Судьба
Шрифт:
— Что вы, папаша, бог с вами, — ответил Федор. — С какой стати я пойду с вами? Завтра рано вставать, я и так не высыпаюсь.
— Ненадолго, — стал убеждать его Толлор. — Я, как Чаачахаан, который убил быка и пригласил обжору Могуса… Знаешь сказку?.. Так я приглашаю тебя распить со мной бутылочку водки, для этой цели добытую. Я потом скажу, по какому случаю. Так надо.
Денег на водку Николаю дала Авдотья. Федор не особенно любил выпить, но при случае не отказывался.
— Зайдем в дом, я спрошу у жены, — сказал он.
Николай замахал руками, словно его ночью одного
— Нет-нет, я здесь постою… Если надо, поди спроси…
Майя, узнав, что Федора пригласили в гости, обрадовалась. Наконец-то лед тронулся, соседи стали опять приходить к ним и к себе звать.
— Конечно, сходи, — улыбаясь, сказала она, — только не очень надолго.
— Если я задержусь, Майя, не жди меня. Ложись спать. Ладно? — Федор поцеловал жену и вышел.
— Но ты все же постарайся не очень долго, — сказала Майя вдогонку, а сама подумала, что, наверно, такого мужа, как Федор, нет ни у кого. Она не выдержала и вышла проводить любимого человека к воротам.
Николай весь съежился от страха, с трудом удерживаясь, чтобы не убежать, стал шептать про себя молитву.
— Пошли, Николай, — как ни в чем не бывало сказал Федор.
Толлор почти выбежал за ворота, не говоря ни слова. Отойдя с Федором довольно далеко от дома, Николай обернулся: Майя стояла у ворот и смотрела им вслед, казалось, что она вот-вот побежит за ними.
Дома у Николая никого не было, кроме хозяйки. Федору показалось, что она растерялась, увидев его, то ли испугалась.
На стол поставили бутылку водки. Николай принес две чашки, наполнил их:
— Твое здоровье, сынок. До дна…
Они чокнулись. Федор выпил до дна, а Николай отпил немного и поставил, кряхтя и морщась:
— Не пошла. — Он опять наполнил чашку Федора.
Федор спешил и, чтобы не оттягивать время, опять выпил.
— Спасибо за угощение, — сказал он. — Приходите к нам в покров день.
Николай, словно не слыша его слов, снова налил в чашку Федора.
— Жена твоя из Вилюйска? — как будто между прочим спросил Толлор.
«Почему он вдруг об этом спросил? — подумал Федор. — Майю давно знает, а делает вид, что впервые слышит о ней».
— Из Вилюйска. А что?..
— Верно говорят, что она дочь вилюйского головы Харатаева?
— Ну, верно…
— Как же ты ее высватал за себя?.. Дочь богача?
— Долго рассказывать. Как-нибудь в другой раз… Давай лучше выпьем, — Федор поднял чашку.
Но Николай не спешил пить. Он достал из кармана табакерку, понюхал табаку, раза два чихнул.
— Это правда, будто… это самое… будто… Ну ладно, — Николай махнул рукой.
— Ты что, пьян? — засмеялся Федор.
Глаза Толлора слезились от крепкой махорки.
— Да, немного в голову ударило, даже в глазах помутилось. А ты ничего, на тебя не действует. Ну, потянули…
Пили без закуски, потому Федор, почти один опорожнивший бутылку, быстро опьянел.
На дворе стало темно. Огонь в камельке ярко осветил комнату.
Федор встал, пошатываясь, пошел к двери:
— Мне домой пора, уже поздно.
Толлор сидел, как на иголках, следя за каждым движением гостя, губы его шевелились, как у человека,
который хочет спросить о чем-то очень важном, но не решается.— Оставайся у нас… На дворе темно, еще заблудишься. Утром пойдешь, — стал удерживать его Николай.
— Что ты?.. Меня дома жена ждет. Она до утра не доживет, если я не приду.
— Ничего с ней не случится, с твоей женой, — Толлор стал у двери, готовый загородить дорогу. — Была бы она человеком, как все…
«Он что-то не то говорит», — мелькнула у Федора мысль, хотя он и был пьян.
— Ну, я пошел, — сказал он.
— Погоди, — Николай взял его за локоть. — Это верно, будто твоя жена — оборотень, демон?..
Кровь ударила Федору в голову, тяжело дыша, он спросил:
— Да кто тебе сказал?..
— Все об этом говорят, весь наслег…
Федор схватил Николая за грудь, повалил на орон.
— Кто тебе сказал? — выйдя из себя, кричал он. — Говори, кто тебе сказал?!
Толлор не на шутку испугался гнева Федора. Притворяясь пьяным, он плел языком о чем-то другом.
Федор долго не отпускал Николая, тряс его, добиваясь, кто же говорит такое про его жену, Но Николай так ничего больше и не сказал.
— Не пущу до тех пор, пока не скажешь!..
— Пусти, дурак, я пошутил… Ой, задушишь!..
Осенью быстро темнеет. Майя разобрала постель и легла, положив рядом Семенчика. Она старалась не спать, ожидая, что вот-вот придет Федор. Дверь была не заперта.
Во дворе послышались шаги.
«Федор вернулся, — подумала она, — молодец, не засиделся. Сейчас откроется наружная дверь…» Майя прислушалась. Теперь топот был слышен за домом. Не один, а, похоже, двое… Майя испугалась, прижала к себе сына. Опять подошли к наружной двери… Кто-то возится…
«Неужели Федор так напился, что никак не найдет двери, бродит вокруг», — подумала Майя. Она встала с орона, вышла в сени, подошла к двери, тихо спросила:
— Это ты, Федор?
Послышался топот людей, отбегающих прочь.
Майя нажала на дверь, чтобы открыть. Дверь не открывалась — она была подперта снаружи чем-то тяжелым. Майя затряслась от испуга. Дрожащими руками она заперла двери и вернулась в постель. Сердце гулко стучало, заглушая все остальные звуки. Теперь топот слышался у окон. Похоже было, что к закрытым ставням приваливают какую-то тяжесть, отчего ставни закрывались плотнее. Майя натянула на голову одеяло, с трудом удерживая крик ужаса, готовый вырваться из ее груди…
Кресты еще днем привезли из лесу на двух волокушах и с наступлением сумерек подвезли и сложили их за юртой Авдотьи. Старуха видела, как Толлор Николай увел Федора из дому, как Майя стояла у ворот и смотрела им вслед.
Как только стемнело, Авдотья велела Чэмэту Семену и Бороннуру Афанасию загородить дверь и окна дома сырыми осиновыми крестами.
Когда дверь и окна были завалены, Авдотья принесла в берестяной посуде керосин и облила углы дома.
— Господи, создатель всего живого, помилуй нас, — крестясь, забормотала она. — Седобородый дух пламенного огня, слизни злого духа своим языком, преврати его в дым и черные угли.