Таёжный, до востребования

– С кем сводить?

– С кем надо! – отрезала Нина, но, увидев мое обиженное лицо, смягчилась. – Помнишь, я про Катю, продавщицу, рассказывала? У которой двойню принимала.

Я неуверенно кивнула.

– В продмаге я только в Катину смену отовариваюсь. А в универмаге у меня целых три знакомых продавщицы, я им аборты делала, такие ювелирные, что одна из них уже снова беременна и на этот раз, для разнообразия, решила родить. Они тебе и прокладки из нового поступления отложат, и бумагу туалетную, и мыло земляничное, и всё остальное, что закажешь. А поступление, между прочим, на днях ожидается.

– Но они меня не знают, я человек новый…

– Ну и что? С врачами тут дружат. В Богучаны с каждой болячкой не наездишься, особенно если экстренно прихватит. Поэтому доктора в поселке что-то вроде элиты. Мы вторые по значимости после администрации, негласно конечно.

– Но пользоваться магазинным блатом некрасиво и стыдно.

– А жопу пальцем вытирать не стыдно? – парировала Нина. – Я с тобой бумагой делиться не собираюсь, у меня всего полрулона осталось. Если блатом пользоваться комсомольская совесть не позволяет, можешь газетку нарезать и с ней в сортир ходить, но типографская краска не особо для интимных мест подходит, это я тебе как специалист говорю. Я тут всякого насмотрелась, чего только лечить не приходится, не хочу, чтобы еще и ты моей пациенткой стала.

По субботам магазины работали по сокращенному графику, до 16:00. Нина сказала, что с утра мы пойдем за покупками, потом приготовим еду на два дня вперед (по выходным кухня стационара не работала), а вечером отправимся на танцы. Я не решилась возразить против последнего пункта, опасаясь, что в противном случае Нина передумает сводить меня с нужными людьми. Перспектива подтираться газетами была такой реалистично-пугающей, что я теперь боялась, как бы Нинины пациентки не отказались отоваривать из-под полы невропатолога, который по молодости лет им мог быть без надобности.

Усадив меня на кровать, чтобы не путалась под ногами, Нина принялась за дело. Разобрала продуктовую сумку, отнесла яйца и сосиски в свой холодильник, остальное убрала в мою тумбочку, вымыла новую посуду, простирнула наволочку и полотенца и развесила их сушиться. А потом, не слушая моих возражений, занялась наведением порядка.

Чемоданы я успела разобрать только наполовину. Точнее, один, забитый одеждой, я опустошила накануне утром, нужно было рассортировать сваленные в кучу вещи: белье отдельно, верхнюю одежду и обувь – отдельно, что Нина и проделала с впечатлившей меня сноровкой, сопровождая свои действия комментариями:

– А ничего туфельки… Хм, сейчас в Ленинграде так модно? Ну и трусики, прям кукольные, мне бы такой размер…

Отложив в сторону то, что нуждалось в глажке, Нина повесила остальную одежду в шкаф, белье сложила на полку, а обувь аккуратно расставила на нижней секции под одеждой. Затем она принялась за второй чемодан, в котором были книги, научные пособия по неврологии, мамина настольная лампа, памятные безделушки, пакет моих любимых конфет «Мишка на Севере» и шкатулка с бижутерией.

Сидя на полу, Нина увлеченно перебирала книги.

– Ого, «Джейн Эйр»! Можно почитать?

– Ты разве не читала?

– Читала, но давно. Мне понравилось.

– Возьми, конечно.

– И Диккенса.

– Бери все, что нравится.

Нина достала из чемодана лампу, рассмотрела со всех сторон и поставила на стол.

– Какая красивая. Только шнур коротковат, до розетки не дотягивается. Нужен удлинитель… Эй, ты опять там плачешь, что ли? Ну что еще случилось?

– Это была любимая мамина лампа.

– Была? Только не говори, что…

– Да. Она умерла. Точнее, ее убили.

Нина охнула, прижав ладонь к губам, и виновато пробормотала:

– Прости, я не хотела…

– Ничего. Это давно случилось, я еще в школе училась. Не понимаю, что на меня нашло.

В распахнутое окно залетал ветерок, принося уже привычные звуки: щебет птиц, смех детей, визг бензопил. Внезапно меня пронзила странная мысль: «А ведь я могу быть здесь счастлива!». И вслед за этой мыслью пришло не менее странное ощущение внутреннего покоя, словно я сама с собой заключила перемирие, простила себя за ошибки, совершенные по глупости или сгоряча, и приняла ситуацию как есть.

Я решительно поднялась и сказала:

– Давай заканчивать, пора пить чай. Я проголодалась.

– Кто бы сомневался, – хмыкнула Нина с явным облегчением. – Если будешь привередничать в столовке так, как сегодня, скоро протянешь ноги, и даже те микротрусики, которые потрясли меня до глубины души, станут тебе велики. Кстати, откуда у тебя такие? Вряд ли что-то подобное производит комбинат «Трибуна».

– Бывший муж из Чехословакии привез.

– Так ты была замужем? – почему-то удивилась Нина.

– Как любая женщина моего возраста, полагаю.

– Так уж и любая! Я вот, например, не была. И давно ты развелась?

– Недавно.

– А поче…

– Нина, прости, я не расположена говорить на эту тему.

Я закинула чемоданы на шкаф, критическим взглядом осмотрела комнату и спросила:

– Можешь одолжить чайник?

– Конечно, сейчас принесу. Он, кстати, только недавно вскипел.

– Может, позовем Ольгу Ивановну и Нану Гурамовну?

– Дельная мысль. Я за Наной схожу, а ты Оле стукни, она тут, за стенкой.

Нина отправилась к Нане, а я постучала в соседнюю дверь. Окулист, в косынке и переднике поверх домашнего платья, приветливо мне улыбнулась, а когда я позвала ее на чай, заулыбалась еще шире и сказала, что скоро придет, только закончит мыть пол.

Я выложила в суповую тарелку конфеты, пряники и печенье, а потом сообразила, что стульев всего два, а кружка так и вовсе одна. Маловато для приема гостей, даже если это обычное чаепитие с соседками по этажу.

В этот момент дверь распахнулась, и в комнату ввалилась веселая компания, состоящая из Нины, Ольги Ивановны и Наны Гурамовны.

У Нины в одной руке был чайник, в другой она ловко удерживала три чашки, ручки которых были нанизаны на ее пальцы наподобие баранок, причем в каждую кружку была вставлена чайная ложечка, сохраняющая равновесие вопреки законам физики. Ольга Ивановна прижимала к груди кулек с халвой, из одного кармана выглядывала банка варенья, из другого – плитка шоколада. Но больше всех меня поразила Нана Гурамовна, которая умудрилась принести бутылку «Хванчкары» и четыре стеклянных винных бокала.

– Ого! – воскликнула я. – Так мы чай будем пить или вино?