Судьба

— Зачем же уезжать с родных мест неизвестно куда? — В голосе хозяйки сквозил лед. — Чужая сторона хуже мачехи.

— Батраку везде чужбина, — отпарировала Майя. — Здесь нам ни за что не выбиться из нужды. Так и будем всю жизнь скитаться.

Иннокентий долго о чем-то думал, склонив седую голову, потом пристально посмотрел на Федора, перевел взгляд на Майю и сказал:

— Почему бы вам не найти тех, кто поджег ваш дом, и не подать на них в суд? Пусть возместят вам убытки, чтобы вы могли и построиться и зажить, как люди.

— Кто поджег наш дом и по чьему наущению, нам известно, — сухо ответила Майя. — С ними мы уже однажды судились в продолжение трех лет. Сыты по горло судами. Нам не будет там житья, пока живы родственники Яковлева. Так не лучше ли уехать подальше отсюда и не мозолить ничьих глаз?

После этого разговора между Федором с Майей и хозяином пробежала черная кошка, их отношения заметно ухудшились. Харитина вдруг ни с того ни с сего начинала привязываться к Майе, упрекать в лености и в непослушании, хотя еще недавно не могла нахвалиться своей служанкой.

Весной, после ледохода на Лене, Майя и Федор засобирались к отъезду. Рассчитывая Федора и Майю, Иннокентий сказал:

— Нынче летом я должен отправить купцу Шарапову двести голов скота. По договору. Не взяли бы вы на себя труд сдать попутно этот скот по назначению? Тебе, Федор, не привыкать.

Иннокентию было выгодно, чтобы Федор с Майей перегнали скот в Мачу. Не нужно было оплачивать прогон баржи в два конца. Денежное вознаграждение — один рубль за каждую голову скота, — которое прогонщики получали, можно было переполовинить — заплатить Федору по полтине. Купец много выгадывал на этой сделке.

И для Федора с Майей это было кстати. Им до Мачи не нужно было платить за дорогу, кроме того, они заработают сто рублей. Совсем неплохо.

Еще зимой Иннокентий скупил по дешевке голодающих быков, объездив всю округу. В Намцах, Борогонцах, Баягантаццах, Восточно-Кангаласцах, Западно-Кангаласцах — везде побывал изворотливый купец в погоне за прибылью.

В начале июня ревущее на все голоса стадо пригнали к причалу и погрузили его на большую баржу, арендованную у пароходовладельца Глотова. В помощь Федору и Майе Иннокентий дал одного человека.

Буксир с баржей отчалили от берега теплым июньским вечером. Федор с семейством расположился на барже в каюте шкипера. Майя сидела на жесткой скамейке, держа ребенка на коленях, и тихо плакала. Крупные слезы скатывались по бледным щекам, падали на черную голову мальчика, на руки. Майе тяжело было расставаться с родными местами, с горькими надеждами устроить свою жизнь, не уезжая на край света. А что их с Федором ждет там, в чужой, неведомой стороне? Не окажутся ли они в худшем пекле? Может, зря они не послушались Иннокентия, который всячески отговаривал их ехать в золотоносную тайгу? Он столько нарассказывал им о всяких страхах, что они с Федором потеряли покой.

Буксир все дальше и дальше уходил от берега, огибая богатые обильной травой островки, окаймленные зелеными тальниковыми кольцами.

Вскоре вернулся Федор. Он вместе со своим помощником задавал скоту корм. Федор был в радостном, приподнятом настроении. Придвинувшись к Майе, он обнял ее за плечи, поцеловал в соленую от слез щеку. Майя улыбнулась ему сквозь слезы, положила на плечо голову.

— Хорошо, что мы тронулись до заката, — сказал Федор. — Я думал, что промешкаем до ночи.

Буксир притащил баржу к Мачи на десятые сутки. Быки застоялись на барже и, почувствовав близость берега, громко замычали.

Причалив к пристани, быков выгнали на лужайку. Берег огласился разноголосым мычанием, топотом копыт. Обессиленный продолжительным стоянием скот повалился на землю. Федор знал, где живет Шарапов, и заспешил к нему, желая поскорее разделаться со скотом.

Купец еще спал, когда Федор заявился к нему домой. Пришлось долго прождать, пока хозяин встал, не торопясь позавтракал и вышел на крыльцо.

Шарапов походил внешностью на простого крестьянина, одетого по-праздничному. Лет десять назад он был таким, как все, бедняком — косил сено, пахал землю, ходил на поденку. Потом у него тайно поселился беглый каторжник некто Шалаев. Кто он и откуда, никто не знал. Говорили только, что Шалаев вместе со своими артельщиками где-то в тайге промывает золото. А Шарапов к тому времени в таежной глуши начал торговать спиртом.

Однажды Шарапов, пробравшись со спиртом сквозь казачий кордон, наткнулся в тайге на золотоискателей — сообщников Шалаева. Охочие до выпивки артельщики бурно встретили Шарапова, налакались спирта и свалились мертвецки пьяны Один только Шалаев бодрствовал, о чем-то шепчась с Шараповым. А ночью они вдвоем вырезали всю артель — пять человек — и убежали, захватив с собой добытое артелью золото.

В Мачу Шарапов и Шалаев приехали богачами и начали вместе торговать. Года через три они открыли три больших магазина. Один магазин скупал только золото, в другом магазине принимали масло, мясо и пушнину, в третьем — продавали чай, водку, мануфактуру, готовую одежду. Кроме того, они были совладельцами шести домов. Самый лучший из них занимала семья Шарапова. Один дом, чуть похуже, предназначался для Шалаева. Но он почти не жил дома, все время находился в разъездах, скрываясь от людских глаз. И на этот раз Шалаев отсутствовал — уехал рыбачить на озеро, что невдалеке от деревни Витим. Там ловились сиги и баранатки. Этой рыбой купцы кормили посетителей в ресторане, открытом в Витиме.

Шарапов узнал Федора и спросил, что ему от него надобно.

— Почему он, старый мошенник, раньше не доставил скот? — зашумел купец, выслушав Федора.

Еще только недавно фунт мяса шел по золотнику золота. Цены на мясо по-прежнему оставались высокими, хотя немного ниже тех, которые были недели три назад. Шарапов расстроился, что прибыли он получит меньше, чем предполагал.

— Ну, веди, показывай быков, — обратился купец к Федору.

Быки продолжали лежать на земле. Шарапов ходил между ними щупал бока.

— Кожа да кости, — ворчал он. — Ох, удружил. Да как ему не совестью! — вдруг заорал купец. — Быки-то совсем тощие, на ногах не стоят. Все как вылягли, и теперь их не поднимешь. Ну, старая лиса, обманул, вокруг пальца обвел!.. Больше никаких с ним дел!.. Ни в жизнь!..

Тут уж Федор не мог вытерпеть, на его глазах возводят на человека напраслину:

— Как же им не лежать, если они десять суток на ногах простояли! Разве они могли быть упитаннее, чем сейчас после такой дороги?

Шарапов покосился на Федора, но ничего не возразил.

— Так и быть, приму, — смягчился купец. — Но в последний раз. Разве это быки? Да на них все ребра по одному можно пересчитать. И где он только их выкопал?

— Неправда, — не согласился Федор. — Упитанность у них выше средней. Лучше вы нигде не найдете.

«Ишь, как защищает, — одобрительно подумал Шарапов. — Глотку готов перегрызть за хозяина. И умен, бестия, пальца в рот не клади. Мне бы такого…» Купец не торопясь пересчитал быков и велел перегнать их за деревню, в заранее приготовленный загон.