Табельный наган с серебряными пулями

Он для верности поднес поближе к телу перо, рассматривая раны.

— … ну а у Трифона я сам лично его нож конфисковал, когда в Таганку отправлял. Так что мы теперь знаем, кто у нас тут золото таскает. Только вот одна нескладушка, Степа… У простого человека такого струмента, как клинок крови просто быть не может, чтобы его получить, нужно душегубом быть отменным. Такой человек за просто так лошадью работать не будет, да и заставить его сложно.

Я уже понял, что в простеньком на первый взгляд деле — ювелиров подламывали чуть ли не каждую неделю — нескладушки растут одна за другой. Див, которого ни за каких конфеты в город не заманишь, работает взломщиком, убийца по локоть в крови — курьером… Как они вместе-то собрались?

— Не в том вопрос, Степа. Вопрос — КТО их вместе собрал? Но это вопрос важный, но второстепенный. А первостепенный у нас какой?

— Э… Где курьер? Он же с головой проломленной.

— Забудь. Он своим клинком первого попавшегося прохожего уработал, да жизнь из него вытянул, у него из хворей теперь разве что насморк. Клинок крови и не такие раны вылечивает. Да и где курьер — тоже не загадка. Он отправился искать того, кто у него золото умыкнул.

Тот, кто ограбил курьера, явно не ожидал получить такой жирный куш, да и вообще напал на него чуть ли не случайно, судя по выбору орудия ограбления. Увидел прилично одетого человека, который что-то несет, увидел кирпич, в голове сложились да и два, а дальше он раздумывать и не стал. Чпок — и грабитель, одуревший от того, что ему попало в руки, может бежать в любом удобном для него направлении. На все четыре стороны. И догадаться, куда именно — мы не можем… Так бы я сказал еще полгода назад. Но сейчас работа в МУРе, с Чеглоком, приучила меня подмечать самые мелкие детали.

— Найдем грабителя, — еще раз взмахнул пером начальник, — найдем и золото и курьера и клинок крови прихватим. Не дело такой пакости среди людей гулять. Да и с курьером этим хотелось бы потолковать… Какие будут мысли, агент Кречетов?

— След тянется от вон того места, где курьеру голову проломил, досюда ровно, как по линейке. С чего бы покалеченному так сюда стремиться? Может, конечно, он хотел кого-то встретить, чтобы жизнь из него вытянуть, но тут — Марьина Роща, тут по ночам прохожие редко встречаются. Я думаю, он, на остатках сознания, полз вслед за ограбившим его. А, значит, видел его, видел, куда тот пошел. А, значит, пошел он вот за этот самый угол.

— А куда мог отправиться мелкий гоп-стопщик, которому такой фарт привалил?

Я открыл рот. Закрыл его. Развернулся и посмотрел сквозь начавший падать снежок в ту сторону, в какой, предположительно, скрылся грабитель. Туда, откуда доносились музыка и пьяные голоса.

В кабак.

5

Хотя кабаком то заведение, в которое вошли мы с Чеглоком, назвать было ой как сложно. Я бы сказал, что тут открыли целый ресторан, как бы это не было странно для здешних задворок. С другой стороны — шальных денег у местной публики много, желания красиво их прогулять — еще больше, так отчего бы и нет? Вот и устроили себе место для красивой жизни

Под низким потолком, с которого чуть ли не до макушек снующих туда-сюда половых — которых сложно было назвать «услужающими», просилось именно это, дореволюционное словцо — за круглыми столиками, покрытыми белыми скатертями, сидела… публика. Хотя любого ресторатора, увидь он ее в своем заведении, хватил бы удар на месте. Каких только типажей здесь не было. От солидных бородатых граждан во фраках и бабочках, до одетых чуть ли не в лохмотья. Серый твид сменялся матросской формой, купеческая поддевка — лохматым овчинным полушубком, накинутым на голое тело, сукно солдатской шинели — хромовой кожей. В глаза бросались брошенные на столы, небрежно заткнутые за пояс, валяющиеся в тарелках — пистолеты, револьверы, маузеры, наганы, браунинги… Удивительно, но при этом в кабаке — все ж таки рестораном это я назвать не мог — было тихо и мирно. Нет, в дальнем темном углу кому-то били морду, но вполне спокойно, я бы даже сказал — деловито. То ли шулера поймали, то ли решали накопившиеся вопросы по привычной схеме. То там то сям мужскую компанию разбавляли дамочки различной степени приличности и одетости. В дальнем углу — другом, не том, в котором дрались — одна из таких уже танцевала на столе в кружевных панталончиках. На дощатой сцене, обрамленной темно-красными бархатными шторами, извивалась похожая дамочка, в обтягивающем платье, с таким декольте, что того и гляди, она вывалится из него целиком. Дамочка что-то шептала, изображая пение.

В общем, мы с Чеглоком на здешнем фоне не выделялись вот вообще никак. Впрочем, подозреваю, сунься я сюда один — и меня выкинули бы на улицу, не пустив в общий зал. На входе стояли два громилы, прям как из песенки, такие здоровенные, что можно было б заподозрить в них примесь троллей крови, если бы тролли с людьми скрещивались, конечно. Однако Чеглока, с его всегдашним выражением «Я купил этот город!», они пропустили, ничего не спрашивая.

Мы прошли к стойке, за которой, по привычке всех трактирщиков, протирал стаканы — честно говоря, и после протирания мутные — мордатый тип в ярко-красной рубахе, с вислыми усами, из-под которых поблескивали золотые зубы. Он молча налил нам в граненый стакан водки и двинул к нам. Чеглок, так же не говоря ни слова, выцедил свой стакан, крякнул, бросил типу бумажку и они негромко заговорили:

— Я человека ищу.

— Выбирай. Тут людей полно, вот если б ты хюльдру искал — вот тогда б заганул загадку…

— Мне коровьи хвосты без всякой нужды…

Я делал вид, что отпиваю из стакана — ну и сивуха! — тем временам посматривая, чтоб к начальнику никто не подошел со спины. А то мало ли — сунут заточку и всё…

Певичке на сцене надоело шептать, и она запела громче и даже, на мой пролетарский слух, красиво:

— В Москве проживала блондинка

На Сретенке в доме шестом

Красива была как картинка

И нежная очень при том…

Меня отвлекли от приобщения к искусству. Рядом со мной на высокий стул подсела девица, одна из тех, что сидели на коленях у посетителей, визжали и всячески веселились.

— Мужчина, огоньку не найдется? — спросила она меня, растягивая слова, как будто пропевая их. Вроде бы и симпатичная, если бы не худое бледное лицо, аж скулы выступали и не темные круг вокруг глаз, явно не от косметики.

— Мужчина? Ау!

Я, чтобы не привлекать к себе внимания, достал из кармана спичечный коробок с надписью «Наркомлес. Главспичкапром» и чиркнул о серный бок. Лучше б, наверное, отказал — дамочка заинтересовалась «галантным кавалером» и принялась тормошить меня вопросами. А мне общение с ней ни в какой бок не впилось — во-первых, я здесь по службе, мне не до болтовни с женским полом, а во-вторых, даже будь я на отдыхе и не будь у меня моей Марусеньки — к этой «красотке» я б и палкой не притронулся. Понятно, чем она себе на жизнь и жемчужные бусы зарабатывает, да к тому же — я успел посмотреть в ее глаза. Зрачки приобрели форму восьмерок и медленно вращались в радужке. Это уже даже не кокаин, это сказочная пыльца. Ее еще пыльцой фей называют, но это ерунда — у фей никакой пыльцы нет. Эта дрянь позволяет человеку видеть все вокруг в этаком радужно-сказочном мире, цветастом и волшебном. Вот и сейчас она вполне может видеть вместо меня принца в раззолоченных доспехах или еще какого рыцаря. Штука забавная, по первому разу, только потом, чем больше ее употребляешь, тем меньше то, что ты видишь, похоже на настоящую реальность. Сказочная пыльца — путь в дурдом, без вариантов.

— Кого, говоришь, ищете? — усмехнулся трактирщик, блеснув золотом.

— Человека, — терпеливо вздохнул Чеглок, — Высокий, плечи широкие, каштановые волосы до плеч, короткая борода. Или среднего роста, худощавый, лицо узкое, бритое, на левой скуле — шрам от ожога. Или среднего же роста, широкоплечий, чуть сутулится, глаза светлые, опять же борода, темно-русая. Или опять высокий, волосы черные, кудрявые, нос горбинкой.

— Так ты одного или четырех ищешь?

— Одного. Кто-то из них мог сюда войти, не так давно.

Трактирщик внезапно перестал улыбаться и наклонился вперед всей своей тушей:

— А я тебе что, агент, за людями следить? Ты кто такой, чтоб ходить тут вынюхиваааай!

Чеглок мгновенно ухватил его за вислый нос и сжал, как клещами:

— Я — Чеглок, — вежливо и с улыбкой произнес начальник ОБН МУРа, — И если ты не хочешь, чтоб я прямо сейчас вычистил твой пчельник[4], лучше отвечай.

Дамочка раскрыла было рот — красивый, надо признать — но тут же икнула, испуганно глядя на меня. Вернее, на предмет в моей руке.

На спичечный коробок.

— Молчи, — произнес я, честно пытаясь скопировать вежливо-угрожающие интонации Чеглока, — а то…

Со стороны выглядело так, как будто я просто предлагаю даме спички, а уж чем ей этот коробок казался… Главное — она точно не может понять, чем я ей угрожаю и, зная особенности пыльцы, подозревает, что чем-то серьезным. А понять, что я не буду размахивать здесь оружием… Людям, способным это понять, хватает ума не садиться на волшебные наркотики.

— Внимательнее смотри, — прогундосил трактирщик, осторожно щупая свой посиневший нос. С этими словами он постучал пальцем себе по виску… а, нет, это он на глаз показывал. В котором вращались восьмерки зрачков. Тьфу ты, он сейчас не пойми что вместо настоящей внешности видит, понятно, что по описанию никого опознать не сможет.