Страх — это ключ
Шрифт:
— Яблонский, мисс. Герман Яблонский.
— Твои предки тоже прибыли на «Мейфлауэр»? — съязвил я и внимательно посмотрел на девушку. — Итак, у вас миллионы и миллионы долларов — конечно слишком большая сумма, чтобы запросто расхаживать по городу. Этим-то и объясняется присутствие Валентино.
— Валентино? — Было видно, что она все еще считает меня сумасшедшим.
— Горилла с кривым лицом, которая сидела за вами в зале суда. Если ваш старик так же разбирается в нефтяных скважинах, как в телохранителях, то скоро вы будете нищей.
— Обычно не он… — Она прикусила губу, и что-то похожее
Яблонский снова улыбнулся, но ничего не сказал. Он выудил пачку сигарет, щелкнул по донышку, прихватил зубами сигарету, прикурил и бросил пачку и спички мне. Вот так работают первоклассные ребята сегодня — цивилизованные, вежливые, обращающие внимание на любые мелочи. Они могли бы заставить громил 30-х годов почувствовать себя несчастными и обиженными богом людьми. Все это делало Яблонского намного более опасным. Такой человек похож на айсберг. Семь восьмых его смертельно опасных возможностей не видны. Громилам прошлых времен не стоило бы даже и пытаться справиться с ним.
— Насколько я понимаю, вы в любой момент готовы применить оружие — продолжила Мери Блэр. Она была далеко не так хладнокровна и спокойна, какой хотела казаться. И хотя говорила ровным спокойным голосом, я видел, как пульсирует голубая жилка у нее на шее: она билась с такой силой, с какой рвется вперед гоночный автомобиль на ралли. — Ведь теперь этот человек не представляет для меня опасности?
— Это точно, — заверил ее Яблонский.
— Спасибо. — Она облегченно вздохнула, как будто только сейчас поверила, что все ее страхи кончились, и пошла к телефону. — Я позвоню в полицию.
— Нет, — спокойно ответил Яблонский.
Она застыла на месте:
— Простите?
— Я сказал — нет. Никаких телефонов, никакой полиции. Я думаю, мы не станем вмешивать сюда закон.
— Что все это значит?
Я снова увидел два красных пятнышка на ее щеках. До этого их появление обусловливалось страхом, но сейчас их, похоже, вызвал гнев. — Когда у твоего старика столько нефтяных скважин, что он сбился со счета, люди редко перечат тебе.
— Мы должны вызвать полицию, — начала она медленно и терпеливо, как человек, объясняющий что-то ребенку. — Этот человек — уголовник, разыскиваемый уголовник, и убийца. Он убил человека в Лондоне.
— И в Марбл-Спрингз, — спокойно добавил Яблонский. — Патрульный Доннелли умер сегодня в пять сорок вечера.
— Доннелли умер? — Ее голос сорвался на шепот. — Вы уверены в этом?
— Это передали в шестичасовых новостях. Как раз когда я выехал вслед за вами со стоянки. Хирурги, переливание крови и прочее — в общем, он умер.
— Ужасно. — Она посмотрела на меня, но мельком, потому что больше не хотела видеть меня. — И вы говорите не вызывать полицию? Что вы хотите этим сказать?
— То, что сказал, — ответил Яблонский. — Никаких слуг закона.
— У мистера Яблонского есть свои соображения на этот счет, мисс Рутвен, — сухо сказал я.
— Твой приговор предрешен, — бесстрастно произнес Яблонский. — Для человека, которому осталось жить три недели, ты воспринимаешь вещи весьма хладнокровно… Не трогайте телефон, мисс.
— Вы же не будете стрелять в меня? — Она уже подошла к телефону. —
Вы же не убийца?— Я не буду стрелять в вас, — согласился он. — Да мне и не надо.
Он вдруг оказался рядом с ней, сделав всего три шага. Он мог двигаться быстро и тихо, как кот. Отняв у нее телефонную трубку, он усадил ее в кресло рядом со мной. Она попыталась вырвать руку, но Яблонский даже не заметил этого.
— Ты не хочешь впутывать закон, да? — задумчиво произнес я. — Это весьма странно, дружок.
— Считаешь, что я не в ладах с законом, но лишь слегка? — вкрадчиво произнес он. — И поэтому не стану в тебя стрелять?
— Вот именно.
— Я бы не ставил на это, — улыбнулся он. Но я поставил. Мои ноги были поджаты, а руки лежали на подлокотниках кресла. Спинка кресла упиралась в стену, и я прыгнул к нему, решив врезать ему под ложечку.
Но не достал его. Меня интересовало, что он может сделать своей правой рукой, и теперь я знал что. Правой рукой он может моментально перебросить пистолет в левую, выхватить кастет из кармана и ударить летящего к нему человека по голове. Он явно ждал от меня чего-нибудь подобного, но все равно это зрелище было достойно самых искушенных ценителей: ловок был этот парень, очень ловок.
…На меня снова и снова брызгали холодной водой. Я со стоном сел и попытался дотронуться до головы, но когда руки у вас связаны, сделать это невозможно, а посему я оставил свою голову в покое, с большим трудом поднялся на ноги, опираясь связанными руками на стену, и доковылял до ближайшего кресла. Глянув на Яблонского, я увидел, что он накручивает на ствол маузера черный металлический цилиндр. Он посмотрел на меня и улыбнулся. Он всегда улыбался.
— В следующий раз едва ли смогу ударить вас так удачно, — спокойно сказал он. — А с этой штукой выстрела никто не услышит.
Я бросил на него злой взгляд.
— Мисс Рутвен, — продолжил он. — Я собираюсь воспользоваться телефоном.
— А зачем вы мне говорите об этом?
Она постаралась перенять мою манеру вести себя, но у нее не очень это получалось.
— Я собираюсь позвонить вашему отцу и хочу, чтобы вы дали мне номер телефона. В телефонной книге его явно не будет.
— А зачем вам звонить ему?
— За вашего друга назначили награду. Открыт охотничий сезон на мистера Толбота. Об этом сообщили сразу же после сообщения о смерти Доннелли. Власти штата заплатят пять тысяч долларов за любую информацию, которая может привести к аресту Джона Монтегю Толбота. Он им нужен живым или мертвым — все равно каким. А генерал Рутвен предложил дополнительно к этому сумму вдвое больше.
— Десять тысяч долларов? — спросил я.
— Десять тысяч.
— Скряга, — проворчал я.
— По последним подсчетам, старик Рутвен стоит двести восемьдесят пять миллионов долларов. Он мог бы предложить и больше, — рассудительно согласился Яблонский. — Итого, пятнадцать тысяч. Но что такое пятнадцать тысяч?
— Продолжайте, — потребовала девушка.
— Я думаю ваш папаша сможет получить свою дочку обратно за пятьдесят тысяч баксов, невозмутимо сказал Яблонский.
— Пятьдесят тысяч! — Девушка задохнулась от изумления. Будь она такой же бедной, как я, то я еще понял бы ее изумление.