Там темно

Одинаковые ряды могил, и – неожиданно, жутко – ангел с лицом нежным и печальным, с бесцветными глазами, зрачки – вмятины в камне.

Кира застыла у ангела.

Мама мягко толкнула в плечо – ну пойдём, такси ждёт.

Созывают и остальных – эй, у нас тут свободных два места. Кира смотрит в окно: вдоль дороги крохотная трясогузка перебирает ножками мелко-мелко, как на роликах едет, вспархивает на сваленные горой покрышки – может, в холода поджигать, чтобы было полегче копать мёрзлую твёрдую землю, может, в память об ангелах-престолах. Колёса, свернувшись в клубок, позакрывали глаза: спи один, спи другой, спи бесконечное их число, некого тут сторожить. Кира отвела взгляд – не встретиться бы глазами.

Еду на поминки – это же были поминки? – готовили в мрачном кафе с названием то ли «Радость встречи», то ли просто «Встреча», без радости, то ли ещё как-то так. Тут, судя по прейскуранту, гуляли свадьбы и юбилеи; Кира прикидывала в уме, что же проводится чаще. Сладкий рис с сухофруктами выглядел непривычно, как будто насобирали с тарелок завтраки в детском саду, как будто просто играли.

Пришли коллеги, один взял и ляпнул: «В четверг, на заседании кафедры, он был ещё жив».

Захотелось переспросить: «Точно?», но вовремя прикусила язык. И сказала себе: «Отец мёртв». Мысль была непривычна, и отчего-то в её голове прозвучала как национальность, будто «кто», не «каков». Кира как дочь, выходило, наполовину такая. Если отец оказался из этих, насколько велик шанс на репатриацию к мёртвым?

Она почему-то боялась, что кто-нибудь подойдёт, скажет: «Зачем притворяешься, я вижу, тебе совершенно не больно». Все ждали, что ей будет плохо. И Кира тоже ждала.

Мама обратилась в многорукое, вездесущее сверхсущество, в древнее страшное нечто – и успевала за всех. Только выпив из стопки (так было надо, а зачем – никто знать не знал), выдохнула надрывно:

– Никто мне не помогает.

Все разом кинулись помогать, бормотать «вот грибок, а вот хлеб», «выпей-выпей, будет полегче». Мама воинственно их отстраняла, чтоб с упоением, полноправно вновь и вновь произносить эту фразу.

– Всю жизнь всё сама, – говорила мама. – Ребёнка на ноги подняла, пока этот увалень рассказики свои кропал.

От неё пахло тяжестью, лепестками зажатых в ладони, задыхающихся цветов. Память длит эпизод много дольше, чем происходила реальность, – враз покажется значимым всякий случайный жест, укрупнится лицо, так что можно вблизи рассмотреть черту за чертой, дрогнувший уголок рта, чуть расширившиеся глаза, – только вот было действительно так или нет, никто уже не подскажет, а на себя полагаться нельзя.

Кира вытягивается струной.

Стыд взрывается изнутри, стекает расплавленным металлом – и, мгновенно застыв, давит книзу, к земле, к её центру. Есть запретные, жуткие вещи, их нельзя совершать: не отмыться потом от позора, кровью тоже не искупить. Затверди наизусть. Чётко-чётко. Как молитву, как имя своё. Повторяй: не сотвори же кумира, не убий и не укради, почитай отца и других почитай, а сама – не пиши никогда.

И невысказанные слова падают друг на друга, как в тетрисе блоки, но не строятся в ровную линию, не стыкуются между собой. Просто копятся, захламляя пространство.

Только лишь на секунду стало очень уж громко, а после кто-то, наверное, милосердный – или же просто уставший – щёлкнул выключателем и убрал это всё, вообще всё

Ответ 8 Я могу работать примерно так же хорошо, как и раньше

когда-то

Открой глазки. Смотри-ка: попалась.

И подчёркнуто чётко звучит: «Яся, доброе утро».

Тут же вспомнилось – надо здороваться тоже. Приветствие не означало ничего, но мыслилось чем-то сверхважным, как будто оно подтверждало чью-нибудь видимость в мире. Зачастую, забывшись, не останавливаясь в своём пути, Яся коротко, энергично кивала, и этой своей привычкой вызывала ответное резкое требование поздороваться нормально. Сообщить, что утро, день или вечер – добры. Часто это был весь разговор. Но сейчас бы такое не прокатило – с ней хотели поговорить.

Ясю попросила задержаться начальница. Она же у параллельного класса МХК, что ли, вроде ведёт. Удивительное сочетание – МХК и тупые таблицы, всё, что создали лучшего люди, и архив для копии копий.

– Ярослава, – начинает она.

На улице кто-то хохочет. Смеётся, что Яся попалась.

Яся тщательно расправляет закатанные до локтя рукава, чтобы выполнить просьбу выглядеть понормальней, будто кому-то казалось, что дело лишь в рукавах. Смятая кое-как ткань запечатлела замины и напоминала гофрированную трубу. Яся подумала: может быть, их намочить перед тем, как вернуться в класс? Или же будет лучше попросту не возвращаться?

– Я проверяла заполненные тобой таблицы.

С ума сойти, их ещё кто-то и проверяет. Ясин мозг генерирует множество оправданий, но пауза, повисшая после этой фразы, не тревожная. Скорее… торжественная? Таблицы заполнены хорошо? А как тогда можно заполнить плохо, разве это не та из бессмысленных скучных работ, которую всё ещё делают люди лишь потому, что роботы слишком заняты делом?

Яся косится недоверчиво, покачивается на стуле. Получает в ответ ободряющую улыбку, но бодрее себя не чувствует точно.

Начальница подходит к окну и закрывает его.

В дверь стучат, одновременно со стуком распахивают настежь, говорят: «Ой, простите!», захлопывают обратно.

– Невозможно разговаривать, – качает головой начальница.

Это точно. Не только вот здесь.

– На чём я остановилась?

– На таблицах, – подсказывает Яся, желая со всем поскорее покончить.

Начальница подаётся вперёд, одобрительно ей кивает, как будто Яся что умное сказала.

– Тебе, наверное, хотелось бы заняться чем-то более творческим?

Нет, точно нет. Только не это.

Яся на дух не переносит всё то, что называют творческим, поэтому очень быстро произносит в ответ:

– Нет, спасибо. Я не творческая.

И тут же жалеет о сказанном – сейчас начнут переубеждать. Яся всего лишь имеет в виду, что не хочет ни в чём участвовать. Так повелось: уж если поёшь – пой на конкурсе юных певцов, рисуешь – вот ты нам и нужен, в силах связать пару слов – да у нас новый лидер родился, вот здесь форум как раз для тебя. Не прячься, не будь эгоистом. Тех, кому где-то хоть немного побольше дано, облагают таким вот налогом: развивайся, свети, вдохновляй, будь лучшей версией себя – будь четырежды оно неладно!