Театральные подмостки

Всё это я потом узнал. А ещё мне сказали, что это так, баловство. Есть, дескать, у души такие умопомрачительные возможности, которые я со временем сам должен понять. Вроде как человеку самому нужно до всего дойти, а то так и душу свою не осилишь...

Такая вот закавыка: при жизни сознание совершенствуется, да ещё и после смерти приходится уму-разуму набираться.

...Стас сразу залебезил:

– - Так приятно сидеть за одним столом с культурными людьми, -- заискивающим голоском говорил он.
– - А я, признаться, не сразу к этому пришёл. Раньше я совершенно неправильно жил. Только недавно понял, что мясо надо есть обязательно ножом и вилкой, и никак иначе. Даже шашлык противоестественно есть с шампура, надо обязательно сложить кусочки в тарелку. А что я раньше делал -- это ужас, чудовищное бескультурье, свинство. Без содрогания и не вспомнишь. Вы не подумайте, я не против мяса, я обеими руками -- за. Но ведь мы не животные, мы люди, и мясо должны есть по-человечески.

– - Ты что несёшь, идиот?!
– - взвизгнула Катерина.

За столом повисла гробовая тишина, но неожиданно ситуацию разрядила Альбина. Она расползлась в елейной улыбке и весело замурлыкала:

– - Давайте за любовь выпьем! Сеня, налей всем. И себе плесни, конечно... Ты самый любимый... Я вас всех люблю!.. Выпьем же за нашу любовь! Два пальца в стол буквой "л", и пьём до дна! Давайте... все вместе... Счастье на дне не оставлять! Ни в коем случае!

Стас густо покраснел, как широкий кроваво-мясной галстук, который свисал со складчатой шеи мясного директора. Рюмка в руке его дрожала.

Все дружно, как по команде, выпили и закусили. И Стас преобразился. На его слащавой физиономии отразилось столько приторности и человеколюбия, что меня затошнило. И наверное, вывернуло бы, если бы сидел в своём теле. А так, всего лишь выкинуло опять в Дионисия.

Явление 10

Творческий процесс

Помреж Лиза, как ни странно, выглядела неулыбчивой и серьёзной. Она с головой ушла в творческий процесс, вся такая поглощенная своеобразными пробами, которые устроил Бересклет.

Бересклет разговаривал с ушастым щупленьким парнишкой, которому, наверное, не было и восемнадцати. Видимо, начинающий актёр, несуразная внешность которого просто вопила о несомненной одарённости. Потешное прыщавое лицо, острый нос и выпуклые глаза, длинная тонкая шея и далеко не круглая, угловатая голова, выбритая до блестящей, глянцевой лысины, на которой спереди несуразно болтался прямой чубчик во весь лоб. Причём этот вихор начинался от самого темени. Нечто обратное тому, как выглядят мужчины в возрасте, с лысиной на голове и остатками волос вокруг ушей и на затылке.

Молодое дарование, бледное и напуганное, смотрело на мэтра широко распахнутыми глазами и, казалось, боялось дыхнуть.

Бересклет не походил на себя, обычно суетливого и угодливого, держался важно и обращался к недорослю на "вы".

– - Вы читали мой сценарий "Фауста"?
– - вежливо спросил он.

– - Мне очень понравилось, Вячеслав Вячеславович!
– - заискивающим голоском прошелестел паренёк.
– - Мне до сих пор не вериться, что мне выпала...

– - Ну, мы вас ещё не утвердили. Впрочем... опишите мне, как вы представляете Мефистофеля!

Юноша принялся с упоением образно и в красках расписывать некое всесильное, мудрое и лукавое существо, которому ведомы все тайны Вселенной.

– - Стоп! Подождите, подождите... Это совсем не то. Впрочем, вам простительно в силу вашего молодого возраста. Юношеский максимализм... В детстве сказок начитались... Задача, конечно, осложняется... Но я от вас не откажусь. Вы как раз подходите на эту роль. Ваша субтильная внешность, эти наивные васильковые глаза... Да, в вашем взгляде кроется нечто...

– - Я был бы очень счастлив сыграть... Поверьте, я справлюсь. Мне очень нужна эта роль. Я давно мечтаю...

– - Все мечтают. Особенно в ваши годы... Но вам повезло, прекрасная возможность заявить о себе. И всё что от вас требуется -- это ухватить суть образа. Поймите же, Мефистофель -- крайне конфузлив, болезненно застенчив и стыдлив, пропитан всевозможными комплексами и фобиями. Голос его тих и пришиблен. Глаза он всегда прячет, в них вечная тоска и страх. Всё в его образе угловато и беспомощно. Он, как холоднокровное животное, активен только тогда, когда получает энергетическую подпитку извне. Поэтому почти всё время он выглядит болезненным, вялым и измождённым. Это же проще простого! Ну, хоть это ясно?

– - Вроде ясно...

– - Ничего вам не ясно... Главное, у Мефистофеля нет разума. Это несамостоятельное аморфное сознание без души и, ещё раз повторю, нуждающееся в подпитке... Другими словами, неживая информационная программа, действующая в неких рамках. Подумайте над этим! А пока -- ладно, хорошо...
– - Бересклет нахмурился, раздумчиво разглядывая тщедушного парнишку, и тут же строго спросил: -- Так кто ж ты, наконец?

Юный актёр сразу скукожился, глаза его потухли, и он писклявым, плачущим бабьим голосом ответил:

– - "Я -- часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо".

– - Вот!
– - возликовал режиссёр.
– - Ведь можете же, можете! Я не ошибся, разглядел талант! Поймали суть роли -- держите её! И запомните главное: никакой демонстрации силы! Этим вы только отвратите обывателя. А вы должны вызвать доверие, жалость, выдавить слезу... как минимум. Кстати, вы способны накричать на кого-то, испытывали гнев, ярость?

– - Вообще-то я могу обозвать нехорошим словом, -- пропищал желторотый актёр и покраснел.

– - А вот это надо беспощадно искоренять в себе, искоренять всеми силами!

– - Буду стараться, Вячеслав Вячеславович.

– - Посмотрим ещё кого-нибудь?
– - спросила Лиза.

– - Пока не надо...
– - задумчиво ответил Бересклет.
– - А вы, молодой человек, идите, репетируйте. И главное, не упустите образ. От себя там что-нибудь придумайте. Импровизируйте, старайтесь, главное -- как можно убедительней войти в образ... Вы должны добиться полного перевоплощения!

Как только юный актёр отошёл от стола, Бересклет спросил у Дионисия:

– - Ну, как, подойдёт на роль Мефистофеля?

Разумовский тотчас же напустил на себя озабоченность и заёрзал на стуле.

– - Странный у вас какой-то Мефистофель...

– - Что поделаешь, у каждого свой дьявол. И у меня свой, настоящий...

– - Может вы и правы...
– - кисло улыбнулся Дионисий.
– - И всё-таки я не понимаю, Вячеслав Вячеславович, почему вы хотите, чтобы я сыграл доктора Фауста? Человек в крайностях интересен, а я уже не способен ни на какие крайности.

Лиза Скосырева сидела тихая и пришибленная, временами покрывалась румянцем и краснела, ежеминутно безуспешно пыталась натянуть чёрную, траурную юбчонку на острые коленки и теребила верхние пуговки своей поплиновой блузки. Казалось, Дионисий обладал какой-то таинственной властью женщинами в целом и над Лизой в частности.