Таёжный, до востребования

Под песню Юрия Антонова «Летящей походкой» зал вновь пришел в движение, какой-то парень, дыша винными парами, попытался обнять меня за талию, но я увернулась и выскочила на улицу, с облегчением вдыхая свежий воздух и радуясь внезапно наступившей тишине.

Стоял теплый безветренный вечер первого дня августа. Я посмотрела на темную громаду тайги вдалеке и подумала, что надо завтра сходить за жимолостью, варенье из которой варили этим утром на кухне медсестры. Я, конечно, ничего варить не собиралась, просто хотела поесть свежих ягод, богатых витамином С. В сентябре пойдут клюква и брусника, их можно заморозить на зиму. Попрошу Нину составить мне компанию.

Нина! Я про нее совсем забыла. Она наверняка обидится, что я ушла так быстро и оставила ее одну. Я не знала, как объяснить ей свое внезапное исчезновение, поскольку сама не понимала, что на меня нашло. Необычность обстановки, мысли о Матвее, навязчивость Мартынюка… Все сошлось воедино.

Я быстро шагала, размышляя о том, принимает ли в Богучанах психотерапевт и как попасть к нему на прием, сохранив это в тайне от коллег и прежде всего – от Фаины Кузьминичны. Нельзя настолько зацикливаться на прошлом. Меня даже анонсированные Ниной песни ABBA не заставили остаться, наоборот – я не хотела их слышать, ведь они тоже были связаны с Матвеем.

Я так стремилась избегать любых ассоциаций, связанных с бывшим мужем, что лишала себя даже самых невинных радостей, словно послушница монастыря, готовящаяся принять постриг.

– Подождите!

Я обернулась. Меня нагонял Мартынюк.

– Зоя, вы так быстро ушли, что…

– Зоя Евгеньевна.

– Но когда мы пили шампанское в вашей комнате, то договорились обращаться по имени.

– Это была не моя идея. Не помню, чтобы я ее поддержала.

– Я вам неприятен? У меня совсем нет шансов? Скажите откровенно, чтобы я не питал напрасных надежд.

– Странные вопросы, товарищ Мартынюк. Я не знаю, что вам ответить.

Я двинулась дальше, вынудив его сделать то же самое. Было глупо стоять посреди улицы, где нас могли увидеть сотрудники или пациенты стационара и сделать соответствующие (пусть и неверные) выводы. Я не хотела рисковать репутацией и становиться объектом для сплетен, которые могли достичь ушей главврача или секретаря райкома.

– Почему же они странные?

– Потому что вы не можете питать относительно меня каких-либо надежд, и я не понимаю, о каких шансах вы говорите, ведь у вас есть невеста. Людмила – так, кажется, ее зовут?

Я шла, глядя перед собой, поэтому не видела лица Мартынюка, но по его голосу поняла, что он раздосадован и задет моей прямолинейностью.

– Людмила – не моя невеста. Мы просто встречаемся.

– И как долго вы просто встречаетесь?

– Полтора года.

– Значит, отношения серьезные, и с вашей стороны непорядочно флиртовать со мной, пользуясь тем, что Людмила в отъезде. Но дело не только в этом. Прежде всего, вы мне не нравитесь. Не провожайте меня, дальше я пойду одна.

– Но я тоже живу в общежитии и направляюсь именно туда.

– Тогда перейдите на другую сторону улицы. Не хочу, чтобы нас видели вместе.

Мартынюк наконец отстал. Начали зажигаться, помаргивая тусклым светом, фонари. Поблизости залаяла собака, ее лай подхватили другие.

Я ускорила шаг.

Внезапно меня охватило предчувствие неотвратимых перемен, которые вновь перевернут мою жизнь с ног на голову. Откуда это предчувствие взялось, я не знала, но оно было таким сильным, словно события, о которых я не подозревала, уже развивались своим чередом, чтобы настигнуть меня в самый неожиданный момент.

11

С отъездом Нины мои будни стали более тихими и размеренными. Никто не уговаривал меня сходить на танцы, не посвящал в перипетии отношений с женатым мужчиной и не заходил в часы приема в мой кабинет, чтобы обсудить, не смущаясь присутствия пациента, сложный случай из своей практики. Компанию за обедом в стационаре и за вечерним чаепитием в общежитии мне составляли Оля и Нана, поэтому одиночества я не ощущала. Да и невозможно было чувствовать себя одиноко в таких условиях.

Мне не хватало Нининых эмоций, ее язвительных комментариев и жизнерадостности, но все же не настолько, чтобы я грустила из-за ее отъезда. К Кате, продавщице из продмага, я не обращалась – покупала продукты на общих основаниях. Однажды я зашла в магазин в Катину смену; узнав меня, она кивнула в сторону подсобки, но я покачала головой и встала в очередь.

К счастью, Мартынюк перестал попадаться мне на глаза – насколько позволяли обстоятельства, конечно. Я боялась, что он не оставит попыток завоевать мое расположение, но прошла неделя, другая, и я с облегчением поняла, что моя отповедь в тот вечер, когда я шла с танцев, достигла цели. Денисов тоже меня избегал (из мужской солидарности или из-за понимания, что его шансы тоже равны нулю, а может, из-за того и другого).

Почти каждый день я ходила в приемный покой на аварии и травмы. Мартынюк держался со мной с отстраненной вежливостью, я отвечала ему тем же. Сталкиваясь в вестибюле или на лестнице, мы вели себя словно незнакомцы.

Несмотря на то, что мои дни были почти полностью заняты работой, выпадали свободные часы, которые я старалась использовать с максимальной пользой, понимая, что зима, которая в этих краях наступает рано, существенно ограничит перемещения по поселку и окрестностям.

С каждым днем я все лучше узнавала ареал своего обитания, преодолевая пешком большие расстояния, запоминая расположение улиц и зданий, выбираясь в выходной день в лес или на берег реки, открывая красоты таежной природы с ее сочными, яркими, словно сошедшими с полотен импрессионистов красками: изумрудно-зеленой хвоей, огненно-рыжими сполохами лиственных деревьев, рубиновыми ягодами спелой костяники, пронзительно-голубым небом. Даже воздух, казалось, имел окраску: хрустально-прозрачную, с едва уловимым оттенком аквамарина, как ледяная вода в горном ручье.

Дни стояли на удивление погожие; хотя с середины августа температура заметно снизилась, дождей не было, и я пользовалась этим затишьем перед затяжным ненастьем, ожидавшимся с началом осени. По совету коллег я купила резиновые сапоги и непромокаемый плащ, а маленький складной зонтик убрала в шкаф, чтобы его не сломало первым же порывом сибирского ветра.

На работе я усиленно осваивала непривычный симбиоз должностных функций, состоящий из консультирования стационарных пациентов, амбулаторного приема и выездов на производственные травмы.

Фаина Кузьминична обращалась со мной дружелюбно, с ее фронтовой подругой, сестрой-хозяйкой Глафирой Петровной, я почти не контактировала, вежливо здороваясь при встречах, а она обычно не удостаивала меня даже кивком. После того как у Ани, пациентки педиатрического отделения, подтвердилась доброкачественная опухоль, коллеги-врачи признали меня за равную, не без участия Юлии Марковны, публично поблагодарившей меня на очередной летучке за грамотную постановку диагноза. Ее благодарность не была надуманной или преувеличенной. Без моей консультации Юлия Марковна еще нескоро догадалась бы о причине Аниного недомогания. Окажись опухоль злокачественной, драгоценное время было бы упущено.