Театральные подмостки
Шрифт:
В очередной раз жених и невеста, замысловато переплетясь, так долго целовались, что между ними пробежала какая-то искра... В буквальном смысле. И когда они отлепились друг от друга, голова невесты осталась на плечах жениха, а большая голова жениха, наоборот, присобачилась на хрупком теле невесты.
– - Какая всепоглощающая проникновенная любовь! Удивительное переплетение душ! Необычайное родство душ!
– - посыпалось отовсюду.
Как ни странно, публика восторженно ликовала, да и сами жених с невестой, казалось, совсем не расстроились, а были очень даже довольны, словно специально сами и подстроили. Точно готовили сюрприз, и вот у них всё получилось. Наверное, в тустороннем мире такие "головники" в порядке вещей. И даже Зинаида Альбертовна отвлеклась от своего нескончаемого монолога
Я почувствовал, что снова оказался на своём месте, и стал с интересом наблюдать за своей бывшей тёщей.
– - Вот видишь, Ваня, какая любовь!
– - с гордостью сказала она.
– - А тебя Лерочка так не любила. Только годы на тебя зря потратила. Молодость свою угробила.
– - Очень рад за неё.
– - Нам твоей радости не надо, без неё проживём как-нибудь.
Зинаида Альбертовна, вся такая довольная и важная, с чувством выполненного долга демонстративно встала и направилась к свадебному столу. Я тоже остался доволен, что оправдал надежды своей бывшей тёщи, смиренно выслушав её душераздирающую отповедь...
Сразу же к столу вернулись Ольга Резунова и Николай Сергеевич. Подсел к нам и Бересклет. Оглянувшись, я с удивлением увидел, что в зале нет Дионисия Разумовского.
– - И чего это с ними?
– - спросил я, указывая на жениха и невесту.
– - Неужели и правда неземная любовь?..
– - Да какая там любовь!
– - махнул рукой Николай Сергеевич.
– - Дурной знак. Дети могут путаные появиться.
– - Это как?
– - А так, тело со всеми причиндалами мужское, а внутренности в голове -- девчачьи, или наоборот.
– - Понятно. И что теперь делать?
– - А ничего не сделаешь: наследственность...
– - Что же они так радуются?
– - А ты приглядись к публике. Самый тот контингент. Им бы только над матушкой-природой надругаться да Богу больно сделать.
– - Ну, зачем же так строго судить!
– - заблеял Бересклет.
– - Это всего лишь небольшой эксперимент в жизни. Экспромт. Надоест им -- опять поменяются. Подумаешь проблема!
Пустые бутылки катились под стол, и тосты сыпались один за другим -- дежурные и шаблонные, глупые и заумные. Мне разве что запомнился короткий и лаконичный тост, который произнёс режиссёр Вова Зинзиперов:
– - Я хочу выпить за молодых. Кто-то из классиков сказал, что счастливые люди на театральных подмостках -- это бутафория. Соглашусь с ним. История наших влюблённых неудивительна и повторима. Скажу кратко, как говорят поэты. Они встретились, полюбили друг друга и, окрылённые близким волнительным счастьем, в очередной раз разорвали с мясом свои прежние опостылевшие супружеские узы.
Еще Николай Сергеевич витиеватый тост произнёс.
– - Наткнулся я однажды в лесу на гнездо шершней, -- напустив на себя серьёзности, говорил он.
– - Правда, это я сначала думал, что шершни, а были это большие осы. Вид такой. Так вот, близко подходить не стал, понятное дело, а так в сторонке сел на пенёк и наблюдаю. Вот, думаю, повезло, такая редкость, не всякому удаётся целую семью шершней увидеть. Какие большие! Каждый шершень может зараз триста пчёл убить! Вот сволочи, думаю, гады какие. И вот думаю себе так, и в этот момент прилетел настоящий шершень... Раза в два, а то и в три больше ос этих. Так я вот о чём. У нас как водится: я гениальный актёр, она великая актриса, тот выдающийся актёр, и везде звезды -- в общем, гениев и звёзд -- как в осином гнезде. И никто их потом не помнит. А вот когда прилетает с небес настоящий актёр, сразу все гении мельчают.
Шмыганюку, видимо, понравился его новый облик, и он тоже решил тост сказать. Поднялся в прекрасном белоснежном платье Леры и вдохновенно выдал загодя приготовленную патетику. Он говорил надменно и торжественно, и самодовольная усмешка не слезала с его лица. Руки, правда, жили какой-то своей жизнью -- суетливо и смущённо то поправляли платье, то теребили цепочку с кулончиком на шее.
– - Здесь, в зале, собрались только самые близкие и дорогие для нас люди, -- говорил Шмыганюк.
– - Спасибо, что пришли в этот знаменательный для нас день, который стал, как здесь уже говорили, двойным праздником. Я хочу выпить за жертвенность на ниве искусства!
– - немного замешкался, сбитый с заученного текста.
– - Так вот, "человек это звучит гордо!" Но не так-то просто стать настоящим человеком! Только отрешённость и скромность, доведённая до самопожертвования, делает человека человеком! Человек должен быть тих и пришиблен! Стремление к богатству и власти -- это уже губительная иллюзия! Это же страшные вещи! Это ужасно и преступно! И только стремление к творчеству облагораживает человека! А иначе нельзя. Алмазы -- это ещё не бриллианты! И только искусная огранка позволяет алмазу засверкать всеми цветами радуги!
Я разглядывал эту химеру и думал, что когда слышишь столь возвышенные речи, то всегда следует внимательнее присмотреться к оратору. Очень часто это просто словоблудие, доведённое склонностью к самопиарщине до филигранного изящества. Старо как мир: самых последних мерзавцев и приспособленцев с гнилой сутью следует искать как раз среди утончённых и изощрённых ораторов. За яркой риторикой они скрывают свою подленькую натуру, стараются выставить себя в лучшем свете и ракурсе, и, как правило, ухитряются показать себя такими, какими совершенно не являются. Особенно очень удобно и выгодно создать о себе хорошее впечатление на многолюдных торжествах, кои являются свадьбы, юбилеи и всякая подобная праздничная толкотня.
А ещё я смотрел на тело своей бывшей жены с головой Шмыганюка и понимал, что все эти годы я был женат на этой конструкции. Ну да, жил по всем приметам с женщиной, но голова её всё время находилась в каком-то другом месте... Вот ужас-то!
И в эту минуту, когда я пребывал в некоторой оторопи, откуда-то появился огромный чёрный гриф. Распластав широкие крылья, он спикировал на голову невесты, крепко схватил её когтями и как-то легко, без видимых усилий оторвал от тела Шмыганюка. Может, и был какой-то хруст или ещё чего там, но из-за громкой музыки я ничего не услышал. Гриф подлетел со спины, и голова Леры как раз так заразительно смеялась и одновременно элегантно стаскивала белыми зубками с вилки кусочек буженины. Но оказавшись в когтях, она тут же поперхнулась и истошно заголосила: "Спасите! Помогите!"
Куда там! Никто и опомниться не успел. К ужасу всех присутствующих гриф взмыл под самую крышу над авансценой, где находятся верховая машинерия, с балками, барабанами и штанкерными подъёмниками, и там уже скрылся от глаз в неизвестном направлении.
Впрочем, туловищу Шмыганюка надо отдать должное. Оно пыталось бороться за голову невесты -- вскочило на ноги буквально сразу, как только голова Леры оказалась в когтях, вскинуло руки вверх, слепо пытаясь ухватиться хоть за фату, хоть за локоны, безвольно болтающиеся в разные стороны, хоть за саму голову. Я искренно болел за несчастного жениха, мне так хотелось, чтобы у него всё получилось, но -- тщётно.
– - Вот видишь, Вань, сама природа уже возмутилась, -- сказал Николай Сергеевич.
– - В наше время на свадьбы лебеди прилетали, белы голуби стаями кружили.
В зале случилась лёгкая паника, которая, однако, быстро закончилась. Как ни странно, какого-то особого горя в глазах родителей и её родственников я не увидел, разве что некая озабоченность, досада... Вот только голова Шмыганюка сразу расплакалась.
– - Вы ничего не понимаете!
– - рыдал он.
– - Я Лере к свадьбе очень дорогие серёжки подарил. А вдруг их украдут?
– - Это те, с бриллиантами?
– - ахнула его мамаша.
– - Ну конечно!
– - Плохо дело, -- испуганно всхрапнула мамаша.
– - Это уже совсем не смешно.
– - Сам виноват: нельзя ничего дорогого до свадьбы дарить! Вот и воспитали олуха!
– - осерчал отец.
– - Не кричи на Владика! Ему сейчас и так плохо. Не волнуйся сыночек, береги себя.
Я вызвался залезть наверх и отыскать голову Леры, но почему-то моя благородная инициатива не встретила понимания.
– - Да брось ты, Вань, -- отмахнулась Ольга Резунова.
– - Ничего с ней не случится. На этом свете животные никому зла причинить не могут. Ну, поиграет маленько, потискает и вернёт.