Стигма

У него на лице еще оставались следы драки. И, к сожалению, ссадины совсем не портили его – наоборот, добавляли шарма его чертовски красивому лицу.

– Ну что, где теперь твоя смелость? – поддразнил он меня грудным, но каким-то жестким голосом.

Непослушные пряди падали ему на лицо, обрамляя дерзкую красоту. Мне безумно захотелось зарыться руками в его волосы, потянуть их на себя, тянуть и тянуть до тех пор, пока ему не станет больно, пока его лицо не приблизится к моему настолько, чтобы я наконец почувствовала порывистое горячее дыхание, с шумом вырывающееся из его бесстыжих губ.

– С тобой она мне не нужна, – выплюнула я, вложив в голос все свое упрямство, всю неприязнь и враждебность к человеку, прижимавшему меня к дивану одним только взглядом и замком из рук.

Андрас наклонил голову, и в его глазах заплясали смешинки.

– Означает ли это, что ты признаешь поражение?

– Это означает, что я не трачу время на тех, кому нравится быть паршивцем.

– Ой, поосторожнее со словами, – прошептал Андрас так тихо, что у меня сразу пересохло в горле. – А то ты вдохновляешь меня быть еще лучше.

Мы оба знали, что его представления о лучшем не совпадали с традиционными представлениями о добре. Я прищурилась, глядя на него со всей злостью, на какую была способна.

– По-моему, только этим ты и занимаешься, – произнесла я с упреком. – Лезешь из кожи вон, чтобы казаться буйнопомешанным. Ты вроде не глупый, а придумываешь всякие идиотские истории и играешь в них роль больного на всю голову парня. А еще ты любишь вызывать отвращение у любого, кому не повезло с тобой столкнуться. Ты как будто испытываешь от этого извращенное удовольствие. Так что лучше уже некуда, ты хорошо постарался, чтобы казаться таким, каким я тебя вижу.

– Казаться? – повторил Андрас, скривив рот в усмешке. – Я не кажусь тем, кого ты видишь. Я такой и есть, – сказал он и посмотрел мне в глаза, сокращая расстояние между нами до миллиметра. – Только не говори, что уже думаешь обо мне по-другому.

Я буравила его глазами, красная от возмущения, и еле-еле сдерживалась, чтобы не приподнять голову и не выплюнуть свой ответ прямо ему в лицо. Напряжение между нами действовало на меня как галлюциноген – возбуждало, подстегивало мои эмоции, они становились пронзительными, неистовыми, жаркими.

– Я не изменила своего мнения о тебе. – Мои губы дрогнули, когда я поняла, куда он смотрит: его глаза следили за движениями моего языка, наполняющего каждый слог ядовитым презрением. – Я редко меняю мнение о людях, которых встречаю, и ты не исключение. Ты – правило. Хочешь знать почему?

– Спорю, ты мне скажешь.

– Потому что ты воплощаешь в себе все, что я ненавижу в людях, – выдала я, наклонившись ровно настолько, чтобы прошипеть ему эту правду прямо в лицо. Его глаза по-прежнему были прикованы к моим губам.

– Я воплощаю все, что заставляет тебя чувствовать себя слабой, – прошептал Андрас всего в нескольких сантиметрах от моего лица. – Вот что тебя бесит.

Мы играли с чем-то гораздо более опасным, чем слова. С чем-то, что было способно глубоко укорениться в душе и развратить ее. Меня выводила из себя его жизненная философия, возмущало его пренебрежительное отношение к людям, я ненавидела его, как ненавидят болезнь, вызывающую бред, от которого перехватывает дыхание.

И я наверняка казалась ему таким же ядом.

– Зачем ты пришла сюда, если тебе даже смотреть на меня противно? – выдохнул он мне в губы. – Я скажу: потому что, даже если мы убеждаем себя, что любим ласку, памятный след остается только от укуса.

Я почувствовала его дыхание на своих губах. Сердце бешено забилось. Его тепло, его голос, его дыхание… Я чувствовала их в своей крови и в животе – ощущение было настолько сильным, что закружилась голова.

Я захватила ртом воздух, тот самый, который он у меня отбирал, даже не прикасаясь ко мне.

– Отодвинься, – тихо прохрипела я, – оставь меня в покое!

– Ты можешь уйти в любой момент.

– Если не будешь прижимать меня к дивану…

– Тогда сама отодвинься от меня, – прозвучал тихий шепот, такой глубокий, что я задрожала. Долгая горячая судорога пробежала по спине.

Я сглотнула, и моя и без того напряженная спина вздрогнула от набежавшей горячей волны, и он это заметил.

Его пальцы медленно стиснули кожаную спинку дивана и так и замерли. Я не могла дышать, когда он приблизил свое лицо к моему. Сердцебиение усилилось, и я почувствовала прикосновение его горячих губ к мочке уха.

– Отойди от меня!

У опалившего мою грудь чувства не было имени, оно ворвалось в капилляры и обожгло тело раскаленным пламенем; меня охватила отчаянная, безумная дрожь – странное, неправильное ощущение, от которого заныло в животе.

Я просунула голову под его руку и бросилась с дивана на пол, не беспокоясь о том, что могу больно удариться. Сердце колотилось, я быстро встала и попятилась, отходя все дальше от Андраса, от его тела.

Он по-прежнему склонялся над диваном как зверь, готовый сожрать свою добычу.

В его глазах, темных и сияющих одновременно, я увидела торжество и жестокость, трепет и безрассудство.

Собственное дыхание обжигало, душа пульсировала, словно живая плоть, а тело вибрировало в ответ на глубокий утробный крик, и я дрожала от ужаса и растерянности. Я смотрела на него так, будто он только что чем-то заразил меня, будто он передал мне болезнь, от которой нет лекарства.

Я больше никогда близко к нему не подойду – об этом сейчас кричали мне сердце и разум. Он это знал и именно поэтому так и поступил.

Теперь Андрас лежал на диване, запрокинув голову, и улыбался.

Я погружалась в бездну своих мучений, а он прогонял меня, проникая в меня, вливая в мою кровь самые низкие из своих грехов, его глаза как будто внушали мне: «Загляни в мою голову, а потом заставь меня ее потерять».

13. Слишком близко

Любопытство ведет к путанице в мыслях, а влечение – к обману.

Я не смогла бы передать словами свое состояние: чувства вибрировали, кожу покалывало.