Таёжный, до востребования
Шрифт:
Путь в магазин проходил мимо интерната. Голоса детей я услышала издалека: как и в прошлый раз, было время послеобеденной прогулки. Поравнявшись с калиткой, я замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, пытаясь разглядеть через узорчатые прорези знакомое лицо.
Взрослых поблизости не было. Это меня неприятно удивило – любой ребенок при желании мог беспрепятственно покинуть территорию интерната, – но в то же время помогло решиться на поступок, который при обычных обстоятельствах я бы не совершила.
Я открыла калитку и направилась к группе младших детей, играющих на площадке.
Снежана сидела в стороне
«Почему на ней резиновые сапоги, а не теплые, как у других детей? – была моя первая мысль. – Она же простудится!» Но в следующую минуту жалость перекрыла остальные чувства, спазмом сжав горло.
– Снежана! – позвала я чужим голосом. – Снежаночка…
Девочка не вскинула голову, как это сделал бы обычный ребенок, а особым образом вывернула шею, словно совершала некий ритуал. Я уже знала, что это вызвано дискомфортом или болью, на которую она или боялась, или не догадывалась пожаловаться. Несколько секунд Снежана смотрела на меня, не узнавая, а потом вскочила, подбежала и обняла мои колени.
Я погладила ее по вязаной шапочке с помпоном, борясь со слезами, пытаясь что-нибудь сказать, но слова застревали в горле.
– Я тебя ждала! – Она запрокинула лицо и посмотрела на меня со смесью наивной радости и осуждения, как могут смотреть только дети. – Почему ты не приходила?
– Так получилось…
– Теперь ты не уйдешь? Останешься со мной?
Я не ответила, продолжая машинально гладить Снежану по голове. Потом присела перед ней на корточки, заглянула в глаза – свои глаза – и спросила:
– Как ты поживаешь?
Она насупилась и отвернулась, словно обидевшись на этот глупый, ненужный вопрос.
– Ты меня заберешь отсюда?
– Снежаночка, я…
– Забери. – Она сдвинула брови. – Или я сама уйду.
– Куда уйдешь?
– Домой. К маме.
– Твоя мама теперь далеко.
– Она уехала?
– Да, – ложь давалась мне нелегко, но выхода не было. – В другой город.
– А тот дядя не так сказал.
– Какой дядя?
– Который вчера заставил рисовать разные картинки и вопросы задавал. Он сказал, мамы больше нет. Все дети, которые здесь, они тоже без мам живут.
– Ясно… – Я помолчала. – Подожди немного, я скоро вернусь.
– Нет. – Снежана вцепилась в мое пальто. – Не уходи!
– Поиграй пока с теми девочками.
– Они меня прогнали. Не захотели со мной играть.
– Ну тогда покачайся на качелях. Умеешь раскачиваться?
– Умею. Но не могу. Ручка болит, – она вытянула вперед левую руку, согнутую в локте.
– Скоро не будет болеть. Ну же, будь хорошей девочкой. Пусти меня.
Торопливо шагая к крыльцу, я то и дело оборачивалась. Снежана стояла на том же месте и смотрела мне вслед. На ее лице застыло выражение растерянности и обиды.
– Где я могу найти Петра Вениаминовича? – спросила я у пожилой женщины, которая мыла пол в вестибюле.
– Доктора Марченко-то? – женщина разогнулась, потирая затекшую поясницу. – Он у себя, я только что у него убирала.
– А где его кабинет?
– За угол сверните и сразу увидите дверь.
Кабинет психиатра оказался небольшой комнатой со столом, парой стульев, кушеткой и этажеркой, на которой были разложены пластмассовые
машинки, мячики, куклы и раскраски. На окне висели ситцевые занавески и стояли горшки с цветами. Коренастый, с залысинами, мужчина в белом халате поднял голову от журнала, в котором что-то писал, взглянул на меня из-под круглых очков в металлической оправе и сухо спросил:– С кем имею честь?
– Зоя Евгеньевна Завьялова. Невропатолог Таёжинского стационара.
Я ожидала, что доктор Марченко предложит мне сесть, но он неожиданно нахмурился и неприязненно произнес:
– Так это из-за вас Снежане Коваленко пришлось на днях вкалывать успокоительное.
– Скорее не из-за меня, а из-за ситуации, в которой она оказалась.
– Я сказал Дарье Геннадьевне, что запрещаю контакты Снежаны с вами.
– Я пришла не к Снежане, а к вам.
– И тем не менее первое, что вы сделали, – подошли к ней на площадке.
– Откуда вы узнали?
Я кинула быстрый взгляд на окно. Игровая площадка и калитка отсюда не просматривались. Тонкие губы доктора Марченко тронула улыбка.
– Вы же не думали, что дети предоставлены сами себе и гуляют без присмотра?
– Я присяду, можно?
Он пожал плечами, как бы говоря: «Садитесь, если хотите».
Я села и спросила со всем дружелюбием, на какое была способна, учитывая мгновенно возникшую между нами неприязнь:
– Пётр Вениаминович, вы уже проверяли когнитивные способности Снежаны?
– Если вы пришли, чтобы узнать результаты тестов, я вас разочарую. Это конфиденциальная информация, не подлежащая разглашению.
– Я и не прошу ее разглашать. Дело в другом. Мы с Дарьей Геннадьевной практически не сомневаемся, что Снежана, до того как попасть в детский приемник, подвергалась грубому физическому воздействию. Характер ее травм…
– Доктор Тимофеева показала мне рентгеновские снимки и рассказала о ваших предположениях.
– Это не предположения! – вспыхнув, возразила я. – На снимках четко видны последствия травм, скорее всего нанесенных кем-то взрослым.
– Возможно, девочку избивала мать.
– Соседи Зинаиды Коваленко отрицают, что она наказывала дочь.
Доктор Марченко вздохнул, сцепил пальцы в замок и спросил, глядя мне в глаза:
– Чего вы хотите, доктор Завьялова?
– Я хочу, чтобы вы узнали у Снежаны, кто это сделал.
– Зачем?
– А вы считаете, подобные вещи нужно оставлять без внимания?
– Ну хорошо, – психиатр снял очки, протер их платком и нацепил обратно, – допустим, я это узнал. Хотя девочка неконтактна, неразвита для своего возраста и… Да, так вот, если мы узнаем, кто это сделал, это поможет ее вылечить?
– Нет, но в этом случае необходимо сообщить в органы опеки, подать заявление в милицию по месту жительства Коваленко…
– Зоя Евгеньевна, у вас есть хобби?
– Что? – Я моргнула от неожиданности.
– Вы не знаете, что такое хобби?
– Разумеется, знаю! Но при чем тут…
– Наверняка у вас есть увлечение, которому вы посвящаете свободное время, – перебил Марченко. – У меня оно тоже есть. Я изучаю русские пословицы и поговорки. Нахожу редкие, записываю в тетрадку. Вы не представляете, какое многообразие пословиц было придумано на Руси. Буквально по каждому поводу.