Там темно

Яся дёргает незабытой, силясь картинки прогнать.

То ли в школе только и дел, что читать постоянно стихи, то ли Яся лишь их замечает. Потому что – опять за своё.

Одноклассница читает вслух с выражением, с красивостями: тут погромче, здесь выдержит паузу. Всё к месту, всё правильно, чётко. Как махнёт левым рукавом – расстелились поля безграничные, потом правым махнёт – синью ширилось небо бескрайнее, только родное такое, нигде не бывает ещё, оно куполом только над нами и всех прижимает к земле.

Яся вроде бы ненароком прислонила к уху ладонь. Уху стало тепло, и внутри что-то сразу же загудело.

Чтение одноклассницы не то чтобы раздражало. Больше всего – стоило признать – это походило на ревность: то, что по праву считаешь своим, добровольно идёт к чужаку. Вот так запросто. Хочешь читать – стоишь перед всеми, читаешь.

Буквы глупые. Им всё равно, кому станут принадлежать.

Непонятно, как с этим быть. Про то, что там делать с любовью – любой: заменяющей воздух, разъедающей изнутри или даже ненужной, незваной, как к крыльцу приблудившийся пёс, – написано множество слов в тысяче их вариаций. Про то, чтобы что-то помимо любви упорно свербело под кожей, сказано много меньше, да и будто бы мимоходом, точно то, что случиться могло с человеком, растворяется сразу в страстях – без остатка, как в кислоте.

Или это вот тоже любовь – вообще всё, что с людьми происходит. Шагу нельзя ступить, всюду одна любовь, плюнуть нельзя – непременно в неё попадёшь.

Буквы глупые. Будет нелепо позволить им власть над собой.

Одноклассница восклицает: «что-то там вольный ветер». Учитель довольно щурит глаза.

Поучись, как надо нормально. Надо лишь подчинять их себе.

Яся смотрит вниз, на колени – там, под партой, её телефон. Палец завис над «Создать», но не касается слова.

Одноклассница не запинается, не забывает текст. Да молодец, молодец.

Учитель слегка улыбается, кивает в такт головой. Ещё немного – взмахнёт чем-нибудь, как дирижёр.

– Спасибо за это, – и подчеркнул: – Чудесное выступление. Ярослава?

Яся скривилась, как всякий раз, когда к ней обращались по имени. Конечно, эти две пары слогов только ей и принадлежали – всё остальное взяла поносить от других: фамилия мамы, отчество ясно чьё – только тот странный тип, заявивший, что имя для человека – сладчайший из звуков, говорил бы уж за себя. Длинное имя катилось в учительском рту от горла прямо к губам. Как будто на вырост: смотрелось излишне строгим, слишком медленным для сейчас.

– Не готова.

– Почему?

Можно сказать, что забыла, проверить, появится ли предположение о голове, но что-то не хочется. Яся лишь пожимает плечами.

Соседка легонько пинает ногой, требуя объяснить. Яся не хочет.

Настроение стало ни к чёрту.

Перемена проходит так: Яся нехотя, с подспудным чувством вины, выстёбывает вполсилы одноклассницу номер два, с чего-то полезшую оценить Ясин всегдашний вид. Оценка, как можно предугадать, совершенно не выдалась лестной и, конечно, случилась не вдруг, нужно было к чему-то привязаться.

Это правда могло раздражать: не лицо, не одежда, не в целом вид, а то, как Яся лезла в глаза.

Её присутствие ощущалось, даже если тихонько сидела где-то в углу. Почему-то с видом таким, что все верили, будто нет ничего интереснее, и хотели сесть рядом: начинало казаться, что именно там, в углу, происходит самое важное. Поймав чужой взгляд, не мигая смотрела в ответ, и тот, другой, почему-то всё равно чувствовал себя особенным. Или пристыженным – по ситуации.

Заговаривала таким манером, будто с ноги выбивала дверь, и другим, ошарашенным этим вторжением, только и оставалось внимать. Яся видела, чего ждут, и рассказывала, что хотят слушать. У неё этих историй, наверное, миллион. Есть мимолётные, так, на разок. А бывает постоянный репертуар, золотой завсегдашний фонд, при случае сразу же их достаёт так лихо, как фокусник – ленты. Материал отработанный: каждый раз люди смеются в нужных местах. Ещё есть нерассказанные. Этих – ну разве что штуки четыре. Их пока нельзя рассказать. Скажем, о том, как сосед двери путает, то и дело ломится к ним. О том, как приезжал-уезжал незваный непрошеный гость, оставляя на память лишь запах дыма. О той, которая одновременно как бы есть и её как бы нет. Ну и ещё одна. Никакую нельзя пока отпустить. Яся их попридержит ровно до той поры, пока не поймёт, как перекроить на свой лад.

Тело, не думая ни минуты, гнулось тонко, непринуждённо, заставляло на Ясю смотреть. Тело откуда-то знало, как сделать красиво и странно, как выразить жестом и позой то, на что прилюдно пока голоса не хватало.

Ладонь, треплющая собеседниково предплечье, на чужом запястье сомкнутые пальцы, постукивающее о колено ребро ладони – кто же их разберёт, где своё, где чужое. Казалось, она даже не в курсе, где заканчивается её и начинается чьё-то другое. Никто ещё не тормозил эту ползучую руку.

Яся будто бы чует нутром, когда становится той, за кем наблюдают, и делает, кажется, всё, чтобы нельзя было взгляд отвести. Смотрит ли кто или нет – разницы никакой; цель у спектакля – сам этот спектакль.

Потому и смотрели всегда.

Говоря чуть иначе, Яся выпендривалась.

Даже тогда, когда нет.

Одноклассница номер два уже множество раз пожалела, что с ней связалась.

Больше всего Ясе хотелось, чтобы это быстрее закончилось, но прекратить говорить не могла. Яся и рада бы притормозить, но слова приходили легко, бодро слагался обидный стендап.

Обе стояли и думали: хоть бы уж с этим покончить. Обе не прекращали.

И непонятно, что было бы дальше, если бы не прошлось по волоскам на затылке, по плечам, по спине быстрое щекочущее осознание, что вот прямо сейчас на тебя кто-то внимательно смотрит, ловит и забирает себе каждый случайный твой жест. Когда и не видишь, но знаешь наверняка, не сомневаешься даже. Для того, чтобы точно такое узнать, вовсе необязательно видеть, чувство стороннего интереса уведомляет прям в мозг:

***вас заметили***

А чего ещё ждать: отправляя письмо, будь готов получить ответ.

Так тревожится кошка, решившая вдруг, что хозяйка, конечно, утопнет – для чего же ещё набрала полную ванну воды, не иначе топиться, давай вылезай поскорее. Пересекая класс – одна, без хвостатых своих сторожей, – девочка-теперь-без-волков задержалась как будто случайно, вскинула голову, отчётливо произнесла:

– По-моему, ты выглядишь хорошо.

Яся споткнулась об эту неловкую попытку поддержать, одноклассница хохотнула. Яся вдогонку крикнула:

– Спасибо!

И раздумала продолжать бессмысленный диалог с одноклассницей номер два.

Повернулась к окну.

Показалось, на улице будто бы снег.

Это так сперва показалось.

Одно за другим, за другим с неба падали белые перья.

Ответ 7 Я не чувствую никакой особенной вины

неважно когда

С неба начали сыпаться волосы.

Обычное дело: соседи сверху, бывает, стригутся, что состригли, развеют по ветру. Кто их знает, зачем. Может, это у них такие вот конфетти.