Сыновья Ананси (Дети Ананси) (Другой перевод)

– Ох, дорогой, – сказала она, чувствуя, и не в первый раз за свое существование, что следовало слушать, что говорил Моррис, который, в конце концов, признала она, теперь-то, должно быть, лучше разбирается в смерти, чем она.

Ну ладно, подумала она. Возможно, быть мертвым ничем не отличается от всего остального в жизни: чему-то учишься в процессе, остальное сочиняешь на ходу.

Она вышла в парадную дверь, но тут же обнаружила, что прошла сквозь стену и вернулась в вестибюль с другой стороны. Она попробовала еще раз, с тем же результатом. Она зашла в турагентство, которое занимало нижний этаж здания, и попыталась пройти через западную стену.

Это ей удалось, но она снова оказалась в вестибюле, войдя с восточной стороны. Все равно что оказаться в телевизоре и пытаться сойти с экрана. Топографически говоря, офисное здание как будто стало ее вселенной.

Она поднялась наверх, чтобы посмотреть, чем заняты детективы. Они изучали стол и беспорядок, который оставил Грэм Коутс, пока собирался.

– Знаете, – доверительно сказала Мэв. – Я в комнате за книжным шкафом. Я там.

Они не обратили на нее внимания.

Женщина наклонилась и порылась в мусорной корзине.

– Бинго, – сказала она, вытягивая оттуда белую мужскую сорочку в пятнах засохшей крови. Она положила сорочку в пластиковый пакет. Дородный мужчина вытащил мобильный.

– Пришлите сюда медэксперта, – сказал он.

* * *

Теперь Толстяк Чарли считал свою камеру скорее убежищем, чем тюрьмой. Камеры, для начала, находились в глубине здания, так что даже самые шальные птицы сюда не залетали. И его брата здесь тоже не было. Толстяк Чарли больше не возмущался тем, что в камере номер шесть ничего не происходит. Ничего было бесконечно предпочтительнее большинства других вариантов, до которых он мог сейчас додуматься. Даже мир, в котором были только замки, тараканы и люди по имени К. [65] казался предпочтительнее мира, заполненного злобными птицами, хором шептавшими его имя.

65

«…замки, тараканы и люди по имени К…» – еще одно напоминание о произведениях Кафки («Замок», «Превращение», «Процесс»).

Дверь открылась.

– Стучаться тут не принято? – спросил Толстяк Чарли.

– Нет, – сказал полицейский. – Вообще-то, нет. Твой адвокат наконец приехал.

– Мистер Мерримен? – сказал Толстяк Чарли и тут же оборвал себя. Леонард Мерримен был полным джентльменом в круглых очках в золотой оправе, а человек, стоявший за полицейским, таким определенно не был.

– Все нормально, – сказал человек, который не был его адвокатом. – Можете нас оставить.

– Звоните, как закончите, – сказал полицейский и закрыл дверь.

Паук взял Толстяка Чарли под руку и сказал:

– Я вытащу тебя отсюда.

– Но я не хочу, чтобы меня вытаскивали. Я ничего плохого не сделал!

– Хороший повод для побега.

– Но если я сбегу, тогда получится, что это не так. Я стану сбежавшим заключенным.

– Ты не заключенный, – радостно сказал Паук. – Никаких обвинений тебе еще не предъявили. Ты просто помогал им в расследовании. Слушай, ты голоден?

– Немного.

– Чего ты хочешь? Чаю? Кофе? Горячего шоколада?

Слова «горячий шоколад» для Толстяка Чарли звучали в высшей степени привлекательно.

– Я за горячий шоколад, – сказал он.

– Ладно, – сказал Паук. Он схватил руку Толстяка Чарли. – Закрой глаза.

– Зачем?

– Так легче.

Толстяк Чарли зажмурился, хотя и не был уверен, что так будет легче. Мир свернулся и развернулся, и Толстяк Чарли понял, что его сейчас стошнит. Но разум уже успокоился, а лица коснулся теплый ветерок.

Он открыл глаза.

Они были на улице, на большой рыночной площади, в местах, ничем не напоминавших Англию.

– Где мы?

– Думаю, это называется Скопси [66] . Город рядом с Италией или вроде того. Я уже несколько лет сюда езжу. Они готовят отличный горячий шоколад. Лучше я не пробовал.

Они сели за маленький деревянный столик, выкрашенный в ярко-красный цвет пожарной машины. Подошедший официант сказал что-то на языке, который показался Толстяку Чарли не похожим на итальянский. Паук сказал «Dos Chocolatos [67] , чувак», официант кивнул и удалился.

66

Называя город Скопси, Паук, очевидно, имеет в виду Скопье, столицу Македонии.

67

Искаженный испано-английский.

– Ладно, – сказал Толстяк Чарли. – Ты втянул меня в еще большие неприятности. Они на меня теперь облаву устроят, и это будет во всех газетах.

– И что они сделают? – спросил с улыбкой Паук. – В тюрьму тебя отправят?

– Ой, ну не надо!

Прибыл горячий шоколад, и официант разлил его по маленьким чашечкам. Температура у шоколада была примерно как у жидкой лавы, а сам он представлял собой нечто среднее между шоколадным супом и шоколадным заварным кремом и пах изумительно вкусно.

– Слушай, мы тут порядком напортачили с этим семейным воссоединением, – сказал Паук.

– Так это мы напортачили?! – Толстяку Чарли удалось сдержать гнев. – Это не я украл у себя невесту. Это не из-за меня меня уволили. Это не из-за меня меня арестовали…

– Да, – сказал Паук. – Но ведь именно ты втянул в это птиц, верно?

Толстяк Чарли сделал очень маленький пробный глоток горячего шоколада.

– Ой! Я, кажется, обжегся.

Он посмотрел на брата и увидел на его лице собственное выражение: обеспокоенный, усталый, напуганный.

– Да, это я втянул птиц. Что будем делать?

– Они тут, кстати, готовят классную штуку с лапшой и тушеным мясом, – сказал Паук.

– Ты уверен, что мы в Италии?

– Не особенно.

– Могу я спросить?

Паук кивнул.

Толстяк Чарли подыскивал слова.

– Эта история с птицами. Когда они все вылезли и начали делать вид, будто сбежали из фильма Хичкока. Ты думаешь, такое только в Англии может случиться?

– А что?

– А то, что нас заметили голуби. – Он указал на дальний конец площади.

Голуби занимались не тем, что обычно делают голуби. Они не клевали хлебные корки и не расхаживали, опустив голову, в поисках еды, брошенной туристами. Они неподвижно застыли и смотрели. Зашумели крылья, и к голубям присоединилась еще сотня птиц, большая часть приземлилась на статую толстяка в огромной шляпе, что возвышалась в центре площади. Толстяк Чарли смотрел на голубей, а голуби смотрели на него.