Театральные подмостки

– - А я не люблю крайности. Всё нужно чередовать. Сегодня фитнес, а завтра ноль пять водочки. Сегодня -- один, завтра -- другой...
– - вдруг брякнула она и покраснела по самую макушку.

Бересклет снисходительно улыбнулся и сказал:

– - Поймите, Дионисий, вам подвластен любой образ, какой бы отрицательный или положительный он ни был. Вы изучили все метастазы человеческой сущности, это большая редкость. Дар -- это ещё не всё, нужны знания, нужна личность.

– - Нет уж, увольте, дайте мне роль какого-нибудь безумного поэта с трагической судьбой или, быть может, сумасшедшего художника вроде Иеронима Босха.

– - Напрасно вы себя недооцениваете. Самый главный враг творчества -- это здравый смысл. Мне нравится ваша непредсказуемость, ваша ненормальность, в хорошем смысле этого слова, ваша тонкая, ранимая душа... Вы пережили муки настоящей любви и через это обрели духовное перерождение... Теперь вам подвластна любая роль, любая человеческая индивидуальность.

– - Да, но я читал ваш сценарий. У вас же Фауст -- полный кретин, ловелас и дамский угодник. Вы его с Казановой случайно не спутали? Или с Дон Жуаном?

– - А я и не претендую на истину. Я только хочу, чтобы зрители были потрясены моими свежими образами, моими гениальными творческими находками, моими откровениями... Я, как и вы, люблю копаться на тайных, скрытых задворках души, а не там, где... лежит у всех на виду, где очевидно и натоптано. Сейчас искушённую публику по-другому не проймёшь.

– - И всё же... если вам идеальный любовник нужен, вон этот жених... Обратите внимание, как талантливо делает вид, что любит. Шмыганюк его, кажется, фамилия. Да и невеста тоже. Удивительная гармония!..

– - В том-то всё и дело!
– - воскликнул Бересклет.
– - Что касается любви -- никто не знает, что это такое! У кого-то лучше получается, у кого-то -- хуже, но у всех сквозит фальшь! А вы на своей шкуре испытали. Даже вот Лизонька попала под ваши чары, под ваш магнетизм...

– - Ой, ну что вы, Вячеслав Вячеславович!
– - ещё пуще зарделась Лиза.

Дионисий грустно улыбнулся.

– - Вы поймите, Вячеслав Вячеславович, мне сейчас это уже неинтересно. Образно говоря, я мечтаю сыграть в таком спектакле, когда в зале нет ни одного зрителя... Это как Вселенная, которая тщательно маскируется, делает вид, что пуста и безмолвна... Не слышно ни дыхания, ни плача, ни смеха, ни возгласа восторга, а уж тем более недовольных выкриков, никакого сопереживания -- это всё эмоции, которые не дают почувствовать главное -- разгадать, что творится там, в безмолвии... Только так можно почувствовать смысл, разгадать все тайны, понять замысел Творца.

Явление 1 1

Нераспустившиеся цветы жизни

Певуны по очереди брякали связками, кто по две песни, кто -- по три. Дионисий не очень-то обращал на них внимания, да и мне было всё равно, но тут на сцену вышли дети...

Находись я в себе, я бы точно со стула грохнулся. Это были дети Ксении, которых я видел в спектаклях, и вместе с ними та девчушка из кошмарного сна про суд. Она выглядела, как самая старшенькая. Ребятишки были одни, без Ксении. Дионисий посмотрел (и я вместе с ним) на Оскара, Графина, Шмахеля и Стаса, и по всему было видно, что детей они не узнают. Впрочем, это и понятно, ибо здесь рядом с ними совсем другие женщины, а не Ксения, которую они, похоже, вообще не знают. Ведь это её дети, пусть даже, так сказать, и гипотетические.

Дети были худенькие и измождённые, жалкие и напуганные, бледные, глазёнки голодные, одеты нищенски -- старые тесные обноски, на рубашонках, штанах и платьицах заплата на заплате.

Ещё на спектаклях я заметил одну странность. Смотрел и поражался. Вроде все их отцы -- откать последняя, и ничего хорошего не заслуживают, но дети почему-то красивые и удивительные. Прямо хоть в кино снимай. А с другой стороны, чувствуется, что-то в них не так...

Помнится, в ТЮЗе мы ставили "Хрупкий каменный цветок" по мотивам сказов П.П.Бажова "Каменный цветок", "Горный мастер" и "Хрупкая веточка". Идея спектакля вкратце такова. Данила-мастер пытается изваять каменный цветок совершенной красоты. Самосильно бьётся не покладая рук днем и ночью, игнорируя даже невесту Катю, и доводит её до слёз и обмороков. А чтобы добыть самый дорогой камень, нанялся в горные мастера к Хозяйке Медной горы. Её он тоже всячески игнорирует, несмотря на то что та крутилась вокруг да около и чуть ли не рвалась из платья (в переносном смысле, детский театр всё-таки...), а рубил камень наотмашь, со всей дури, тесал уверенной рукой и шлифовал без сна и роздыху. Иной раз и перекусить забывал и выпить. Но цветок у него так и не вышел... То есть вышел, но красота его была какая-то холодная, неживая, и светился так, что глазам больно было. Да и не суждено было тому цветку людям показаться... А вот Митя, сын Данилы, создавал, на первый взгляд, простенькое из самого дешёвого и невзрачного камня какую-нибудь веточку с листиками -- а листик жучком подъеден, или на нём червоточина, или ещё какой изъян -- словом, как живое. Это и оказалось самой истинной красотой и подлинным искусством.

И вот сейчас эти дети напомнили мне красивые каменные цветы, которых никто никогда не увидит. Только в незнакомой мне девчушке чувствовалось что-то настоящее и особенное, таинственное и притягательное, живое и вечное... И красота её не смазливая и кукольная, а какая-то загадочная и удивительная.

Дети спели песню "Мама" из кинофильма "Мама". И так, знаете ли, эта песня меня за сердце взяла, да тряхнула хорошенько, что будь я в себе, я точно бы слезу уронил. Тем более что на фортепьяно аккомпанировала моя любимая учительница Надежда Васильевна. Помните эту песню? Чудесная мелодия Жерара Буржоа и Темистокля Попа и прекрасные стихи Юрия Энтина. Вот припев и первый куплет:

"Мама -- первое слово,

Главное слово в каждой судьбе.

Мама жизнь подарила,

Мир подарила мне и тебе.

Так бывает - ночью бессонною

Мама потихоньку всплакнет,

Как там дочка, как там сынок ее --

Лишь под утро мама уснет".

Бересклет сразу с восхищением воззрился на детей.

– - А вот и наши деточки!
– - воскликнул он.
– - Какие чудные и красивые! Как говорится, слишком хороши, чтобы родиться в уродливом мире... Лизонька, надо их обуть, приодеть к премьере, костюмчики там, платьица... О товаре по упаковке судят...

– - Я уже всё приготовила, -- ответила Лиза и пометила у себя что-то там в блокноте.

Дионисий украдкой смахивал слезы и многие наши актёры тоже растрогались. В основном же публика реагировала равнодушно. На физиономиях ни сострадания, ни жалости, ни какого-либо умиления -- одно всеобщее пренебрежение и сытое довольство. Учительница Анна Михайловна и вовсе таращилась со злобой и брезгливостью. Ей сразу стало плохо, и она засыпала себе в пасть горсть таблеток. Но лекарство не помогло, и она то бледнела, то зеленела, то покрывалась пунцовыми пятнами.

Спев песню, дети почему-то не ушли за кулисы, как это делали другие певуны, а немного помялись и спустились в зал. И сразу подошли к самому богатому столу Шмахеля.

Проходя мимо Дионисия, незнакомая мне девочка пристально посмотрела ему, а значит и мне, в глаза, и сердце моё, вздрогнув, остановилось. В её взгляде не было детского удивления или любопытства, девочка смотрела с укором, но не колко и колюче, а с болью и с таинственной теплотой. В жизни не видал таких удивительных глаз -- в них таилось нечто неземное и загадочное.

Не успел я хоть что-то сообразить, как меня тут же закинуло в жизнь трусливого Стаса.

– - Тётеньки, дяденьки, дайте, пожалуйста, немного поесть, -- попросила старшенькая девчушка.
– - Мы три дня ничего не ели.

А смурной мальчонка добавил:

– - Можно мы у вас пустые бутылки возьмём?

Кое-кто за столом, конечно, растерялся, сконфузился, но в основном на весёлых, довольных и сытых рылах отразилось лишь какое-то ехидное любопытство.

– - Детишки, чьи ж вы будете такие?
– - спросила Альбина.
– - Где ваши мамы и папы?