Таёжный, до востребования

– То есть как – выдали? Хотите сказать, они не сами выбрали себе мужей?

– Разумеется, нет. Кто бы им позволил это сделать?

– Вы, конечно, шутите.

– Нисколько не шучу. При том что Гульнара и Асмира получили высшее образование, одна стала учительницей начальных классов, вторая – акушером-гинекологом, они с ранних лет знали, что выйдут замуж только за узбеков, и не за столичных. Им и профессии родители выбрали с таким расчетом, чтобы они могли работать на родине. Мой старший брат Сардор женился на узбечке, которую ему сосватали в Бухаре. Не удивляйтесь, Зоя. Моя семья очень консервативная. Именно это, в конечном итоге, привело меня в Таёжный.

– Расскажете? – осторожно спросила я.

Вахидов озадаченно потер переносицу.

– Я как-то не привык обсуждать с женщиной такие вопросы…

– Но мы же с вами друзья, а у друзей принято делиться личным.

– Прижали к стенке, да? – Он рассмеялся.

– Скорее, поймала на слове.

– Ну хорошо. Тем более моя история давно перестала быть секретом. Во всяком случае для тех, кто живет в общежитии. В общем…

– Подождите, Рустам. Как вы смотрите на то, чтобы выпить чаю? Я после работы не успела к себе подняться, сразу сюда пришла. Заодно обновим столовую раньше остальных.

– Признаться, я и сам об этом думал.

Поставив на кухне чайник, я достала из буфета дежурные кружки, отсыпала из чьего-то кулька немного заварки (с обязательным возвратом) и присела на табуретку, ожидая, пока чайник закипит. На контрасте со столовой кухня теперь выглядела еще непривлекательней, чем прежде: унылая, обшарпанная, темная. Я решила при случае обсудить с Клавдией Прокопьевной возможность улучшения быта в общежитии, прежде всего – преобразование кухни: замену мебели и ламп, остекление заколоченного фанерой окна, покраску стен, перестилку линолеума.

Разливая по кружкам чай, я была почти уверена, что вернусь в опустевшую столовую. Я бы не удивилась, если бы Вахидов ушел, передумав откровенничать с малознакомой женщиной. Однако анестезиолог сидел на прежнем месте.

– Я думала, вы уйдете.

– Не выпив чаю после трудов праведных? За кого вы меня принимаете?

Я рассмеялась. Мне неожиданно стало легко и хорошо. Хотя день выдался непростым, усталости я не чувствовала, испытывая радостный подъем от ощущения своей нужности, причастности к общему делу. Я подумала, как обрадуется Нина, когда приедет через три дня и узнает про столовую, и о вкусных пирогах, которые мы напечем в субботу.

Вахидов молчал, сосредоточенно дуя на горячий чай. Я его не торопила. Для себя я сразу решила, что воздержусь от вопросов и замечаний, просто буду слушать. Ведь это очень важно – чтобы тебя услышали, поняли и, если нужно, посочувствовали.

– После окончания мединститута в 1969 году я шесть лет проработал в одной из многопрофильных московских больниц, а потом перевелся в Склиф [12] . Мне исполнилось двадцать восемь. К этому времени мой брат, старше меня на два года, уже пять лет был женат, и у него родился третий ребенок. Отец не торопил меня с женитьбой, но я знал, что ташкентская родня уже нашла мне невесту в одной из узбекских деревень. Ждали, когда она достигнет совершеннолетия, чтобы привезти ее в Москву и устроить свадьбу. Звали ее Шохруз.

12

НИИ скорой помощи имени Н. В. Склифосовского.

Мать показала мне ее фотографию. Вчерашняя школьница, в тюбетейке, со множеством косичек, в длинном платье – словом, такая, какой должна быть узбекская жена. Я не протестовал, но и радости особой не испытывал. Несмотря на то, что я вырос в консервативной семье и уважал обычаи предков, устройство брака родителями казалось мне пережитком прошлого. Но отец придерживался другого мнения, а его слово в нашей семье – закон. С Валей я познакомился за год до планируемого приезда Шохруз. Она работала в Склифе хирургической медсестрой. Между нами вспыхнуло чувство – настолько сильное, что вскоре даже один день без Вали стал для меня пыткой. В какой-то момент я стал мучиться угрызениями совести из-за того, что нарушил верность Шохруз, хотя женитьба на ней, незнакомой и чужой, фактически была мне навязана. Но хуже было другое. Чем дальше развивались наши с Валей отношения, тем отчетливее я понимал, что не смогу познакомить ее с родителями, ведь она была в разводе, к тому же атеистка. Отец не пустил бы ее даже на порог квартиры. А потом случилось то, что должно было случиться… Валя призналась, что ждет ребенка. В тот же день мы подали заявление в загс. Вечером, вернувшись с работы, я рассказал обо всем отцу. Ожидаемо разразился скандал. Если бы не брат, гостивший у нас в тот день, дело кончилось бы плохо. Сардор попытался успокоить отца, а мне дал знак, чтобы я немедленно уходил. Мама так и не решилась выйти из своей комнаты. Одеваясь в прихожей, я слышал, как она плачет за дверью спальни. Я попросил друга приютить меня на время. Валя жила в общежитии, она была иногородняя и ждала очереди на получение комнаты. Через несколько дней отец позвонил в ординаторскую, позвал меня к телефону и велел возвращаться домой. Я не посмел его ослушаться.

– Вы рассказываете ужасные вещи, Рустам, – не выдержала я. – Ужасные и… простите меня, неправдоподобные. Ваш отец – помощник шеф-повара в известном ресторане, он не мог вести себя как средневековый деспот.

– Я рассказываю, как было на самом деле. Какой смысл мне обманывать вас или приукрашивать свою историю? Вам трудно в это поверить, потому что мы принадлежим не только к разным религиям, но и к разным мирам. Я имею в виду воспитание, традиции…

– В Советском Союзе нет религии! – возмущенно перебила я. – Мы живем в светском государстве, граждане которого, достигнув совершеннолетия, вправе самостоятельно распоряжаться своей судьбой.

– Зоя, просто дослушайте до конца.

– Извините… Продолжайте.

– Отец потребовал разорвать отношения с Валей и готовиться к свадьбе с Шохруз. Когда я отказался, он пригрозил, что отлучит меня от семьи и использует свои связи в узбекской диаспоре, чтобы доставить Вале неприятности. Он не бросал слов на ветер. Валя могла лишиться работы, а то и московской прописки. Мать умоляла меня подчиниться. Она давила на то, что если я расторгну помолвку, то навлеку позор на нашу семью, а Шохруз никогда не выйдет замуж: за нее никто больше не посватается. Я знал, что мама права. Я видел, как она страдает, и это было тяжелее всего. Угрозы отца я еще мог игнорировать, но слезы матери – нет. Стыдно признаться, но в конце концов я пообещал отцу больше не видеться с Валей.

– Но она ждала ребенка! Вы решили бросить беременную невесту?

– В свое оправдание могу сказать, что Валя так и не узнала об этом решении, потому что просуществовало оно недолго. О моих семейных неприятностях она тоже не догадывалась.

– Что было дальше?

– Добившись своего, отец успокоился. Это дало мне небольшую передышку. День регистрации приближался, а я не мог собраться с духом и сообщить Вале, что свадьбы не будет. Я очень ее любил, к тому же она ждала ребенка. Нет, мы должны были пожениться. Но куда я приведу беременную жену? Общежитие мне не полагалось, поскольку у меня была московская прописка. В большой родительской квартире для нас с Шохруз была приготовлена комната.

– Но ваш брат, женившись, стал жить отдельно.

– Таков обычай. Младший сын остается при родителях, чтобы заботиться о них, когда они станут пожилыми. Он приводит в родительский дом жену, и там рождаются их дети.

– Понятно.

– Недели через две отец объявил за завтраком, что Шохруз в сопровождении своих и наших родственников – всего более шестидесяти человек – прилетает в Москву послезавтра. Они выкупили чуть не полсалона самолета и сняли номера в гостинице неподалеку от ресторана «Узбекистан», где должно было состояться свадебное торжество. Я спросил, почему так скоро, а не через пять месяцев, как запланировано. Отец не удостоил меня ответом – все и так было ясно. Я закончил завтрак и отправился на работу. В тот день у нас с Валей была общая смена. Я попросил ее сходить на отделение гинекологии и взять справку о беременности. Она удивилась, но справку принесла. Она по-прежнему ни о чем не догадывалась. На следующее утро, по окончании дежурства, я повез Валю в загс и упросил расписать нас по справке. После регистрации я усадил Валю на скамейку в парке, благо день для конца сентября выдался погожий, и всё ей рассказал.

– Как она отреагировала?

– Расплакалась. Я уговаривал ее успокоиться, уверял, что ничего страшного не произошло и что мои родители в конце концов ее примут. Наверное, когда семья начинается со лжи, ни к чему хорошему это не может привести. Когда Валя перестала плакать, я отвез ее в общежитие, а сам поехал домой. Вот так, Зоя, началась моя семейная жизнь. – Рустам снова помолчал. – Родителей дома не было, они уехали хлопотать о свадьбе. Я собрал вещи, оставил отцу записку, в которой всё объяснил, запер дверь и оставил ключи под ковриком. На моей сберкнижке скопилась приличная сумма. Мой друг через знакомых нашел комнату, которая сдавалась внаем, и в тот же вечер я перевез туда Валю. Дом стоял на окраине Москвы, до ближайшей станции метро – почти час на автобусе и столько же – до проспекта Мира, где находится Склиф. Хозяйка-алкоголичка, с сыном – инвалидом детства. Телефона в квартире не было. В комнате – только продавленный диван, стол и шкаф с отломанной дверцей. Но все же это было отдельное жилье, что, в моем понимании, перевешивало бытовые неудобства. Правда, как позже призналась Валя, даже спартанские условия общежития казались ей, в сравнении с той квартирой, утраченным раем. Мы договорились рассматривать эту комнату только как место для ночевки, пока не найдем вариант получше.