Табельный наган с серебряными пулями

Мебель, самая разнообразная из различных пород дерева: от простых табуретов из березы, до огромной кровати темно-вишневого цвета, вычурно вырезанной. Возле кровати стоял бюст товарища Троцкого, из черного дерева (из-за чего товарищ Троцкий смахивал на трубочиста или арапа).

Игрушки, деревянные матрешки, оловянные солдатики, жестяные сабли и тряпочные куклы.

Сверкающая разноцветными искрами витрина самоцветов и не менее сверкающая пирамида легких двадцатиградусных водок: рябиновых, смородиновых, клюквенных, травяных…

В помещении Гострав терпко пахло сушеными травами, отгоняющими болезни, паразитов и эфирников.

В этом месте все были довольны и счастливы, и никто не рассказал мне о том, были ли здесь какие-то происшествия.

Мы с Марусей гуляли по выставке. Мимо пахнущего цветника, посреди которого торчал вертикальный щит. На щите женщины в белых косынках размещали горшки с цветами по сложной схеме. Мимо павильона Нарпита, в который только что привезли оборудование, все бегали и суетились и на мой вопрос о неприятностях злым голосом заявили мне, что единственная их неприятность — назойливые агенты угрозыска.

14

У туркестанского павильона, выделяющегося восточной раскраской, напомнившей мне Бухару и Самарканд, пахло шашлыками. Так сильно, что мой желудок громко взвыл, напоминая хозяину о том, что обед уже давно прошел, а он и завтрака-то не помнит. Рядом тонко взмяукнул живот Маруси.

Мы прошли под низкий навес, с которого открывался вид на Москва-реку. На волнах покачивался серый алюминиевый гидроплан. Я взял Марусе шашлык и зеленый чай, пообещав потом рассказать, что это такое и какая от него польза, а сам подошел к одному из местных «услужающих». По-турменски я говорил неплохо…

Вот только это, похоже, не туркмен. Яркий чапан, ферганская тюбетейка… Узбек.

— Ассалам алейкум, — прижал я ладонь к сердцу.

— Валейкум ассалам.

Я перешел на русский и коротко спросил о возможных происшествиях. Узбек задумался:

— Погодите, я позову дедушку Мансура. Он все замечает.

Дедушка, старый-престарый, с белой седой бородой, походил если не на ходжу Насреддина, то на его ровесника точно.

— Ассалам алейкум.

— Валейкум ассалам, — скрипнул дедушка. За поясом у него торчал узбекский нож-печак.

— Дедушка Мансур не говорит по русски, — ответил молодой узбек, то ли сын, то ли внук и заговорил, что-то объясняя старику. Тот слушал, мерно кивая головой, потом заговорил сам.

— Дедушка Мансур говорит, что было необычное. У него сегодня утром не получился плов. Дедушка Мансур уже пятьдесят лет делает плов и никогда он не выходил таким плохим, как сегодня утром. Дедушка Мансур говорит, что ночью беспокоились кони. Один даже захворал, к нему лекаря звали. Ахал-теке — кони волшебные, они всегда чувствуют плохое. Дедушка Мансур говорит, что это все — верные приметы. Поблизости творилось черное колдовство.

Наверное, мое лицо показалось узбеку недоверчивым, потому что он добавил от себя:

— Дедушка Мансур знает, что говорит. В молодости дедушка Мансур убил змею-аждаху, которая охраняла оазис Ручох, а потом убил черного колдуна Худайдана…

Я с уважением посмотрел на сухонького старичка. Маленький, худой, казалось, сейчас ветром унесет. Кто бы мог подумать…

Мы во время перехода через Каракумы один раз наткнулись на аждаху, огромную многоголовую змею, от которой отскакивали пули. Нас тогда только полковая трехдюймовка и спасла.

— Ката рахмат, Мансур-бобо.

15

Потом мы сидели с Марусей под навесом, ели шашлык, пили зеленый чай и болтали обо всем. Я рассказывал ей, почему чай — зеленый и как он полезен в жару, зачем переливать чай из пиалы обратно в чайник и опять в пиалу и почему нам налили меньше половины чашки. Честно слово, мне уже давно не было так хорошо… А потом Маруся ушла. И я вспомнил о расследовании.

На плане, начертить который еще утром казалось отличной идеей, рассыпалась мешанина значков, которыми я отмечал различные происшествия. Площадь, которую занимали эти значки, нисколько не напоминала круг, а больше походила на рыбу. Даже с хвостом. Три жирные точки, которыми я отметил самые серьезные происшествия, больную свинью профессора Низякина, плов дедушки Мансура и бревно Митрича (только по этим случаям люди отмечали явную неестественность произошедшего), выстроились в ровный ряд, хоть линейку прикладывай.

Кажется, свое первое самостоятельное расследование я запорол…

16

Я сидел в кабинете ОБН, тупо рассматривая свой чертеж. Точки-происшествия уже начинали тихонько вращаться перед моими глазами, но подсказывать, где произошло преступление, отказывались наотрез. Пальцы машинально гуляли по трости, обводя вырезанные на ней узоры: мне так легче думалось. Обычно. Не сейчас.

В кабинет заскочил Балаболкин, хлопнул меня по плечу и ускакал куда-то по своим делам. Приходил Слава, оставивший Трефа. Кот тяжело запрыгнул ко мне на стол, фыркнул «Мря», прошагал по бумагам и устроился на подоконнике, свернувшись клубком. Пришел Хороненко, спросил, чего я такой задумчивый и, не слушая моих слов, углубился в перебирание бумаг из толстой папки.

Я смотрел на чертеж. В глазах рябило.

Хлопнула дверь и в помещение, как жизнерадостный вихрь, ворвался, мой начальник.

Чеглок был доволен жизнью, его лицо светилось, как у обожравшегося сметаной кота. Несмотря на то, что и от пиджака и от галифе и от кепки начальника ОБН отчаянно несло керосином.

— Ну что, Степан, как успехи? — Чеглок одним прыжком уселся на мой стол и выхватил прямо у меня из-под пальцев стопку протоколов опросов свидетелей, — Та-ак… ну и почерк у тебя, Кречетов…

Ну что ж, чего тянуть, нужно признаваться сразу.

— Нет у меня успехов, — выдохнул я.

Хороненко выглянул из-за своих бумаг, хмыкнул и спрятался обратно.

— Как нет успехов? — сделал круглые глаза Чеглок, — Совсем? Прошел целый день, а тебя никаких успехов? Ай-я-яй.

Наверное, лицо у меня было очень потерянное, потому что начальник не стал дальше издеваться.

— Степан, — хлопнул он меня по плечу, — Не бери до головы. Чтобы колдуна за день найти — нужно опыта мешок. А опыта у тебя, извини, конечно… Так что, рой, ищи, набирайся опыта…

Говоря это, Чеглок быстро, острым глазом, просматривал мои записи. Все ж таки смертная кровь — это вам не кокаин, с ее помощью можно таких нехороших дел натворить… Вот только почему тогда начальник это дело самому малоопытному отдал?

В глубине души меня терзала червячком мыслишка, что дело это на самом деле очень простое и Чеглок, возможно, уже точно знает, кто убил цыгана. Просто он хочет натаскать меня, как волк волчонка.

— Так, а это что? — он поднес к глазам мой чертеж с пометками, — Это что за минное поле? Та-ак…