Стигма
Шрифт:
Джеймс ошибался, но он и не мог знать.
Говорят, чтобы почувствовать праздник, нужно сначала подготовить к нему свое сердце, впустить в свою жизнь свет и открыться мечтам. У меня никогда не получалось выполнить ни одно из этих условий, но я любила Рождество таким, каким оно было, а не таким, каким его рисовали на открытках и рекламных плакатах.
– Очень красиво, – прошептала я, не зная, что сказать. Я сжала подсвечник в ладонях и взглянула на Джеймса, чувствуя, как у меня розовеют щеки. – Спасибо.
Джеймс улыбнулся, явно довольный моей реакцией.
Он отхлебнул из чашки горячего
Потом Джеймс начал что-то рассказывать, а я молчала, окутанная его словами, как облаком, очарованная подарком, который все еще держала в руках, – фонарем, у которого в моем сердце появилось свое местечко, озаренное светом из окошек в форме звезд.
Мы вместе пообедали и попрощались до вечера. Когда за Джеймсом закрылась дверь, в воздухе странным образом еще долго чувствовалось его присутствие.
Оставшись одна, я проверила мобильный и поняла, что получила электронное письмо из «Карлион-центра». Речь шла о сроках и способах оплаты первого взноса, фиксированной суммы, которую я могла продолжать выплачивать в рассрочку и после окончания терапии. Именно гибкая система оплаты и профессионализм врачей в свое время сыграли решающую роль при выборе этого центра. Их внимательное отношение к пациентам и их родственникам позволяло надеяться на хорошее лечение.
Деньги на первый взнос у меня уже были. Они лежали на сберегательном счете, на котором дедушка за много лет скопил для меня приличную сумму – на учебу в колледже. Однако этих денег было недостаточно для оплаты всего курса в частной клинике такого уровня. И мне пришлось договориться с самой собой и отправиться на поиски работы.
Я сидела в спальне, погруженная в блокнот с расчетами, когда вдруг тишину нарушил внезапный шум – плач маленькой девочки. Ее пронзительный вой и всхлипы прорывались сквозь стены и разливались по моей квартире диссонирующей симфонией.
Несколькими минутами ранее я слышала, как Кармен ушла, но Андрас опаздывал, и неудивительно, что маленький ребенок возмущался по поводу такой ситуации и требовал к себе внимания. Наверное, девочка проснулась и, не обнаружив никого рядом, недоумевала, что происходит.
Я постаралась не обращать внимания на ее плач и вернулась к расчетам, сосредоточенно нахмурив брови.
Так продолжалось добрых двадцать минут. Мои барабанные перепонки молили о пощаде. Я отложила ручку и встала с кровати.
И где, интересно, шляется этот балбес?
Нервничая, я открыла дверь и остановилась в дверном проеме. Выглянула в коридор и начала барабанить пальцами по косяку, выплескивая раздражение, пока оно не перекинулось и на ногу. Я несколько раз шлепнула тапком по полу, и в следующий момент мой взгляд упал на плинтус.
В памяти возникла утренняя сцена, подталкивая меня к…
До меня квартира наверняка какое-то время пустовала, поэтому никто не вмешивался в жизнь по соседству.
Но я уже знала девочку. Достаточно подойти к ней, и…
«Нет», – шикнула я про себя, не позволяя себе даже думать о таком. Я сердито скрестила руки на груди, глядя на плинтус так, будто это он виноват в моих мыслях.
Плач продолжал сотрясать воздух, и я нервно потопталась на месте. По-прежнему никого не наблюдая
в коридоре, я снова покосилась на плинтус.Просто проверила, там ли он еще… на всякий случай. Взглянула мельком…
В голове крутились противоречивые мысли, я кусала ногти, пребывая в состоянии нерешительности. Плач девочки теперь звучал раздраженно и безутешно. А что, если она обо что-нибудь ударилась или, еще хуже, поранилась? Вдруг с ней что-то случилось?
Поколебавшись, я наклонилась, заглянула в щель между стеной и плинтусом и сунула туда кончики пальцев. Ключ был там, маленький и блестящий.
Я долго смотрела на него, взвешивая свои поступки последних нескольких дней. В голове вызревала очередная неудачная идея. Плохая, очень плохая идея. Поистине идиотская!
То, что я собиралась сделать, неправильно, причем неправильно со всех сторон, с какой ни посмотри, и при мысли об этом сосало под ложечкой. Я лезла не в свое дело. Меня это не касалось никаким боком…
Я снова огляделась в надежде увидеть кого-то, кто своим появлением избавил бы меня от мучительной дилеммы. Постояла у двери еще сколько-то бесконечных минут. Наконец достала из щели ключ.
Со вздохом стиснула зубы, сунула его в замочную скважину – он вошел как по маслу.
Приоткрыла дверь и осторожно заглянула в прихожую. Убедившись, что там никого нет, я вошла, быстро закрыв за собой дверь, направилась к эпицентру отчаянного крика – в конец коридора и толкнула приоткрытую дверь.
Олли с багровым личиком сидела в своей кроватке. Увидев меня, она перестала плакать. Я подходила к ней осторожно, чтобы не испугать и дать время хорошенько меня рассмотреть. Плач сменился всхлипываниями. Я приближалась очень медленно, словно в кроватке сидело маленькое дикое животное, которое я не хотела напугать.
– Ну что, с плачем завязываем? – пробормотала я.
Олли смотрела на меня широко раскрытыми глазками. Конечно, мой метод был не из лучших. Объятия, нежный голос и любящий взгляд более уместны при общении с детьми, но я ужасно неловкая в общении и со взрослыми, что уж говорить о детях. Странно, но я нравилась ей даже такая. Может, мое лицо внушало Олли доверие или как-то ее успокаивало?
Нас будто бы что-то связывало. Не знаю почему, но мне казалось, что она смотрит на меня как на яркую рождественскую звезду.
– Кармен наверняка тебя покормила. Тогда что не так?
– Ола… – уверенно ответила она.
Ну да, конечно.
Девочка захныкала и протянула ко мне ручонки, раскрыв ладошки в ясной просьбе.
– Забудь об этом, – сказала я с легким раздражением в голосе. Я не знаю, как правильно держать детей, еще не хватало ее уронить. И потом… мне не хотелось брать ее на руки.
Жизнь выстирала меня, прополоскала без кондиционера и отжала, как полотенце. Я понятия не имела, как вести себя в такой ситуации. Я не хотела и не могла проявить заботу о маленькой девочке, о существовании которой вообще не должна знать. Более того, она младшая сестра Андраса.
Мне не следовало к ней приближаться. Я не должна успокаивать ее и развлекать. Нельзя позволить ей привязаться ко мне.
– Держи, – сказала я, протягивая Олли резиновую уточку, которая неприятно пищала, если надавить ей на бока.