Таёжный, до востребования

– Конечно! Мы уже уходим. Извините, что побеспокоили.

– Нет-нет, ничего страшного… То есть, я хотела сказать, спасибо за поздравление и угощение. Вам тоже счастливого Нового года. – Фаина Кузьминична закрыла дверь.

– Черт, неловко вышло, – пробормотал Мартынюк, пнув ногой сугроб.

– Как бы она на нас не разозлилась, – испуганно добавила Таня.

– Если бы с нами Зои не было, может, и разозлилась бы, – возразила Нина, – а так всё в порядке. Зойка, она ведь не рассердилась, правда?

– Вроде нет. – Я спустилась с крыльца и посмотрела на окна гостиной, по-прежнему освещенные. – Наоборот, мы правильно сделали. Мы ведь и не ждали, что Фаина Кузьминична пригласит нас в дом. Глафира Петровна плохо себя чувствует. А так они поедят вкусностей, если не сейчас, то утром.

Мы двинулись обратно по той же тропинке, только теперь впереди шел Рустам, за ним – Нина, потом Алла и Таня, следом – Светлана Юрьевна. Я шла предпоследней, замыкал шествие Мартынюк. Пропустить его вперед не получалось – по обе стороны от тропинки высились сугробы. Оставалось прибавить шаг, чтобы поскорее выйти на более широкий участок, где мы смогли бы разойтись.

Я так спешила, что споткнулась и завалилась в сугроб. Мартынюк подхватил меня, поставил на ноги и отряхнул от снега.

– Вы в порядке, Зоя Евгеньевна?

– Да, спасибо.

Я попыталась протиснуться мимо него, но он удержал меня за руку.

– Подождите. Я давно хочу вам сказать…

– Не надо. Лучше догоним остальных.

– Нет, я скажу.

– Игорь Михайлович, вы пьяны и завтра будете жалеть о своем поведении.

– Да, я пьян, но это к лучшему. Я люблю вас, Зоя. Я больше не могу держать это в себе.

Я до последнего надеялась, что это просто розыгрыш, что сейчас Мартынюк рассмеется и даст мне пройти. Но секунды шли, а он по-прежнему преграждал мне путь и смотрел так, словно я была виновата во всех его бедах.

– Зоя, будьте моей женой!

Внезапно я уловила движение за его спиной и, посмотрев туда, увидела Рустама, который решил вернуться, обнаружив, что я куда-то пропала. Услышав слова Мартынюка (в морозном воздухе звуки разносятся отлично), Вахидов замер и устремил на меня пристальный взгляд. Оба они с одинаковым нетерпением ждали, что я отвечу. Но я молчала, опустив глаза.

Когда я вновь посмотрела на то место, где стоял Вахидов, его там уже не было.

8

Я еще из коридора услышала, как в кабинете звонит телефон. Звонок оборвался и тут же возобновился. Отперев дверь, я подошла к столу и сняла трубку.

– Зоя Евгеньевна, это доктор Тимофеева.

– Добрый день, Дарья Геннадьевна.

– Да, добрый. Простите, сразу не поздоровалась, тут просто голова кру'гом…

– Что случилось?

– Нужна ваша консультация. Сможете подойти, когда освободитесь?

Прием начинался через десять минут. Очередь в коридоре была пока небольшая, но я знала, что ближе к вечеру, когда пациенты начнут отпрашиваться с работы для визита к врачу, народу сильно прибавится. А по окончании приема мне нужно было вернуться в инфекционный бокс, чтобы посмотреть в динамике пациента с подозрением на менингит.

– Дарья Геннадьевна, можем перенести на завтра?

– Нет-нет. Я должна сегодня же отправить отчет в облздрав. Ребенок накануне поступил из приемника, а у них с отчетностью по таким детям все строго. Предварительный диагноз: наследственное поражение нервной системы. Это ведь, кажется, по профилю вашей диссертации?

– Буду через пятнадцать минут.

Я жила в Таёжном почти восемь месяцев, но еще ни разу не была в школе-интернате и теперь подходила к зданию, стоящему на углу Строителей и Кирова, со смешанными чувствами. С одной стороны, я не могла избавиться от нездорового любопытства, с другой – заранее страшилась того, что увижу. Интернатские дети представлялись мне не только больными, но и бесправными, несчастными. Такое представление сложилось из-за того, что в бытность мою школьницей о детских домах шла дурная слава. Попасть в детдом считалось позорным и необратимым, а в коррекционный интернат, которым пугали двоечников и хулиганов, – тем более.

Погода для первой декады марта стояла отличная. Накануне началась оттепель; вдоль тротуаров бежали ручейки. Ярко светило солнце, напоминая о скором наступлении долгожданного лета. Я истосковалась по теплу, солнцу, но больше всего – по фруктам и овощам, которые не завозились в продмаг с октября. Чтобы пополнять запасы витамина С, я всю зиму налегала на квашеную капусту и варила клюквенные морсы из замороженных ягод, но мне, как и большинству жителей поселка, хотелось большего разнообразия в рационе.

Интернат размещался в одноэтажном здании, выстроенном буквой «П» и выкрашенном в голубой цвет. Широкие окна основного корпуса выходили на улицу Кирова. В просторном дворе, обнесенном невысоким деревянным забором, росли сосны, под которыми еще лежали сугробы.

Первое, что меня удивило, когда я вошла в калитку и направилась к центральному входу, – тишина. Мне представлялось, что в доме, где проживает около двухсот детей и подростков, должно быть шумно и многоголосно. Потом я поняла, что сейчас время школьных занятий и дети находятся в классах.

Дежурная подсказала, где я могу найти Тимофееву. Широкий коридор, выложенный плиткой, привел меня к двойным дверям с табличкой «Лечебный блок» – за которыми продолжился. По обе стороны тянулись двери в палаты и кабинеты. Немного пахло хлоркой, но это было единственное, что напоминало о больнице. На стенах висели детские рисунки, в рекреации кто-то организовал оранжерею.

Кабинет невропатолога находился в конце коридора. Я постучала и, услышав разрешение, вошла. Дарья Геннадьевна поднялась из-за стола.

– Спасибо, что так быстро пришли. Вот медицинская карта девочки. Присаживайтесь.

Я села, раскрыла картонную папку-скоросшиватель и прочла на титульном листе:

«Снежана Коваленко, дата рождения: 15.08.1974 г. Место рождения: пос. Артюгино Богучанского района.

Мать: Зинаида Коваленко, 1946 г. р. Лишена родительских прав в ноябре 1981 г. (причина: хронический алкоголизм, неисполнение материнских обязанностей).

Отец: прочерк (неизвестен).

После изъятия от матери девочка содержалась в детском приемнике п. Богучаны с 20.11.1981 по 15.02.1982. Решением медкомиссии помещена на обследование в детскую областную больницу № 3, где находилась в период с 15.02 по 26.02 с. г.

С неуточненным диагнозом «наследственное поражение нервной системы – мышечная дистрофия Эмери-Дрейфуса» и «умеренная умственная отсталость» возвращена в приемник, где вплоть до 09.03 с. г. находилась в ожидании перевода в коррекционную школу-интернат п. Таёжный Богучанского района.

Девочка поступила в вышеозначенную школу 09.03.1982 г.».