Стигма

Вопрос касался той дверки. Той самой, которую я закрыла давным-давно, да так плотно, что сломала ручку.

– У меня уже была подруга, – еле слышно ответила я.

Правда заключалась в том, что я боялась. Я боялась Руби, ее доброты, света в ее глазах, когда она смотрела на меня.

Я боялась разочаровать ее, увидеть, как погаснет в ее глазах доверчивое сияние, когда она поймет, что я не стою ее внимания.

Я боялась увидеть все это снова.

Тебя никто не отвергнет, если ты первая отвернешься от людей; никто не причинит тебе вред, если ты никого к себе не подпустишь. Если наглухо закроешь свою дверку в мир, ты в безопасности.

Одинокая, но в безопасности.

– В конце концов, не каждый ведь причиняет нам боль, – сказал Джеймс, но я не посмотрела на него, ссадины на моей душе заныли.

Как раз наоборот: ранят люди, которых мы любим больше всего на свете. Даже те, кто должен нас защищать. И те, кто должен о нас заботиться, ведь на самом деле никто не рождается для того, чтобы быть одиноким.

В конечном счете все причиняют нам боль, но, если мы не открываем дверь, нас невозможно обидеть.

Я отошла от Джеймса и начала переставлять бокалы, давая понять, что не собираюсь продолжать разговор. Потом разложила по контейнерам клубнику, ломтики лайма и апельсина, а также необходимые для украшения напитков оливки и засахаренные вишни, после чего привела в порядок рабочее место.

Свет еще не погас, музыка не залила пространство. В зале воцарилась нереальная атмосфера – необычное, сверхъестественное спокойствие, какое бывает в многолюдных заведениях перед открытием.

Технические работники затаскивали тележку со сложенными друг на друга черными ящиками. Следом заехали еще две тележки, нагруженные, кажется, элементами декораций. Осветители стояли у сцены и что-то записывали в блокноты.

– В этом году Зора готовится сильно заранее! – воскликнула Камилла, подходя ближе и невольно отвечая на вопрос в моих глазах.

Сегодня вечером не было представлений, поэтому я предположила, что происходящее имело отношение к чему-то, о чем я еще не знала.

– На неделе планируется какое-то громкое мероприятие? – спросила я, видя, как коробки исчезают за кулисами, куда их временно спрятали, чтобы не нарушать гармонию вечера.

Не получив ответа, я перевела взгляд на Камиллу и обнаружила, что она смотрит на меня широко раскрытыми, почти испуганными глазами.

– Это не просто какое-то громкое мероприятие. Это Velvet!

– Velvet?

Она окинула меня взглядом ошеломленной феи и повернулась к Джеймсу, техасский кулон сверкнул между ключицами.

– Ты что, не рассказал Мирее о самых гламурных вечерах в нашем клубе?

– Нет, и это непростительно с моей стороны, – притворно сокрушенным тоном произнес Джеймс, бросив на меня смеющийся взгляд.

Камилла поморщила носик, в шутку изобразив недовольство, и повернулась ко мне, забарабанив пальчиками по стойке.

– Moonlight Velvet [2] – самое популярное мероприятие в Milagro’s, – начала Камилла, наклонившись ко мне через стойку так близко, словно хотела загипнотизировать меня и увлечь в свои фантазии, которые, впрочем, оживляли барную рутину.

2

«Лунный бархат» (англ.).

Услышав разговор, к нам присоединились другие официантки. В их глазах тоже как будто засияли отблески славы, исходящие от этого события.

– Оно открывает начало зимнего сезона, – продолжила Камилла, не на шутку увлеченная своим рассказом. Я никогда не видела ее такой возбужденной. – Это самое ожидаемое событие года в Milagro’s – вечер элегантности. Зора договаривается с поставщиками за несколько месяцев, чтобы на мероприятии были лучшие блюда, самые красивые декорации и эксклюзивная программа. Она следит за тем, чтобы все прошло идеально. Для клуба это очень важный вечер.

Я слушала взволнованные комментарии девушек, ловила обрывки их фраз. Насколько я поняла, клуб на одну ночь превращался в пространство, насыщенное утонченной чувственностью, а роскошная обстановка рисовалась такими тонкими мазками, что сам воздух сиял, как хрустальное колье. Развлекательная программа тоже обещала много интересного – от мечтательного соло на фортепиано до загадочно-сенсационного шоу иллюзиониста, сопровождаемых дегустацией устриц и шампанского.

Несомненно, это мероприятие высокого класса, призванное продемонстрировать изысканность и уникальность заведения и тем самым наилучшим образом его прорекламировать.

– И когда все это будет? – спросила я, удивляясь, почему никто не рассказал мне об этом вечере раньше.

– В следующую субботу. Осталась неделя, но уже пора начинать готовить зал. – Камилла кивнула на техников, которые, как я теперь понимала, собирались ходить туда-сюда со всякими штуками в руках и всю следующую неделю. – Так что работы у всех будет много. Ничего не поделаешь, долгожданный вечер, к тому же очень важный для Зоры.

– Твой первый Velvet, – пробормотал Джеймс, поддерживая слова Камиллы, которая часто закивала, глядя на меня.

Да уж. И при моей любви устраивать скандалы я все же надеялась, что не последний…

На следующий день я решила укрыться в тишине своей квартиры.

Зора велела мне лучше заботиться о себе, поэтому я усилием воли прогнала из скованной груди тревогу и, как ребенок, нашла безопасное убежище на диване.

Утром мне позвонили из центра. Доктор Парсон! Услышав его голос, я заволновалась. Тактично и спокойно он сообщил, что мама пыталась уйти из клиники.

От этой новости у меня закружилась голова, дыхание участилось. Я схватилась рукой за край стола, глаза в панике искали хоть какую-нибудь точку опоры, сердце корчилось в мучительном крике.

Парсон рассказал, что маму удалось остановить, когда она уже спустилась на первый этаж с собранной сумкой и выпиской в руке.

Они не могли удерживать ее силой, однако им удалось убедить маму еще раз подумать, взвесить все за и против. В итоге она решила все-таки не прерывать курс детоксикации, который давался ей очень нелегко.

Я жадно ловила каждое его слово, впившись ногтями в ладони.

– Все в порядке, Мирея, – сказал доктор Парсон, услышав мое молчание. – С твоей матерью все в порядке. Сейчас важно продвигаться дальше, мягко и осторожно. Мы знали, что прекращение общения с тобой вызовет у нее острую реакцию.

– Это было ошибкой, – прошептала я, и слова запульсировали слева под ребрами.

Мне очень хотелось высказать доктору свои претензии, упрекнуть его за то, что он убедил меня сделать этот ужасный выбор. Я ведь знала, что мама станет жестокой, будет бунтовать и кричать, рвать и метать. Знала, что она не согласится полностью оторваться от меня.

Я приехала в Филадельфию, потому что хотела ей помочь, я делала все ради ее блага, и все-таки моих усилий явно недостаточно.

– Это не ошибка, Мирея, – Парсон говорил спокойным голосом, как будто мысленно беря меня за руку, – твоя мама еще не завершила индивидуальный процесс отделения. Речь идет о симбиозе, потому что ребенок «заполняет» родителя, как психоактивное вещество. Именно это я имел в виду, когда говорил тебе о гиперпривязанности. Помнишь?