Танец Опиума

Сакура знала этот танец «от» и «до» — ей пришлось. Знание мортэмовского танго стало первоочередной задачей специализированных учителей, коих наняли Учихи по инициативе самой дурнушки, у которой эти самые «танцульки» в заднице зудели. А потому Харуно была несусветно рада, когда узнала об этом знаменательном событии.

Танцующее Ближайшее Окружение и приглашённые партнёрши встали в идеальный круг в центре Алчного Зала, который блестел и переливался золотом. По традиции ближе к центру расположились девушки, внешний круг же сложился из джентльменов. У каждой дамы напротив стоял кавалер, с коим она начнёт и закончит традиционный танец Мортэма.

Перед Сакурой, в красивом смокинге, с приглаженными волосами и лёгкой играющей улыбкой на устах, во всей своей красе предстал Саске. Его дурнушка видела только с утра, когда тот любезно зашёл за ней в Башню Морфея и провёл в зал, представив публике именинницу. Весь оставшийся день он ошивался возле брата и мило беседовал с приглашённой кучкой загорелых мексиканцев, до которых Харуно не было дело. Впрочем, именно по этой причине она решила деликатно удалиться с глаз долой — из сердца вон, лишь бы не стоять на одном месте и не обзаводиться ненужными ей знакомствами.

У неё не слабо так играли гормоны, а потому заставлять скучать свою пятую точку она не намеревалась. Дурнушка даже подумать не могла, что в сердцевине этой самой «мексиканской кучки навоза», как братья Зетцу охарактеризовали наиважнейших гостей, находилась Изуми Учиха, с коей Сакуре только предстояло познакомиться. Знай она о избраннице Итачи раньше, не отошла бы от него ни на шаг, всё приглядываясь и приглядываясь к загадочной особе.

Ну, а пока что незамеченная виновницей торжества шатенка стояла по правую сторону от неё в паре с Итачи. Высокая, тоненькая, красивая до безобразия и в этом плане затмевающая Харуно. Карие глаза истинной аристократки; пухлые губы, обведённые красной, вызывающей помадой; беленькая ручка, легко вздымавшаяся вверх с первой же мелодии жаркого мортэмовского танго.

Сакура соскочила с одного носочка на другой, сделала изящный поворот вокруг себя и устремилась в объятия своего брюнета. Они закружили по кругу, меняясь местами, обмениваясь прикосновениями. Следующая часть танго требовала обмена партнёрами, и Харуно угодила в крепкие руки Кисаме Хошигаки.

— Сегодняшний день принёс тебе какую-никакую радость, Сакура-чан? — спросил он, усмехнувшись.

— Безусловно.

— Твоё лицо говорило совершенно иное.

— И что же говорило моё лицо? — задорно спросила Сакура.

— Я не разобрал, что твоё личико там бубнило себе под нос, но могу сказать точно, что выглядело оно так, словно ему говна не дали! — и мужчина весело усмехнулся.

Харуно звонко засмеялась, и смех утонул в громкой музыке живого оркестра.

— Ох, Кисаме-кун, когда-нибудь ты будешь скучать по моему лицу, помяни моё слово, — всё по-прежнему заливалась дурнушка, что Кисаме было только в радость.

— Ну, не обольщайся, деточка.

Сакура сделала поворот вокруг себя, затем взмыла на целых два фута над землёй, не без стараний Хошигаки, и, следуя капризам танца, задержалась у его бледно-синего плеча с несколько секунд.

— И по мне ты тоже будешь скучать, — шутливо шепнула Сакура, соскочила с его рук и следом же была подхвачена Пейном.

— Добрый вечер, — вежливо поздоровалась дурнушка, чем вызвала у рыжеволосого мужчины шок.

— По-моему, танец не должен сопровождаться разговорами, — важно проговорил он.

— А, по-моему, ты зануда! Но даже такого зануду, как ты, я всё равно люблю!

И Харуно исчезла, растворившись в руках другого партнёра. Пейн, ошарашенный произошедшим, на секунду растерялся и едва не испортил танец. Он блуждал от одной партнерши к другой, пока не наткнулся на очаровательную Конан.

— Что-то случилось? — подруга сразу увидела в глазах Пейна неоднозначное смятение.

В ответ он только украдкой глянул на Сакуру, кружащую в танце с Куро Зетцу.

— Понятно, — устало протянула Конан, сморщив носик.

Она недолюбливала Харуно, но ещё больше она недолюбливала идею с прятками. А потому синевласка старалась думать об отвлечённых вещах и коротать время в мыслях о том, что совсем скоро она покинет Чёрный Дворец, а вместе с тем и своего возлюбленного, который уже второй раз к ряду выбирает кого угодно, но не её.

Изуми Учиха была ей даже отвратнее Сакуры Харуно. Последняя хотя бы не принадлежала к знатному роду, не была выходцем из аристократичной семьи и не могла дать фору Конан. Так синевласка до недавнего времени тешила своё самолюбие, но теперь пребывала в полном недоумении и апатичном состоянии безысходности.

А Сакура всё кружила по кругу, сменяя одного своего знакомого на другого, пока не добралась до Итачи. Он подхватил её, как подхватывает ветер пёрышко, и, по правде говоря, был счастлив её временной компании. Дурнушка оказалась единственным его радостным событием за весь день.

Учиха скучал по ней, несмотря на изысканное мексиканское общество и знакомство со своей невестой. Красивая, милая и, как оказалось, далеко не пустышка, Изуми ему очень понравилась, хоть сердце и изнывало в тоске по Харуно. Он отчасти был доволен таким раскладом событий. Как говорится, убил двух зайцев одним выстрелом. Идеальная для него девушка пошла в комплекте с выгодной сделкой. Однако… Итачи не мог променять свою первую любовь на кого-то другого, кто пусть даже в тысячу раз лучше.

Он улыбнулся ей, а она ему. Они сделали ещё пару выпадов и разбежались, как в море корабли.

Ох, если бы он только знал, что его любимая и, как ему кажется, недосягаемая дурнушка вынашивала его сына. Если бы он только знал об этом…

***

Этой ночью Саске решил остаться в Башне Морфея с Сакурой. Некогда это была его с братом башня, а спальня, которую благополучно заполучила любовь всей его жизни, принадлежала никому иначе, как ему. Все приготовления к празднику были завершены, поэтому теперь он мог хорошенько выспаться, с храпом, смакуя каждое мгновение, каждую минуту своего дражайшего сновидения, а не тихонько дремать, облокотившись о косяк двери или собственную руку, сидя за столом и подписывая приглашения для очередного гостя.

В предвкушении страстной ночи, когда они с Сакурой, наконец, разделят небольшое, но уютное ложе, Саске насобирал ароматических свеч, захватил из столовой бутылку вина 1936 года. Он приложил немало усилий, чтобы превратить спальню убийцы в пристанище романтики и любви.

Выходя из ванной, где она потратила просто грандиозное количество времени на отмывание лица от тонны косметики и на рассматривание своего слегка вздутого живота, девушка смутилась посильнее, чем в обед, когда ей развязали глаза, и она узрела перед собой толпу незнакомого ей люда.