Театральные подмостки

И вот лежу я, больной и разбитый, придавленный собственным жиром и непомерными грехами, даже встать не могу.

– - Может, его легче усыпить?
– - заботливо поинтересовался Кирилл Геранюк.
– - Ну, чтобы не мучился.

– - Себя усыпи!
– - швыркнула Ольга Резунова.
– - Не понимаю: как так можно смеяться?..

– - А мне не понятна всеобщая озабоченность,-- с притворным восхищением сказала прима Лидия Бортали-Мирская.
– - Иван Михайлович -- уважаемый человек, директор мясокомбината, к тому же вкупе авторитет преступного мира! Мало кому удаётся достичь столь блистательной карьеры к тридцати четырём годам!

Ольга прямо взвыла:

– - Опомнитесь, Лидия Родионовна, мы же творческие люди! Где мясокомбинат и где мы!

– - Ну, не знаю...
– - тихо и ворчливо сказала прима.
– - Лучше быть толстым директором, чем худым актёром...

– - Ваня -- прекрасный актёр!
– - заслонила меня Ольга.
– - И вы прекрасно об этом знаете!

– - А вот сейчас и посмотрим, как он выйдет из образа...

– - Выйти-то немудрено, -- задумчиво сказал Николай Сергеевич, -- а вот так проникнуться -- не каждому дано.

– - Вы не о том говорите!
– - горячилась Ольга и причитала, заламывая руки.
– - Боже мой! Надо что-то делать! Надо срочно что-то придумать! Сегодня же такой день!.. Как назло!..

– - Ты пошто человека в оторопь вгоняешь?
– - осерчал Николай Сергеевич.
– - Ване и так не сладко, ты ишо нагнетаешь!

– - Ну, как же, Николай Сергеевич, ведь гости уже собрались!..

Что-то тревожное сдавило моё унылое сердце.

– - Какие гости? Зачем?
– - пришибленно спросил я.

Оля шумно вздохнула и укоризненно покачала головой.

– - А ты забыл? Сегодня твои сорок дней! Все уже здесь, а ты ещё в постели. Полный зал...

Я испуганно обернулся в сторону зрительного зала, приподнялся, опираясь на локоть, и у меня в голове что-то хрустнуло. Сотни лиц уставились на меня в тягостном молчании. Вот звёздный час для актёра! А я текст не знаю... Я оцепенело смотрел, и мои оплывшие щёки тряслись от ужаса. Это были все те зрители, которые вместе со мной смотрели спектакли, а теперь ещё и пришли на шоу. Правда, к счастью, среди них опять не было никого из близких мне людей, ни живых, ни умерших. Я не увидел ни отца с матерью, ни бабушек с дедушками, и вообще никаких друзей и родственников. Многих из присутствующих я хорошо знал, но не встретил ни одного лица, которое было бы мне дорого. Разве только здесь, на сцене, кое-кто из актёров...

Мой прекрасный театр, храм искусства и творчества, превратили в пошлый кафешантан. Ряды с креслами исчезли, а вместо них по всему залу стояли накрытые цветастыми скатёрками круглые столики, которые были заставлены разными кушаньями и деликатесами, кутьёй и киселём...

Что и говорить, над залом могильной плитой нависла скорбная атмосфера поминок. Сотни горестных глаз устремились на меня, и даже молоденькие официантки в чёрных кружевных фартуках застыли с подносами в руках и молча смотрели в мою сторону. И всё это при гробовой тишине.

Поминки... Сорок дней... На моём портрете, где я в образе лицеиста Пушкина, висела чёрная траурная ленточка. На сцене стояли огромные вазы с цветами и венки с траурными, тоскливыми ремарками. И всё же присутствующие представляли на удивление пёстрое зрелище. Некоторые женщины утопали в трауре, на других же -- были весёленькие одежды и даже откровенные. На самых задворках зрительного зала стоял длинный стол, выгнутый по периметру амфитеатра, за которым сидели мои бывшие тесть с тёщей, родственники Леры и ещё какие-то незнакомые мне люди.

И тут я увидел, что на сцену поднимается Лиза Скосырёва. Она торжественно подошла к моей кровати, при этом деловито повторяя "расступитесь, расступитесь..." За ней вприпрыжку подскакивал Бересклет.

"Их тут ещё не хватало", -- подумал я и обессиленным пластом обмяк в постели.

Чуть ли не лопаясь от злорадства, Лиза с интересом изучала мой облик.

– - Ванечка, как же так получилось?
– - с дрожью в голосе вопрошала она.
– - Тебе очень плохо?

Я угрюмо молчал.

– - Вань, обиделся, что ли? Ну, хочешь, шоколадку съешь.
– - Лиза помахала перед моим носом гигантской пластушиной.

– - Лиза, ну что ты к нему пристала! Ване и так плохо!
– - сказала Ольга.

– - Ещё бы ему было хорошо: засудил любимую вместе с дочерью...

Из-за спины Лизы просунулся Бересклет в новенькой несуразной шапочке. Он елейно улыбался и тряс крыльями, словно ему не терпелось обнять меня.

– - А вот и наш Ванечка, виновник торжества! Ванечка, как тебе нравится моя новенькая шапчонка?

– - Пропустите, пропустите меня, пожалуйста, -- услышал я встревоженный женский голос. Смутная догадка резанула как молния... да, этот голос... Сердце моё дрогнуло. И я увидел Ксению. На её заплаканном лице было столько тревоги и отчаяния, что мне стало не по себе.

Она села на краешек кровати и сразу же положила свою тоненькую ладошку на мой лоб. Все тотчас же замолкли.

– - Ничего, Ваня, сейчас всё пройдёт. Всё будет хорошо.

Я не успел ничего сказать, да и не смог бы... Сразу почувствовал тепло в голове и по всему телу, услышал отдалённую красивую тихую музыку, и взор мой затуманился. Мне сразу вспомнился один странный случай, который случился ещё при жизни лет пять назад. Сплю я, значит, и вдруг сквозь дремоту ясно слышу: ласковый женский голос меня будит и по имени зовёт. Просыпаюсь, а никого рядом нет. Тот голос я хорошо запомнил. И вот теперь услышал его снова.

В некой отрешённости я находился с минуту, не больше. Но когда зрение ко мне вернулось, Ксении уже не было. Вместо неё подле меня сидела Лиза Скосырева и держала в своих тёплых и трепетных руках мою руку, с которой исчезли уродливо-синюшные узоры. Да и сам я похудел и стал прежним.

– - А где Ксения?
– - спросил я.

– - Ой, да некогда ей сейчас, -- махнула рукой Лиза.
– - Ты думаешь, ты один у неё такой?

– - Ты что мелешь?
– - нахмурился Николай Сергеевич.

– - А чё я такого сказала? У неё теперь ещё один Иван есть... тоже Бешанин, между прочим.

– - Ты не путай!
– - Ольга покраснела по самую макушку.
– - Синичка одного только Ваню любит.

– - Которого из них?

– - Вот он перед тобой лежит!

– - Ой, ну это они пускай сами разбираются.

Я поднялся и сел на кровати. Странная немая сцена в зале уже прервалась, всё потихоньку задвигалось, ожило, официантки, как змейки, засверкали между столиками, покатился скупой перебряк. А вот Ксении нигде не было видно.

– - И всё-таки где она?

– - Увидишь ещё, -- сказала Ольга.
– - Никуда она от тебя не денется...