Теория заговора

— Ну что же, и на том спасибо.

— Поспи пока, — подмигнул он. — А то кто знает, удастся ли ещё. В смысле, в ближайшее время. Желаю тебе успешно пройти испытания. Парень ты неплохой, мы с тобой сработаемся.

Дверь закрылась, и я остался один. Я всё, всё, абсолютно всё понимал, даже представляя примерно, что именно будет происходить, но подспудно ожидал другого. Как говорится, такой большой, а в сказки верит. Впрочем, ничего страшного не предвиделось.

Я улёгся на холодную железную лавку и закрыл глаза. Вентиляция работала неважнецки. Было душно и влажно. И жёстко. Может, это было уже частью испытания, а может банальной бытовой проблемой.

Уснул я быстро и так же быстро проснулся. Потому что дверь в мою светлицу открылась, и я услышал шаги и голоса. Посетителей было четверо. Довольно молодая черноглазая женщина похожая на ведьму, цыганка, наверное. Её сопровождали доктор в халате и, вероятно, тот, кто будет задавать вопросы, интервьюер. А ещё тираннозавр с пистолетом на боку.

— Сядьте! — приказала цыганка голосом Шахерезады Степановны, той, которая «Я готова».

— Спираль перед глазами крутить будете? — усмехнулся я, отрываясь от своего ложа.

— Пусть лучше лежит, — предложил доктор.

— Принеси нам стулья, — кивнул добродушный и улыбчивый интервьюер охраннику. — На стул посадим. И сами тоже присядем. Разговор долгий предстоит.

Тот молча вышел и вернулся с товарищем. Они внесли четыре стула, которым кое-как нашлось место в этой комнатушке.

— Присаживайтесь, товарищи.

Меня посадили на стул. Доктор померил давление, уточнил мой рост и вес и, раскрыв чемоданчик, начал готовить снадобье.

— Сейчас сделаем укольчик, — сказал он себе под нос, набирая в шприц прозрачную пенящуюся жидкость из бутылька.

— Тиопентал натрия? — продемонстрировал я свою осведомлённость. — В одном американском фильме, жена выяснившая, что её муж двадцать лет скрывал от неё, что был шпионом, и пользуясь тем, что ему вкололи «сыворотку правды», спрашивает, ты когда-нибудь…

— Закатывайте рукав, — оборвал меня доктор. — Работайте кулаком.

Понятно… Он склонился надо мной и туго затянул на бицепсе резиновый жгут.

— Хорошо. Хватит-хватит!

Локтевой сгиб пронзила острая боль.

— Док, твою мать! Ты этой иглой уже лет десять колешь? Тупая иголка!

— На тех, кому жить осталось мало, жалко тратить матерьялы, — улыбнулся доктор, закачивая мне в вену полный шприц отравы.

Я почувствовал, как по вене потёк огонь. От места инъекции к плечу, по груди… А потом горячо стало всему телу.

— Посмотри мне сюда, — отодвинула дока Шахерезада и указательным пальцем ткнула себя в лоб над переносицей.

— Какие у вас глаза выразительные, Шахерезада Степановна. Вы мне чего вкололи? Наркоту что ли? С такими сиськами вам бы на шесте крутиться, а не людей гипнотизировать! Простите…

Стало смешно. Твою мать! Во дела! Когда-то я уже проходил через такую процедуру. Но препарат был явно другой, такого эффекта точно не было. Меня конкретно накрыло. Твою мать! Эпическая сила! Во вштырило! Давление наверно было тысяча на тысячу. В ушах гремели наковальни, по вискам бежали струи пота… Я буквально весь покрылся потом.

— Неэстетична правда, да? — громко засмеялся я. — Уродлива и зловонна! Воняет дерьмом ваша правда!

Ух… поплыли круги. И треугольники. Пролетел мультяшный барашек. Капец…

— Если дотронешься, — шикнул я на доктора, протянувшего руку, чтобы потрогать мне лоб, — я тебе палец сломаю.

— Смешно, — брезгливо усмехнулся он и опустил ладонь мне на голову.

И тут же раздался страшный крик. Я бы даже сказал, нечеловеческий. Док отлетел в сторону, а на меня набросились два вертухая.

— Шахерезада Степановна! — закричал я.

— Я готова, — ответила она точно, как кукла из «Необыкновенного концерта», и я почувствовал, как всё тело расслабилось и налилось тяжестью. Мне очень захотелось спать, и я закрыл глаза.

— Где я? — прошептал я.

— Между небом и землёй… — ответил умиротворяющий голос в голове.

18. АМПЛИОПУХ

Разумеется, я не спал. Но какое-то время было ощущение, что это сон. Потом стало казаться, что за происходящим я наблюдаю со стороны. На меня сыпались вопросы, много вопросов, один за другим.

Доктор ушёл. Тираннозавр ушёл. Мы оставались втроём. Шахерезада маячила где-то на фоне, а главным был человек-вопрос. Он хотел казаться добродушным и даже весёлым, но, на самом деле, весёлым был я. Мне было смешно, но я скрывал это, старался не рассмеяться. Вернее, я со стороны следил за тем, чтобы моё лицо не растягивало губы в улыбке и не смеялось.

Но это было крайне непросто, ведь у этого любопытного почемучки постоянно что-то случалось с физиономией — то отрастал нос и обвисал, превращаясь в хобот, то уши увеличивались и начинали хлопать, то ещё что-нибудь.

Смешны были не сами клоунские метаморфозы, смешно было осознавать, что вся эта бредятина происходит с моим собственным разумом.

Ещё и Шахерезада старалась. В глубине сцены действительно появился шест, и она такое там вытворяла… Блин… какая сцена, я же в камере с белыми кафельными стенами…

— Назовите своё имя.

— Когда и где вы родились?

— Сколько вам лет?

— Когда погиб ваш отец?

— Были ли у вас контакты с иностранными гражданами?

Были, были, как не быть, записывай, сынок, или запоминай!

Скрывать было нечего, более того, я сам хотел поделиться и рассказать о том, что всех нас ждёт в совсем недалёком будущем, поэтому слова лились из меня потоком, обгоняя друг друга, сталкиваясь и перепрыгивая. Они стремились долететь до записывающего устройства, как можно скорее. А я смотрел на себя со стороны и удивлялся. Я тараторил, будто старался максимально быстро выговорить длиннющую скороговорку и боялся не успеть. Горбачёв, Горбачёв, Горбатый, Меченый, Яковлев, Пуго, Янаев, Ельцин….

— Назовите последнее место службы и должность.

А вот тут… Нет, я же подписывал бумагу… Нет. Эту информацию я сообщить не мог. Рот открылся, и я даже набрал в лёгкие воздух. Ну, то есть, не я сам, а вот это отчуждённое от меня тело.

«Не смей!» — крикнул я ему, и оно… послушалось…

Тело, обладающее головой, глазами, гортанью, языком, губами и зубами, послушалось меня и… выдало совершеннейшую ахинею. Бессвязный набор слов.

Весёлый клоун, задававший вопросы сделал изумлённое лицо и повернулся к Шахерезаде, стыдливо прикрывающей грудь и лоно, как если бы она изображала рождение Афродиты, писанное кистью Боттичелли.