Стигма

Этот парень – мое наказание или усмешка судьбы? Я не хочу знать.

Не отрывая от Андраса яростного взгляда, я встала, стянула с себя пальто и швырнула его на кровать. Ну вот, я выполнила сумасбродную прихоть этого наглеца, но он уставился на мои ноги и снова принялся буравить меня властным взглядом. Хотелось залепить ему пощечину, чтобы так не смотрел.

– И ботинки тоже.

Если бы я бросила их в него, он, вероятно, нашел бы способ заставить меня за это заплатить. Я сжала губы, и в этот момент прочитала в его взгляде жгучий упрек, как будто я вынуждала его нарушить какое-то внутреннее правило. Как будто он заставлял себя находиться здесь, в моей спальне, и в то же время сдерживался, чтобы не схватить меня за лодыжки, не перевернуть на живот и не стащить с меня ботинки.

Я выполнила приказ и сбросила их тоже, издав протестующий рык. Я снова забралась на кровать и села, скрестив ноги, – приняла, как мне казалось, гордую позу, потому что ненавидела подчиняться, и Андрас это прекрасно знал. Я продолжала враждебно смотреть на него из-под ресниц, охваченная бунтарским чувством, – слишком сильным, чтобы обойтись без ответной провокации.

– Хочешь, чтобы я еще что-нибудь сняла?

Андрас посмотрел в мои дерзкие глаза и прищурился, словно увидел в них притягательную порочность.

– О, лучше не искушай… – прошептал он проникновенно насмешливо.

Меня пронзила обжигающая интонация его голоса – и я сорвалась в бездонную пропасть. Теплая волна пробежала по животу. Я отвернулась.

Андрас не имел права здесь находиться. Я чувствовала в нем странный гнев, жгучую обиду, из-за которой его язык стал резким, а голос – тверже камня. Его злость больно царапала меня. Казалось, его желание излить на меня злобу – доказательство того, что причина его еле сдерживаемого негодования именно я.

«Ты вцепилась в мой свитер».

Мне опять стало стыдно.

Допустим… вчера я свернулась калачиком возле него, упала рядом, как обугленная комета. Но если он думает, что я искала у него защиты, то он ничего про меня не понял. Я всегда была одиночкой в бесконечном космосе и самостоятельно корректировала свою траекторию, в каком бы отчаянии ни была.

Я раздраженно распрямила ноги и поставила их на пол.

– И куда ты собралась?

– Я хочу пить. Могу я налить себе стакан воды или мне нужно спросить твоего разрешения?

Андрас ткнул меня пальцем в лоб и толкнул.

Я начала сопротивляться, он наклонился надо мной, я выругалась и схватила его за запястье, слишком большое для моих пальцев.

– Давай кое-что проясним, – сказал он, так разозлившись, что я услышала, как его голос скрипит между зубами, оттого что он пытается сдержаться. – Я не приду второй раз поднимать тебя с пола. У меня уже есть одна сопля, о которой надо заботиться.

Я в ярости оттолкнула его руку.

– Никто не просил тебя обо мне заботиться!

Странно, но в лабиринтах его глаз происходила непонятная мне борьба, которая, казалось, нервировала его больше, чем я. Хотелось спросить, в чем, черт возьми, его проблема, но, учитывая тему, лучше промолчать.

Андрас молча вытащил из кармана куртки маленький белый сверток и бросил его мне. Я поймала его, прежде чем он ударился об мою грудь. Внутри лежали таблетки от температуры.

– Это…

– От Кармен.

– От Кармен?

Но лекарство в аптечном пакете… Андрас что, за дурочку меня принимает?

Я сердито посмотрела на него. Он сделал то же самое.

Он словно бросал мне вызов, подначивал возразить, сказать, что таблетки не от Кармен, а… Он смотрел на меня таким пронзительным взглядом, что, если я заикнусь об этом, мне точно несдобровать, поэтому я промолчала. Раздраженная, посмотрела на коробочку, открыла ее и достала таблетку. Держа ее на ладони, я посмотрела на него снизу вверх.

– А теперь что не так?

– Я не могу… без воды.

Андрас зыркнул так яростно, словно хотел задушить меня подушкой и потом еще попинать ногами. На мгновение мне показалось, что он собирается открыть мне рот, как непослушной собаке, и затолкать таблетку в глотку. В следующую секунду он повернулся и вышел из комнаты. Я слышала, как он хлопнул дверцей кухонного шкафчика, не щадя старой мебели, затем вернулся со стаканом воды и грубо сунул его мне в руку, как будто я была огромной занозой в его заднице.

– Теперь все в порядке? – прошипел он голосом, похожим на зловещее рычание гиены.

Я уставилась на него, нахмурившись.

– Да, спасибо.

Я положила таблетку в рот, а Андрас отошел на несколько шагов, повернувшись ко мне спиной. Я сделала большой глоток, наблюдая за ним. Сердце билось в ритме, который совершенно не соответствовал моим тяжелым мыслям. Как и всегда, оно меня не слушалось.

Мне было не по себе. Как вести себя с человеком, который видел меня уязвимой, особенно если этим человеком был Андрас?

Более того, его поведение отзывалось в моей душе непонятными всполохами света, рождавшими приятное чувство покоя. Есть что-то… привычное в исходившем от него аромате, который я теперь узнала бы среди тысячи других, и что-то нелепое, сокровенное и подлинное в легкой дрожи, пронизывающей мою грудь при мысли, что он здесь.

В Андрасе было что-то притягательное, от чего с убийственной сладостью сжималось нутро. Вот бы он еще чуть-чуть побыл со мной…

Я стиснула зубы, чтобы не показать ни одну из своих несуразных трещинок, и нервно сглотнула. Впервые мне захотелось убежать от себя, что-то сказать, заполнить тишину.

Неожиданно это сделал он.

– Где твой отец?

Я резко повернулась к Андрасу. Он прислонился к стене, скрестив руки на груди, и окидывал взглядом комнату, словно гепард во время охоты, словно он только что не задал мне очень личный вопрос. Я слишком хорошо знала этого парня, чтобы не понимать, что он нагл, как сорока, но в его тоне я уловила ноты, созвучные моей боли, глухой отзвук понимания.

Я никогда не прогибалась, никогда ни перед кем не вставала на колени, но теперь я чувствовала, что очень устала и больше не могу нести на себе даже тяжесть собственной гордости.

– Где-то в Австралии. Со своей семьей.

– Он знает, что происходит?

Нет, наверное. Хотя, зная маму, все это несложно себе представить.

– Он… с нами не общается.

Чуть наклонив голову, Андрас рассеянно разглядывал шкаф. Как и всегда, он был красив. И как всегда, имел вид бесстыдника, изгнанного из Эдемского сада за то, что он имел наглость утверждать, будто видел сады и получше, но умел, когда нужно, скрывать разочарование за непроницаемым взглядом.

– Ненавидишь его?