Свет проклятых звёзд

— И больше не увидишь, — с разгорающейся безумной яростью во взгляде, произнёс Финдекано. — Никогда! Больше никто не окажется в плену этого проклятого Вала! И, если всех моих собратьев парализует страх, я один буду биться с врагом. И, пока я жив, Морготу не видать покоя!

— Твоя отвага зажжёт огонь в сердцах, — скривилась Митриэль. — И, пока жив Моргот, вы не будете знать покоя. Скажи, принц Финдекано, ты виделся с сыновьями Феанаро?

Нолофинвион не ответил. Он снова смотрел только на неподвижно лежащего брата, рядом с которым что-то очень тихо обсуждали знахари, и пил чьё-то вино, которое совсем не помогало справиться с охватывающим отчаянием.

Разные по свойствам металлы

Когда Ириссэ бесцеремонно ворвалась на затянувшийся совет, где разговоры по существу давно закончились, и бесконечно повторялись одни и те же факты, лишь по-разному трактуемые, появлению дочери короля обрадовались абсолютно все.

— Папа, — громко заявила принцесса, — мне нужен твой менестрель и ещё этот юный летописец.

Нолофинвэ поднял глаза от записей.

— Что ты задумала, Ириссэ?

— Доброе дело, — подмигнула эльфийка. — А для этого мне необходима поддержка.

— И я для этого не подхожу, — отвернулся к очагу Турукано.

— Именно!

— Ириссэ, — Нолофинвэ бросил беглый взгляд на сына, — я тоже делаю доброе дело, и мне, не меньше, чем тебе, необходима поддержка.

— Тогда я возьму только Аклариквета, — ослепительно улыбнулась принцесса.

Король согласно кивнул.

***

Сидя чуть в стороне и наблюдая за тем, как ученица Митриэль осторожно, но с нажимом, растирает пахнущей травами и жиром мазью грудную клетку, левое плечо и руку Нельяфинвэ, Финдекано потерял счёт времени. Эльф понимал, что не сможет без отдыха, но боялся отлучиться. Знахари сменяли друг друга, по очереди дежуря у лежащего неподвижно Феаноринга, меняя простыни, смазывая и массируя тело, давая эликсиры и воду. А принца сменить было, по его мнению, некому.

— Тебе пора отдохнуть, брат, — послышался, словно сквозь сон, голос Ириссэ, и Финдекано понял, что засыпал сидя. — Но сначала, дай я обниму тебя, беглец! Не представляешь, как я скучала!

Слабо улыбнувшись, вместо ответа, принц осторожно встал и прижал к себе сестру, чувствуя, как щемит в груди.

— Скажи, Финьо, ты мне доверяешь?

Отпустив эльфийку из объятий, сын Нолофинвэ вдруг увидел, с кем она пришла, и усталость в одно мгновение пропала.

— Подожди, Финьо, не злись, — примирительно подняла ладони принцесса, — я хочу сделать доброе дело: Аклариквет, увидев Нельо, устыдится и впредь не станет петь плохие слова о нём и тебе. Правда, Риньо?

Менестрель молчал.

— Ты хочешь невозможного, — зло усмехнулся Финдекано.

— Я же принцесса, — невинно улыбнулась Ириссэ.

Подойдя к постели Майтимо, эльфийка на мгновение зажмурилась. Знахарка, водя ладонями по смещённым, исполосованным шрамами рёбрам, отвела взгляд.

— Уйди, Аклариквет, — с угрозой в голосе проговорил сын Нолофинвэ.

— Пусть останется, — твёрдо заявила принцесса, осторожно погладив Феаноринга по бритой голове. — Ненадолго. Хочу, чтобы Риньо слышал мои слова. Может быть, я сейчас скажу глупость, но именно это и важно. А ты, Финьо, ложись спать. Если хочешь, прямо здесь. Свободные кровати имеются. Ты же не думаешь, что я позволю случиться беде?

Финдекано не шевелился.

— Когда я слушала рассказы тех, кто видел Май… Нельо, — опустила взгляд Ириссэ, — все повторяли, что от прежнего сына Феанаро ничего не осталось.

— Так и есть, — схватился за голову Нолофинвион, вспоминая пустой взгляд брата.

— Мне тоже сначала так показалось, — сквозь слёзы улыбнулась принцесса, — но потом я присмотрелась… Финьо, его ресницы такие же длинные и пушистые, как прежде. Знаешь, когда я была маленькой, меня пугал Нельо. Мне казалось, что он никого не любит, а меня — тем более. Я считала, что никого и ничего не может быть страшнее, чем не умеющий любить эльф. И каждый раз, видя Нельо, огромного и страшного, я пыталась отыскать в нём что-то хорошее. И находила его ресницы. Их было очень весело считать, страх пропадал. Сейчас я тоже испугалась, уже готова была согласиться со всеобщим утверждением, однако, пожалуй, не соглашусь.

Не сдержавшись, Финдекано тихо рассмеялся. Аклариквет опустил голову, всё ещё стоя у входа. Ириссэ снова стала осторожно гладить лоб Майтимо.

— Отдохни, Финьо, — нежно сказала эльфийка, — я посижу здесь. С тобой. А Риньо, если хочешь, выйдет.

Не дожидаясь ответа принца, менестрель поклонился и исчез за пологом шатра. Финдекано с облегчением вздохнул.

— Спасибо, — полушёпотом произнёс он, ложась на ближайшую постель. — Прости, что не сказал этого раньше, Ириссэ. Я тоже очень рад видеть тебя. Жаль, что встреча такая нерадостная.

— Главное, что она состоялась, — тихо отозвалась принцесса, хоть и видела, что брат её уже не слышит. — Главное, мы выжили.

***

Оказавшись на улице, менестрель снова почувствовал себя абсолютно одиноким: да, он мог подойти к любому костру, заглянуть в любой шатёр, и никто, кроме принца Финдекано, не посмел бы его прогонять, однако это понимание совершенно не согревало, а с серого неба всё сильнее накрапывал дождь. Аклариквет остро ощущал, что за последнее время было пережито слишком много тяжёлых моментов, о которых нельзя петь честно, и, возможно, вовсе нельзя. Никак. Но эмоциям, воплотившимся в музыке, необходим был выход, менестрель нуждался хоть в ком-то, кто выслушал бы его и сказал доброе слово.

Только певец слишком хорошо знал, чем в итоге оборачивается честность.

«Подвиг моего сына должен быть воспет!» — настаивал король, видимо, рассчитывая помириться с наследником, лишь забывая о главном: Финдекано спас «полуродственника» не ради славы.

«Я напишу то, что от меня ждут, — уверял себя менестрель, — но сначала мне нужно выговориться».

— Что там? Кто там в лунном свете? — начал тихо напевать Аклариквет, достав из сумки арфу-лебедя. — Это призрак в лапах смерти.

Скован цепью, отдан птицам,

Чёрный мрак в пустых глазницах.

Один во власти всех безжалостных стихий и без надежды на покров. Капкан.

Была в нём кровь, её не стало, было тело — растащили по кускам.

Дыханье смерти обожгло меня, и я хочу остаться, чтоб навек уснуть.

Ещё мгновенье — и отдам себя во власть костлявых и холодных рук.

Ноги уносили прочь от недостроенного частокола, в сторону морского побережья, где пронизывающий холод ощущался сильнее, но, слушая шум волн, менестрель переставал чувствовать себя одиноким, и замёрзшие руки, касающиеся струн — вовсе не большая плата за кратковременное счастье.

— Призрак вздрогнул, воет ветер,

Цепи рвутся в пляске смерти.

Туча крыльев, запах тленья,

Бьётся тело в исступленьи.

Себя отдав на растерзанье чёрным демонам крылатым, призрак спас меня.

Кружатся вороны над ним, но их добычей никогда не стану я.

Бегу вперёд и согреваюсь, и ведёт меня сквозь бурю неземная нить.

И сколько мне идти осталось, я не знаю, но я знаю — надо жить!

***

Эктелиону сразу не понравился предлог, под которым друг отозвал его с совета у короля. Конечно, обсуждение написания летописей и возможности переселения на юг затянулось, зашло в тупик и стало бессмысленным повторением одних и тех же слов, снова и снова упираясь в отсутствие новых данных разведки и ясности с состоянием Нельяфинвэ. Но уходить с совета вслед за менестрелем, заявив, что предоставился удобный момент обсудить личные вопросы, показалось Эктелиону невежливым.