Таёжный, до востребования

– Спасибо, Фаина Кузьминична!

– Так что же, вы напишете методичку?

– Напишу.

– У вас есть опыт?

– Только в соавторстве по одному медицинскому пособию. Но я уже набросала план и понимаю, о чем надо писать и какими словами.

– Хорошо. Сколько времени у вас уйдет на подготовку чернового варианта?

– Недели две.

– Так мало? – Главврач с сомнением покачала головой. – Как же вы успеете? У вас ведь, помимо работы, и личная жизнь имеется.

– Нет, – я покраснела, – имеется только работа.

– Да? – Фаина Кузьминична посмотрела на меня так, словно хотела поговорить на эту тему, но передумала. – Что ж, две недели – это очень хорошо. Нам важно успеть до зимних холодов. Декабрьские морозы могут существенно ограничить передвижение агитбригады по окрестностям, да и сезонные вирусные заболевания, пик которых придется как раз на начало зимы, обеспечат наших докторов, особенно терапевтов, серьезной нагрузкой.

– Я понимаю.

– Для работы со статистикой вам понадобится свободный день для поездки в Богучаны. Только идите не в библиотеку, а в больничный архив. Там собраны отчеты о профилактике и лечении заболеваний, характерных для данной местности, начиная, кажется, с 1959 года. Я напишу записку архивариусу, Тамаре Львовне Ильченко. Она предоставит вам доступ к материалам.

– Вы правы. Я не подумала про больничный архив, а ведь это – основной источник информации.

– Завтра у вас нет приема в амбулатории. От работы в стационаре я вас освобождаю. Утром скорая везет в Богучанскую больницу пациента на обследование, кстати, по вашему профилю. Отпроситесь у Беллы Моисеевны. Сошлитесь на мое распоряжение отправить вас в качестве сопровождающей. Истинную причину не называйте. Помните, мы договорились пока держать нашу задумку в секрете.

Забрав записку к архивариусу, я отправилась домой.

Главврач осталась работать. Когда я уходила, перед ней высилась стопка неподписанных документов. Я в очередной раз поразилась ее работоспособности и готовности всю себя отдавать делу, которому она служила. У Фаины Кузьминичны, как и у меня, не было личной жизни, но зато (и в этом между нами было главное отличие) у нее имелась большая семья: ее стационар.

Я и завидовала ей, и сочувствовала. Такую самоотверженность можно встретить лишь у представителей старой школы, особенно среди врачей, прошедших войну. В том, что у Фаины Кузьминичны не сложилась личная жизнь, наверняка имелась причина. Я не верила, что она осталась незамужней и бездетной лишь по воле случая. Узнав ее получше, я пришла к выводу, что за ее одиночеством стоял осознанный выбор, который она сделала в пользу работы, чтобы семья не могла послужить помехой к достижению главной цели ее жизни: служению пациентам.

Когда я вошла в общежитие, была половина девятого вечера. Обычно к этому времени жильцы переставали ходить по этажам и водворялись в своих комнатах. Верхний свет выключался, горели только дежурные светильники и лампа на конторке комендантши.

Однако сегодня в вестибюле наблюдалось необычное оживление. Он был ярко освещен, по нему перемещались возбужденные люди. Я заметила Денисова и Вахидова, проследовавших из левого крыла в сторону кухни. Денисов тащил стремянку, Вахидов – ящик с инструментами. Оттуда слышались голоса и шум, словно кто-то двигал мебель.

– Что случилось? – спросила я у пробегавшей мимо медсестры Тани, которая держала в руке швабру. – На кухне потоп? Трубу прорвало?

– Какой потоп! Лучше! – махнув свободной рукой, Таня умчалась.

В этот момент я увидела Нану, которая спускалась по лестнице со стопкой скатертей, перекинутых через руку.

– Ты где была? – накинулась она на меня. – Мы из-за тебя с ног сбились, а ты ходишь неизвестно где.

– Почему из-за меня?

– А кто комендантше выволочку устроил, когда Рита ошпарилась?

– Ничего не понимаю.

– Идем, сама увидишь.

Возле кухни и примыкавшей к ней подсобки собралось чуть ли не все общежитие. Протиснувшись сквозь толпу зевак, я застыла на пороге, не веря глазам.

Подсобка, прежде забитая всевозможным хламом, преобразилась до неузнаваемости. Всю сломанную мебель, ящики, хозяйственные мешки и мусор вынесли. Пол отмыли, на голую лампочку надели абажур, по стенам развесили репродукции. По периметру комнаты расставили пять свежеструганых деревянных столов и табуретки: по четыре к каждому столу. Слева от входа, у двери, стоял еще один стол, покрытый клеенкой, на котором разместились хлебница, солонка, перечница, стаканчик с бумажными салфетками и графин с водой.

Денисов, балансируя на стремянке, прикреплял к дальней стене карниз с фиолетовыми шторами. Имитация окна, поняла я, и восхитилась чьей-то задумке: с задернутыми занавесками, пусть за ними и нет окошка, ужинать гораздо приятнее.

Вахидов вкручивал в просверленные отверстия крючки для полотенец, сложенных стопкой на табурете. Хирург Прилучко, стоя на полу на коленях, маскировал дыру в линолеуме аккуратной заплаткой, вырезанной из куска такого же цвета.

Мартынюк отсутствовал, хотя его помощь товарищам явно не помешала бы. Меня его отсутствие, с одной стороны, разозлило, а с другой – обрадовало.

Я по-прежнему избегала общения с ним, особенно после субботней прогулки. За эти четыре дня мы умудрились ни разу не столкнуться ни в стационаре, ни в общежитии, но это, разумеется, было лишь вопросом времени.

Нана тем временем застелила столы скатертями разных цветов, что придало столовой еще более нарядный вид.

– Нужно вазы для цветов раздобыть, – посоветовал кто-то из женщин.

– Вот еще! – возразили ей. – Вазы лишнее место на столах займут, куда тарелки ставить?

– Да и цветов уже не найдешь, разве что гербарии, – со смехом добавил Прилучко.

– На рынке продают гладиолусы и поздние георгины, – раздался позади меня знакомый голос. – А вместо ваз можно использовать глиняные кувшинчики из универмага. Поставим их не на всех столах, а только на двух. И красиво, и мешать не будут.

Я обернулась и увидела Клавдию Прокопьевну. Вначале я не поняла, что с ней не так, а потом сообразила: она улыбалась. Впервые со дня нашего знакомства. Облик комендантши разительно изменился, а всего-то нужно было – добавить улыбку на вечно хмурое лицо с опущенными книзу уголками недовольно поджатых губ.

– Клавдия Прокопьевна! – воскликнула я. – Спасибо, спасибо вам.

– Это вам спасибо, Зоя Евгеньевна! Вон ребята не дадут соврать, – комендантша кивнула на Вахидова, и тот с серьезным видом кивнул в ответ. – Если бы не ваша… гм… настойчивость, дело бы нескоро с места сдвинулось.

– Когда же вы успели? Утром, когда я на работу уходила, ничего не предвещало…

– Да как-то спонтанно вышло. Рустам и Савелий с утренней смены пришли, а я им говорю: давайте, ребята, порядок в подсобке наведем, мне скоро в стационар ложиться, хочу успеть. Пока они хлам на помойку выносили, я сходила в мастерскую леспромхоза, там мебель делают из некондиционных досок. Оформила столы и табуретки и попросила мебель доставить, а тут как раз Денисов с работы пришел, помог разгрузить. Ну а дальше женщины подключились. Марафет навели, скатерти собрали, у кого какая лишняя нашлась. Вроде неплохо получилось.