Театральные подмостки

– - Да никто вас не упрекает, -- насмешливо сказала она.
– - Совет да любовь. Мы вас не трогали, вы сами притащились.

Лера свирепо смотрела то на меня, то на Ольгу, растерянно выбирая, на кого обрушить свой гнев.

К счастью, молодожёнов позвали к главному столу. Шмыганюк нежно, но настойчиво повлёк невесту восвояси, которую трясло как в лихорадке, отчего фата свалилась набок, а бисерные бусинки в волосах брякали, как кастаньеты.

Я с облегчением смотрел на их гордые спины и думал над сложностью и коварством бытия. А ведь и правда я помешал Лере стать счастливой. Почему мы не расстались сразу, как только обнаружилось, что никакой душевной привязки у нас нет? Лера даже детей не хотела. Признаться, мне было жалко дорогую супругу, с её ранимой и подвижной психикой. Боялся, что развод нанесёт чудовищную травму, явится для Леры страшным ударом, который ввергнет её в страшную и разрушительную депрессию или, как минимум, обострит все её многочисленные комплексы. Усилится жестокая и беспощадная борьба с лишними граммами. Совершенно отказавшись от пищи, Лера превратится в тощий анорексичный каркас и доведёт себя до той крайности, когда уже ничего исправить невозможно. Вот так, грамотно и наивно, размышлял я в своей прошедшей жизни, продолжал тянуть резинового кота за резиновый хвост и даже где-то гордился своим благородством, подспудно надеясь, что "на том свете мне зачтётся". Но судьбу всё же не обманешь. Мы всё равно расстались. Расстались неожиданно и бесповоротно. И что-то я пока на этом свете никакой похвалы не дождался. Да и в рай не пустили... Видимо, когда апостол Пётр открывал ворота, тут же, увидев меня, поспешно их захлопнул. Даже объяснять ничего не стал. И не мудрено: ложь порождает ложь, а кривые дороги уводят чёрт-те куда. И теперь Лера выходит замуж за Шмыганюка, а семь лет назад могла повстречать свою судьбу. Своего любимого человека, который сделал бы её доброй и счастливой, в отличие от меня, расхлеставшего в хлам нервы несчастной женщины.

Хотя, может, Шмыганюк -- это и есть её судьба?

...-- Совершенное бескультурье, -- сказал Николай Сергеевич.
– - Мы тут радуемся за них, искренне завидуем их счастью, а они нам настроение испортили.

– - Да, женишок, конечно, не подарок, -- сказала Ольга Резунова.
– - Даю голову на отсечение, не любит он её.

– - Чью голову?
– - спросил Николай Сергеевич.

– - Ну не свою же! Шмыганюка этого. Не нравится он мне.

– - Так это... бывшая жена Шмыганюка была? И дети его?-- спросил я и не узнал своего голоса.

Ольга не спеша зацепила вилкой ломтик сёмги и, стряхивая с него капельки масла, сказала:

– - Ну да, были женаты, развелись. Три года назад застукала Владика с твоей женой. Ушла не задумываясь. Хотя... давно сама хотела уйти. И зачем такому детей рожала?

– - Понятно. А что раньше не застукала? Ведь они уже давно вместе.

– - Вообще-то это твоя всё подстроила. Раньше, наверное, не хотела.

– - Однако...
– - ещё больше озадачился я.
– - Какие тут вещи проясняются.

– - И не говори, то ли ещё будет!

Явление 9

Игры разума

Зинаида Альбертовна, видимо, забеспокоилась, увидев, как Лера отскочила вся такая пунцовая и взлохмаченная от нашего столика, прикатила к нам, как бетономешалка, и без приглашения села.

– - Ваня, я прошу тебя: не отравляй больше жизнь моей доченьке. Ты уже покойник -- имей совесть, у тебя сейчас другие интересы. Сколько можно нам кровь портить? Ты и так превратил мою дочку в бутафорию.

Я открыл было рот, но Зинаида Альбертовна меня сразу осадила.

– - Не перебивай меня!
– - всхрапнула она.
– - Извини, Ванюша, я, конечно, понимаю, что о покойниках плохо не говорят, но я не имею права молчать. Прости, накипело. Что мы можем с Лерочкой занести тебе в актив? Ни-че-го! Попил ты у нас кровушки досыта, попил. Ты даже не представляешь, сколько ты нам зла принёс! Вот взять хотя бы...

Я рассеяно слушал и тоскливо осознавал, что Зинаида Альбертовна зарядилась на длительный и нудный монолог. Обычно, она загодя долго и обстоятельно готовилась, вызубривала текст, потом садилась напротив меня и, стараясь не выпустить ни малейшего нюанса и не скупясь на оценки, грамотно раскладывала все мои промахи, упущения и ошибки. И вот сейчас началось то же самое. Больше того, Зинаида Альбертовна почувствовала особое вдохновение, лицо её приняло необычайную торжественность, потому что в слушателях оказался не только я, но и Николай Сергеевич с Ольгой. Ей всегда доставляло особое удовольствие втаптывать меня в грязь при посторонних.

Я судорожно соображал, как бы мне деликатней послать бывшую тёщу, и вдруг увидел, что рядом с Бересклетом и Лизой Скосыревой появился Дионисий Разумовский. Не успел я хоть что-то подумать, как моё сознание оказалось за столом Бересклета. Я стал видеть происходящее глазами Дионисия и слышать его ушами. Моё же тело, которое я уже никак не чувствовал, осталось на том же месте и как ни в чём не бывало продолжало выслушивать душераздирающую отповедь Зинаиды Альбертовны.

Оказывается, возможны и такие выкрутасы сознания. Дело в том, что настоящее -- такой же поток информации, уходящий в прошлое. Доля секунды прошла -- и это уже прошлое. Поэтому информацию через чью-то жизнь можно получать практически сразу. Отсюда и всякие возможности, будь то чтение мыслей, телепатия и прочая метафизическая дребедень. И не важно, настоящая это жизнь или тустороннее театральное представление, на котором не разберёшь, где взаправдашние души, а где бутафорские персонажи, созданные чьей-то актёрской рубашкой. Опять же повторюсь: никакого вселения в чужое тело не происходит. Просто действительность воспринимается с некоторой временной задержкой, можно сказать, как запись. Согласитесь, интересно устроена жизнь: чтобы не нарушать закон свободной воли, достаточно потерпеть всего лишь долю секунды... А отличаются постановочные персонажи от настоящих тем, что у бутафорских -- нет никаких мыслей в голове.

Забавно, но когда я стал видеть глазами Дионисия, вокруг многое изменилось. Женщины, на которых доселе без содрогания нельзя было взирать, вдруг стали молоденькими красавицами. Некоторые актёры нашего театра, с которыми меня мало что связывало, исчезли куда-то, а за их большим столом дружно объявились Графин, Оскар и Стас со своими жёнами и сожительницами. За этим же столом появились и какие-то незнакомые мне отвратительные личности -- гадкие и злобные рожи.

Внутри у меня закипело, захотелось заехать каждому по зубам или кинуть на середку стола гранату, но что я мог сделать? Я способен был только мыслить и анализировать и зависел полностью от Дионисия Разумовского. Не мог даже голову повернуть без его воли. Он полностью, скажем так, творил историю, а я только узнавал потом, как это было.

Дионисий, будто специально для меня, с интересом разглядывал эту компанию. И я так и не понял: появились они только что вместе с ним, или Дионисий видит действительность такой, или они были с самого начала, а это у меня с глазами что-то не то.

...В этой компании сидел недоросль лет семнадцати, этакий петушиный стиляга. Его я узнал. Самовлюблённый циник Оскар, стал отцом в шестнадцать лет. И из его дитяти получился совершеннейший отморозок. Этот щеглёнок сидел рядом с мачехой Гелей, которая всего лишь на год его старше. Несмотря на свой юный возраст, пил наравне со всеми и курил. И позволял себе реплики типа этой:

– - Я папику давно говорил: брось ты её (это про свою мать), -- доверительно вещал он своей молодой мачехе, -- найди себе молодуху, -- и вообще говорил такое, что у меня уши звенели.

Старался казаться взрослым и маргинальным, коверкая каждое слово на молодёжный манер. Выглядело это подчас вычурно и нелепо.

За их столом все уже были порядком навеселе -- неслось гомерическое ржание, слышался откровенный мат и тюремный жаргон, ругань и спор чуть ли не до драки. В общем, в центре зала возник своеобразный геморроидальный анклав, на который все с опаской оглядывались.

Стас сидел бледный, взволнованный, руки его дрожали, а глаза глядели с поразительной тупостью и покорностью. Его жена, патологоанатом Катерина, в какой-то момент отлучилась, договорилась и перетащила своего благоверного за столик Шмахеля. Для них как раз освободилось два стула, хотя радости в глазах Шмахеля и его компании не наблюдалось.

Как только они пересели, и меня туда закинуло -- я стал видеть глазами Шмахеля. И вот гляжу я на Стаса, такого взволнованного и угодливого, с приклеенной улыбкой, и на его супругу, невозмутимую и мрачную...

Ничего не поделаешь, опять нужно отвлечься на науку. Всё, конечно, проще пареной репы. Если в каком-то событии участвуют двое и больше людей, душа, конечно же, не станет цепляться за кого-то одного, а будет собирать информацию через те жизни, где нужные детальки можно добыть в лучшем, так сказать, ракурсе. Так что душа не только актриса, она ещё и режиссёр. Ну, как ни крути, в каждой актёрской рубашке сидит режиссёр. Тащит она, скажем, жизненную информацию через какого-нибудь человечка, а потом её осеняет: а ведь через того или другого лучше будет! Ну, возвращается назад во времени и считывает всё заново. Всё довольно просто, однако чаще действует ещё надёжнее. Она ради такого случая раздваивается, а то и вообще множится хоть даже на миллион, что позволяет ей быть в одно и то же время во многих местах сразу. Тут-то она и хватает информацию одновременно через все жизни! Лихо, не правда ли? Потом идёт монтаж, режиссура -- и вот, будьте добры, получите готовую кинохронику.