Тайны имперской канцелярии

Позади его стоял на коленях Иннокентий, склонив голову в поклоне. Белые полосы исчезли, яркие цвета и свет тоже. Все обретало реальные черты.

Губернатор слегка тряхнул головой и почувствовал небольшую свежесть, потянувшуюся откуда-то изнутри.

Тело уже не ныло и болело гораздо меньше. Голова как будто освежилась, и мысли летали в ней очень ясно.

Иннокентий вскоре поднял голову, и, окинув взглядом комнату, встал с колен.

Затем, подойдя ближе к Гавриле, пощелкал перед его носом пальцами и совершенно безразлично сказал.

– Просыпайтесь, господин Валерьев. Сколько можно спать.

Гаврила, как будто понимая, что обращаются именно к нему, медленно опустил руки и приоткрыл глаза.

Солнце немного ослепило его, но затем все стало на свои места. Как ни в чем не бывало, он встал и спросил знахаря:

– И долго я так спал, уважаемый?
– отчего у графа снова помутнело в голове, а волосы поднялись дыбом.

– Да, нет, - просто ответил лекарь, как бы не замечая никаких перемен у своего подопечного, - совсем немного, пару часов.

– О-о, так долго, - удивился тот, прохаживаясь по комнате и одной рукой ища что-то на левом боку в белье, - а почему я раздет?
– спросил он, обратив внимание, что на нем нет прилагаемого костюма.

– Ох, извините, господин учитель, - ответил слегка подмигивая графу, знахарь, - мне пришлось вас раздеть для лучшего отдыха, а костюмчик ваш вон там, на стуле, - и он указал рукой где.

Гаврила или новоиспеченный учитель прошелся по комнате и, увидев костюм, произнес:

– Помилуйте, дорогой Иннокентий Петрович. Но ведь он весь измят. Прикажите отутюжить.

– Не могу-с, - отвечал кратко лекарь, - у жены испортился утюг.

– Как же вы так живете?
– сокрушенно помотал головой Гаврила и, обойдя стул, принялся ловко одевать костюм, заодно одевая и рядом стоящие колоши на туфли.

– Ну, вот, вроде оделся, - сказал он спокойно, снова прохаживаясь по комнате и приглаживая плохо отутюженные кем-то бока.

– Что прикажите для вас сделать, милый Иван Алексеевич, - обратился он к графу, застывшему от ужаса и немо смотрящего на бывшего дворника.

Знахарь, понимая, что тому сейчас тяжело к этому привыкнуть, помог сам, обращаясь к Гавриле словами:

– Вы знаете, Гавриил Эдмонтович, - графу тяжело сейчас говорить. Он ведь пострадал в аварии, помните?

– Помню, помню, а то как же, - поспешил заверить учитель.

– Так вот, он хотел , чтобы вы сходили к его жене и передали на словах, что он жив и находится в знамом ему месте.

– Извините, сударь, - выпалил в ответ тот, - как я могу пойти к даме в таком костюме, да и на улице холодно. А где, кстати, мое пальто?

– Вон там, на вешалке, - указал рукой Иннокентий.

– Я сейчас, - сказал учитель и пошел одеваться.

– Что за чудеса?
– еле вымолвил Иван Алексеевич, - я уж начинаю бояться - не сделает ли он чего дурного.

– Нет, не волнуйтесь, - заверил знахарь, - это хорошая душа всплыла на свет божий. Это один учитель, умерший совсем недавно...

– Умерший? – чуть было не вскричал граф, - это как же понимать?

– Тише, тише, а то всех переполошите, - успокоил его Иннокентий, - потом объясню, когда уйдет.

– А выполнит ли он поручение?
– неуверенно спросил граф.

 - Еще как, - ответил лекарь, - он ведь теперь учитель и много знает.

 - Что, даже писать умеет?
– удивился граф, но зашедший в комнату дворник не дал услышать ответ.

– Вот и все, - произнес он, довольный своим видом, - так уже можно и к даме обратиться. Ладно, пойду, а то вечереет уже. Когда возвернусь, будьте добры, приготовьте чай.

– Непременно, - заверил его Иннокентий, провожая на улицу.

Где-то внизу захлопнулась дверь, и вскоре показался лекарь, немного утомленный и раздраженный.

– Что-то случилось?
– спросил граф.

– Нет, нет. Это просто остатки того крестьянина догорают внутри.

– Как это?
– снова почему-то испугался губернатор.

– Да, просто. Чужая душа вошла, а его подобрал я. Теперь, она больше не возвернется назад.

– А, как же его семья, дети?
– спросил Иван Алексеевич.

– Ничего, поживет тут до весны, либо у вас. Ознакомится со всем, а затем устроит и семью.

– А что, он их помнит?

– Конечно, и вас, и барина, и всех остальных, кого знал прежде тоже.

– Но, как же тогда он совместит в себе это?

– Очень просто. Ему будет казаться, что они просто давно не виделись и постепенно все само собой отойдет в сторону. Что же касается семьи, то она пока у него сейчас в стороне от мыслей, но месяца через два он вспомнит и о ней. Правда, тогда он уже будет совершенно иным.

– Как это? Как сейчас?

– Нет, немного не так, - продолжал разъяснять Иннокентий, - ему будет казаться, что он их давно бросил, покидая ради денег. В городе он обучился новому ремеслу и вот, теперь возвратился за ними.

– Но как они воспримут это?
– продолжал спрашивать настойчиво граф.

– Сначала не поймут ничего, но потом подумают, что он намеренно не хочет вспоминать старое, и все образуется. Они переедут в город и станут жить.

– Но где?

– А это уж ваша забота. Вы ведь хотели, чтоб я ему спас жизнь.

– Да, но как я выдам ему какой документ?

– А ничего и не надо. Они у него есть. Его же родные. Добавьте к имени чуть-чуть, отчество придумайте, a фамилию я дал по прошлому того покойного учителя. Никто и не спросит: почему так.

– Это верно, - согласился граф, - но вдруг узнают, что он мертв?

– Кто об этом спросит? Это же совсем другой человек и прошлого учителя не знает. А другие не знают его. Однофамильцев ведь много, не так ли?

– Да, - согласился Иван Алексеевич, - с этим, я думаю, вопросов не будет. Ну, дам ему имение небольшое в придачу.

– Не надо, - запротестовал почему-то Иннокентий, - это сейчас вредно для него. Пока он побудет здесь и привыкнет ко всему. Потом я его обустрою куда-то. А уж затем все наладится.