья Артемидору: Софии тоже пришлось идти пешком, разделяя участь мужа, и она весьма недовольно посматривала с земли на скифскую полонянку.

Правда, возмущение ее скоро уступило место страху; София жалась к мужу, женщины и дети отряда жались к мужчинам. Феодора и Феофано, - две амазонки, - единственные из всех женщин ехали верхами, точно принцессы. Феофано, как и московитке, пришлось сесть боком, потому что многие видели их и их посадку; ее коня вел под уздцы Марк.

Это был не мусульманский город, и верховые мужчины, окруженные богато одетыми, но пешими женщинами, вызвали бы изумление. Леонард и без этого негласного рыцарского правила не мог изменить себе - так же, как на Крите, не мог малодушничать, пряча и унижая своих знаменитых спутниц: к тому же, Феофано и Феодора, как и мужчины, взяли к себе на седло детей.

“Но ведь, конечно, здесь немало блестящих женщин – таких, которые не стыдятся выставляться, знатных женщин и куртизанок, - думала Феодора. – Чем мы особенные? Может быть, мне вовсе не о чем беспокоиться?”

Пока, наверное, беспокоиться было не о чем: но ведь они собирались остановиться в Венеции не на один день и не на два! Скоро многие венецианцы начнут говорить о гостях города – особенно те, кому нечем больше заняться!

Тут Александр, которого она везла, посадив перед собой и придерживая одной рукой, вдруг заплакал – Феодора ощутила с испугом, что он весь горит, и не от жары.

У мальчика началась лихорадка. Счастье, если это просто дорожная усталость; ведь могло быть что угодно!