Тайны имперской канцелярии

– Ну, не совсем так. Я ведь вам помог в этом, - скромно заметил Иннокентий.

– А, что ты сделал?

– Да, ничего особенного. Вставил ребро на место, да еще пару раз дыхание ваше перепроверил. Сейчас вроде все в норме.

– А что точнее, не знаешь?

– Откуда же мне знать. Я думаю, что в норме и все. Мне так кажется, - более понятно ответил Иннокентий.

– Так кажется или знаешь?
– не поверил его слову граф.

– И то, и другое совместно, - кратко ответил тот, не желая продолжать эту тему.

– Ладно, - успокоился Иван Алексеевич, - я чувствую себя хорошо, потому - верю.

– А если бы было плохо?
– поинтересовался вдруг лекарь.

– Ну, тогда, не знаю, - сконфузился граф.

– То-то и оно, - заметил знахарь, - когда хорошо себя чувствуем, то и не думаем о чем-то, а когда плохо - всякая чушь в голову бредет.

– И что сие обозначает?

– Ничего особенного. Обозначает лишь то, что мы с вами, да другие такие же, просто глупцы в сравнении с природой.

– Как это?

– Очень естественно. Мы не знаем, чего хотим сами и руководствуемся в основном чувствами. А им никогда нельзя доверять, даже в самом сокровенном.

– Что, и в любви тоже?
– удивился граф, вспоминая свою жену и детей.

– Нет, любви это не касается, но только самой любви, - понимая, о чем думает граф, отвечал лекарь.

– А что, бывает другое?

– Да, бывает. Люди ошибаются и часто, доверяя тем же чувствам. Иногда по эгоизму, а иногда и по простоте своей не понимают, что такое настоящая любовь.

– А ты-то понимаешь?

– Думаю, нет, - сокрушенно помотал головой лекарь, - я ведь любил вовсе не так, как все, а по иному. Я был влюблен в душу людскую, а не в тело и его красоту.

– А что, это ты говоришь о своей "бабе"?
– удивился граф.

– Да, - грустно вздохнул Иннокентий, - она когда-то была гораздо лучшей, но жизнь заставила предать свои взгляды и стать невыносимо сварливой, чтоб уберечь саму себя в этом аду.

– А как же мы все?
– спросил снова Иван Алексеевич, удивляясь такому объяснению.

– Не знаю, у каждого все происходит по-своему. И порой, тяжело отделить где, что. Но думаю, у вас настоящая любовь.

– Это что, видно?
– удивился губернатор.

– Нет, но я это чувствую внутри. Не могу объяснить как. Это мое чувство.

– Но ты же говорил, что чувству нельзя доверять?

– Да, но не этому. Это чувство, которое я испытываю всякий раз сближаясь с другими, не имеет ничего общего с обычными. Наверное, его можно отнести к разряду слепого уверования.

– Ну вот, опять ты противоречишь себе. Теперь, уже слепое чувство.

 - Нет, я не это хотел сказать, - задумался на минуту лекарь, - я хотел сказать, что мое чувство - это чувство предостережения ото всего, что происходит.

– Как это, не понял?

– Как же вам объяснить, - думал вслух Иннокентий, - наверное, проще сказать так. Мое чувство не затрагивает ваши или чьи-то интересы. То есть, мне нет надобности взыскивать у вас что-то, мне необходимо нужное для простой обыденной жизни. Поэтому, я ему и доверяю, и оно почти никогда не обманывает .

– А что, случается и такое?

– Да, бывает, - огорченно согласился лекарь, - но это уже лично от меня. Когда я начинаю попирать силищу, мною владеющую. To eсть, когда злюсь или недомогаю, или когда просто не в хорошем настроении.

– И как же ты все отличаешь?
– засомневался в его словах граф.

– Да, просто. Я не пытаюсь навязать самому себе это, и нахожу именно то, что нужно. В общем, это довольно сложно происходит внутри, поэтому лучше объяснить не могу.

– Да-а, - облегченно вздохнул теперь и губернатор, понимая, что у того, скорее всего, "не все дома", - тяжело тебе приходится.

– Ну, почему же, - возразил Иннокентий, - вовсе нет. Я радуюсь этому, так как чувствую, что на правильном пути, ибо доверяю тому, что идет от души, а не от тела.

И снова сердце графа забило тревогу.

– А может и нормальный, - думал он, - может, это мы не такие?

И от этой мысли вовсе похолодело в груди. Но все ж граф не подал виду, хотя это было и тяжело.

Наступило короткое молчание.

Но вот лекарь встал и, дружелюбно похлопав

по руке графа, сказал:

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, уважаемый Иван Алексеевич. Не переживайте по этому поводу. Я такой же, как и все. Только не могу смотреть на возрастную умалепицу.

– О чем ты?
– сделал вид, что не понял граф.

– Ладно, можете не признаваться в своем сокровении. Мне это не нужно. Оно нужно вам самим. Вот, когда это поймете, тогда я вам может кое-что и скажу со всего того, что знаю.

Губернатор промолчал и даже обидчиво слегка надул щеки, но, когда знахарь вышел из комнаты, у него снова похолодело внутри.

Боже, а ведь он прав. Я ведь об этом думал. Откуда он может знать такое. Знает, но виду особо не подает. Что-то в этом нечисто.

Пресвятая богородица, а может он и есть Вельзевул, как пишут в старинных книгах?

Да, нет. Чушь какая-то. Он же обычный человек. Да и в детстве росли почти разом. В молодости ходили к девкам и шарахались по разным заведениям.

Что же с ним случилось? Почему он стал таким?

Может, кручина помогла этому?

Так сказать, что он беден - нельзя. Такой же, как и все. Мало у кого и это имеется.

Огромный дом, позади небольшой сад, даже конюшня есть, правда, без лошадей за ненадобностью.

Что не жить-то. Лекарь по фаху. Правда, изгнали собратья его за какую-то неусмиряемость супротив власти их чиновников.

Но он ведь мог вполне обустроиться снова. Даже дома, хоть жена и ворчит. Нет, дело здесь в чем-то другом.

А в чем?.. Не знаю, да и знать не хочу, если честно. Какое мне дело до всего этого. Вот полежу, выздоровею. Затем рассчитаюсь, как и положено, хоть мы и старые друзья, но жить-то надо каждому как-то.