Свет проклятых звёзд
Шрифт:
— Великий Вала Улмо! — негромко произнёс владыка Невраста. — Направь нас на верный путь, как волна ведёт корабль к безопасному берегу! Не дай увидеть врага в недружелюбном чужаке.
Жители Крепости Стрела стали выглядеть смущёнными, словно чего-то стыдились. Эрестор помнил, как лорд Новэ ещё до поездки резко высказывался, на корню пресекая все домыслы о возможном насильном удержании дочери нолдорским принцем. Да, он братоубийца, да, друг главы Первого Дома Нолдор — зачинщиков кровавой резни. Однако Кирдан чётко дал понять, что события в Альквалондэ при нём следует именовать не иначе, как трагедия, поскольку Вала Улмо не позволил
Стальные двери со строгими угловатыми узорами открылись навстречу гостям, и из главного здания дворца вышла в сопровождении свиты Линдиэль. Одетая в тёплое платье, украшенное серебром, словно латной бронёй, дочь лорда Корабела не выглядела пленницей, однако и счастливой не казалась. Словно боясь сболтнуть лишнего, леди сжала зубы, слегка вздрогнула и бросилась в объятия отца.
***
Бесконечно откладывать разговор с родителями не представлялось возможным, Линдиэль это понимала, однако отчаянно не хотела видеться ни с кем из родни. До последнего стараясь обойтись письмами, леди упорно уводила разговор от политических тем, но отец оставался непреклонным.
«Часть Семиречья отойдёт хитлумской короне?»
«На что может претендовать Невраст теперь?»
«Были письма в Дориат или из Дориата?»
«Нолофинвэ высказывал пожелания о дальнейших делах со мной?»
«Какие условия твоего союза с сыном верховного нолдорана? Должны ли мы обсудить военную помощь Хитлуму?»
«Что унаследуют ваши дети?»
Вопросы сыпались градом, Линдиэль понимала, что ответить ей нечего, поэтому лишь посылала ничего не объясняющие письма с одним и тем же содержанием:
«Я и принц Фингон не являемся мужем и женой. Это наше обоюдное решение, чтобы защитить нашу любовь от политики».
Но, похоже, бесконечно обороняться словами на бумаге невозможно.
Когда стало доподлинно известно, что отец скоро приедет, Линдиэль пришлось поговорить об этом с Астальдо. Эльфийка не сразу, но привыкла, что надо хотя бы делать вид, будто смотрит в глаза обезумевшему от любовных чар мужчине хотя бы делать вид, что его поведение и слова не пугают, а пустой, словно ищущий помощи взгляд — это совершенно нормальное явление, и вообще, все так смотрят. Но главное — ложиться в постель по первому намёку, чтобы влюблённый безумец не начал извиняться и оправдываться за прошлые оскорбления, неудачи в войне и за деяния тирана-родителя. И перед серьёзной беседой пришлось как следует постараться ублажить Астальдо, чтобы он ни в коем случае не усомнился: любовь важнее чего угодно.
— Мой отец приедет в начале апреля, — через силу произнесла Линдиэль, закончив ласки и изобразив наслаждение. — Тебе необязательно говорить с ним, поскольку он просто решил повидать меня.
— Лорд Новэ? — Астальдо задал вопрос и вдруг изменился в лице.
Леди давно привыкла, что её мужчина отгородился от мира и смотрел пустыми, либо встревоженными глазами, когда ему о чём-то рассказывали, но сейчас…
Взгляд эльфа напугал своей ясностью. Неужели…
— Но ведь это значит, — Финдекано снова стал похож на себя привычного, однако Линдиэль не могла успокоиться, внутри всё дрожало, — что о нас говорили уже и в Дориате! Понимаешь, что это означает? Тингол, лишь благодаря удаче ещё не лопнувший от жадности и гордыни, хочет командовать
войсками Барад Эйтель для защиты своих сокровищниц, которые никому на самом деле не нужны! Это он прислал твоего отца, потому что уже видит хитлумские богатства в своих подземельях!— Но ведь мы отреклись от всего ради нашей любви, — напомнила самую действенную ложь Линдиэль, всматриваясь в лицо Астальдо — неужели чары ослабли? Он всё поймёт?
— Тинголу этого не объяснить! — непривычно бодро сел на постели принц. — Он сам ненавидит Ольвэ, но моментально согласился проклинать даже невиновных просто потому, что Третий Дом Нолдор — тоже из рода Финвэ! Но, вот увидишь, если мы согласимся одарить его сокровищами, Тингол сразу изменит к нам отношение в своих летописях! Но я никогда…
Астальдо внезапно осёкся, замер, посмотрел на руки, грустно усмехнулся, произнеся «Странные стрелы», потом скривился, будто от омерзения.
— Везде ложь, Линдиэль, — сказал он, взгляд снова потеплел, начал стекленеть. — Только ты никогда мне не врала, а я не ценил этого. Какой же я был ничтожный дурак!
«Предчувствие любви —
Ты соткано из снов,
Невнятных, смутных слов,
Несвязанных стихов, — снова вспомнились давние светлые мечты, и леди едва сдержала слёзы, — где в золотой пыли
Играют свет и тень.
Предчувствие любви,
Что где-то рядом день
Нашей встречи —
Утро иль вечер,
Мгновение иль вечность —
День нашей встречи…»
Свет и тепло сменились ледяной тьмой.
«Сто лет прошло, но помнит старый клён
Историю о дне печальном этом…
Я полюбила Астальдо, ничего о нём не зная! А он женат!
Она мила, и он в неё влюблён.
Моя любовь осталась без ответа!
Астальдо отверг мои чувства! Что бы я ни делала, он гнал меня прочь! Он… Ненавижу!
Колдуй, Лайхениэ! Пусть он лишится сердца!
Пусть тьма его не сможет одолеть,
Но ты за это отдаёшь всю силу!
Пускай увижу пред собою смерть!
Он будет жить, любовь и боль отринув!»
От прекрасного осталось лишь болезненное воспоминание.
«Предчувствие любви —
Какой-то смутный страх
И новый тайный смысл
В обыденных словах.
И слёзы без причин,
И глупые мечты.
Предчувствие любви,
Что где-то рядом ты,
Мой избранник,
Светлый как праздник,
Печаль моя и радость…
Где ты?
Где ты? Жду ответа
С ночи до рассвета
Верю, будет счастье,
Знаю будем вместе,
Вместе…»
***
— У меня всё хорошо, папа! — выдохнула Линдиэль, стискивая отца в объятиях. — Пожалуйста, скажи, что тебя послал не Тингол!
— У нашей семьи только один Владыка, — не сразу ответил Кирдан, погладив дочь по спине. — Слава великому Вала Улмо! И только ему! Навеки.
Примечание к части Песни:
Ария Зелёного Рыцаря из мюзикла «Принесса Грёза»,
«Верность солнцу» А. Чернышёв, А. Булгаков,
«Предчувствие любви» из мюзикла «Ромео и Джульетта»,
«Злая» от «Power Tale»
Лишь точка на белом листе
«Наш звёздный стяг! Ало-звёздный наш флаг!
Он проверен в боях и в походах!
И с падения тьмы в дни Исхода
С нами свет, что даёт звёздный флаг!»
Песня стала настолько привычной для Химринга, что даже когда не звучала ни из чьих уст, её словно пели сами стены крепости.