Стивен Эриксон Падение Света

– То же, что навыки охоты. Лишь добыча изменилась. А я сказал вам мало ценного.

Вскоре отрицатель ушел. Не открывая глаз, Нарад смотрел на ярящееся побережье, на сияние гневного огня. Ощущал тяжесть меча в руке, слыша, но не отвечая приглушенным кликам радости. И женщина заговорила внутри.

"Мой принц, наш хребет согнут и ломается. Ты не вернешься к нам? Нам нужна твоя сила".

Нарад поморщился. "Как же это? Вы превратили в достоинство мое небрежение вашими жизнями, отрицание ваших прав на жизнь? Стоять крепче, завоплю я. Мы гнемся, но сломятся они".

Женщина - солдат, не королева - помолчала, прежде чем ответить: "Я присвоила себе семью. Дочь. И сына - или двух сыновей? Дала им желанную иллюзию. Меня звали мамой. До самой их смерти я держалась за ложь. Что же меня заставило? Даже сейчас, когда мое тело лежит под насыпанным Анди каменным курганом, вопрос витает будто призрак. Что же заставляет нас, Йедан, скрывать истину?"

Он потряс головой. "Только и всего лишь любовь, думаю. Не к тем, кто всегда рядом, но к тем, кого мы могли никогда не встретить. К тем, что носят маски чужаков, но падают нам в объятия. В тот миг, подруга, ты обнаруживаешь в душе самый главный корень. У него нет имени. Ему не нужно имя".

"Но как ты называешь его?"

Он тяжко задумался над ответом, над этим ее желанием давать имена всему, что угодно. И сказал: "Как же? Это величие".

Он открыл глаза, тот пейзаж исчез. Перед ним снова предстал яркий контраст снега и деревьев, белого и черного, вознесенный до треснувших небес.

Мужчина, коим был он во снах - мужчина, любивший мужчин - куда мудрей Нарада. Он говорит, наделенный знанием и терпением. Говорит, как находящийся в мире сам с собой, с тем, кто он есть и кем будет. Говорит как тот, кто идет на смерть.

"О моя королева, видишь, как я подвел тебя? Мы с ним братья по неудачам, любовники, связанные общим грехом. И когда придет день, Глиф, твой "последний день войны", вас поведет он. Не я. Лучше он, чем Нарад - тот повел бы вас, боюсь, по тропе труса".

Эта зима заставила застыть все мысли об искуплении. Так почва скрывается под мантией снегов.

Глиф проследил, как отряды выскальзывают из лагеря, и обратился к последним четверым охотникам: - Нужно очистить лес от захватчиков. Железо, не кремень для стрел. Сегодня мне не хочется видеть мучений. Быстро с ними покончим и вернем зиме тишину.

Лаханис стояла с его маленьким отрядом. Она одна не имела ни лука, ни колчана со стрелами. Глиф предпочел бы, чтобы она осталась позади - не доверял ее умениям ходить по лесу. Погран-мечей не учат воевать среди деревьев. Их мир - открытые равнины, голые холмы и северная тундра. Обычно они сражаются, сидя на спинах лошадей.

Но ведь Пограничных Мечей более нет. Уничтожены в битве с домовыми клинками Драконуса. Лаханис единственная из выживших, что присоединилась к его народу. Хотелось бы ему, чтобы ее не было. Круглое гладкое лицо слишком молодо для такой злости в глазах. Ее оружие сулит смерть на расстоянии руки. Не для нее дистанция стрелы или копья. Она будет биться, покрываясь кровью жертв, и такого алого наряда она жаждет.

Лаханис пугала его.

Но таков был и Нарад, первый брат после перерождения. Видения отягощали Дозорного, по рассказам Нарада ясно было: ему предстает мировой пожар, вечная резня. Похоже, Глиф каким-то образом нашел нежданную судьбу, уделившую народу роль, коей он вовсе не желал... и Дозорный ведет их прямо туда.

"Не могу знать... Разделил ли он со мной любовь к народу? Готов отдать нас в пользование Первому Сыну. Но мы ничего не задолжали чернокожим Анди, еще меньше Лиосан, похожих ныне на обескровленные трупы".

Один из охотников сказал: - Мы готовы, лорд.

"И это! Лорд!" Они дали ему титул Владыки Ложной Зари. Глиф не понимал. Не видел ценности в заре, ложной или истинной. Не знал, кто именно придумал пышное звание. Как будто оно вылезло из мерзлой почвы, или слетело с хлопьями снега. Ему титул не нравился, но, как и Нарад - Дозорный, он не мог сражаться с приливом. Нечто схватило обоих, эти руки холодны и неумолимы.
– Хорошо. Лаханис, нужно идти в тишине, не оступаясь. Эти легионеры - разведчики и следопыты.

– Знаю, - ответила она.
– Нужно быть как тени.

– Ты окрасила кожу. Отлично.

Она нахмурилась: - Ничего не делала.
– Подняла руку, всмотрелась. Кожа ее стала цвета золы. Лаханис моргнула, подняв глаза на Глифа: - Ты такой же. Но я видела, как вы натираете лица золой. Задумала сделать так же, но забыла. Мы запятнаны, но не по своей воле.

Потрясенный Глиф оглянулся на Нарада, что стоял лицом к лесу.
– Я думал... он заболел от видений.

– Мы Отрицатели.
– Лаханис приняла это прозвание, будто родилась с ним.

Остальные что-то бормотали, лица стали озабоченными. Очевидным было, что никто ничего не замечал. Глиф не мог придумать, что сказать, какой ответ дать им или Лаханис.

– Только сегодня, - сказал Неерак, тот охотник, что недавно обращался к нему. Глаза его широко раскрылись.
– На заре, вчера, мой лорд, я видел отражение в чистом льду. Лицо бледное, но не как у Лиосан. Бледное как всегда. Но теперь я смотрю на ладони, на предплечья - нас поразила чума?

"Чума".

– Мы выбрали ни то, ни это, - заявила Лаханис.
– Отвергли Анди. Отвергли Лиосан. Встали в стороне.

– Но сегодня?..
– вопросил Неерак, разворачиваясь к ней.
– Почему? Что изменилось?

Глиф ответил: - Я разговаривал с Дозорным. Спросил, начнем ли мы сегодня войну?

– Он велел перебить разведчиков, - объяснила Лаханис.
– Поистине война начата. Глиф, он священник. Не знаю, что за титул вы ему дали, но он ходит не по одному миру. Сегодня по его благословению мы стали армией.

Он смотрел в эти глаза и видел жадный свет, посул огня и разрушения.

"Последняя Рыба идет на поиски старого врага. Озеро почти забыто, лиги пролегли меж ним и тем местом, где он сейчас. Вода, помнит он, была чистой. Не было ничего, способного скрыть от него будущее, будущее, полное слез. Из воды он вышел и в воду должен вернуться. Заканчиваю там, где начал". – Война призвала нас, - сказал он. И взял лук.
– По благословению Дозорного мы стали убийцами жен и мужей. Идемте же. Лес - наш дом. Пора его защитить.