Теория заговора

— Она его подруга… Ты что… ревнуешь?

— Гриш… — сделала она глаза, как у кота в мультике про Шрека. — Я так переволновалась. Все больницы, все морги обзвонила…

— Передай шефу, что скоро поправлюсь, — усмехнулся я.

— Гриша, я ведь не по поручению здесь, — с укором ответила Зоя.

— Я знаю…

— Медсестра, кстати твоя, — с видом победительницы сообщила она, — не смогла прорваться, а я добилась. Вот и кумекай, кому ты дороже.

— Алевтина что ли? — удивился я. — Вот уж не ожидал.

— Да, она, хотя и без вымышленного штангиста.

— Зойка… — прохрипел я. — Не ревнуй, балда…

— Да-да, ни штангиста, ни Алевтину, ни доярку твою — никого не пропустили.

— Что ещё за доярка?

— Да та, которая из деревни приезжала. Мышка серая.

Сама ты мышка! Мышь!

— Люся, что ли? — воскликнул я, чуть не выйдя из образа, и почувствовал, как сердце ожило.

— Во-во, она. Стоит там вместе с Алевтиной. А штангиста не видать, между прочим.

— А она-то откуда…

— Сердечко видать заёкало, вот и приехала.

Я закрыл глаза.

— Полюбила я штангиста, а сама доярочка… — грубо заржала Зойка.

— Ладно, Зой… мне отдохнуть надо… Спасибо, что навестила. Передай девушкам…

— А я им уже всё передала. Сказала, чтоб больше не приходили. Из-за этой, с арбузами вместо грудей, тебя машина переехала. А вторая, малохольная…

— Иди, Зоя, иди… — картинно застонав, сказал я. — И позови медбрата, пожалуйста. Пусть утку принесёт.

Против утки возразить было нечего, и Зоя по-быстрому ретировалась, а я нажал кнопку вызова медсестры и попросил пустить ко мне посетительниц. Но в список тех, кого можно впускать, я внёс только Зою, так что просить было бесполезно.

Честно говоря, не думал, что Аля решит меня навестить, а Люся… Вот, кого я действительно хотел бы сейчас увидеть… Ладно… На самом деле, то, что их не пустили было даже хорошо, с точки зрения их безопасности. Для злодеев они были бесполезны, так что могли жить спокойно.

Сердце сжалось, когда я представил, что именно могла наговорить Люсе Зоя. Мысль эта не давала мне покоя. И как вообще она узнала…

Вторая ночь была такой же неудобной, как и первая. Граждане засыпают, и просыпается мафия… Убийцы, душители и отравители никак не приходили, но игра была запущена и нужно было играть свою роль.

Из-за капельницы приходилось всё время лежать на спине. Под потолком звенела неисправная лампа дневного света, добавляя атмосфере электрической нервозности. За дверью время от времени раздавались голоса.

Я то проваливался в черноту, то выныривал, а то болтался где-то посерёдке, в сером клубящемся слое между явью и сном. В основном, конечно, спал, но ощущение было таким, что ночь состояла из клочков и обрывков…

Вот и сейчас, электрическое гуденье лампы проникло в мозг, и я понял, что не сплю. Хотелось пить, хотелось перевернуться на бок и хотелось… спать… Во рту пересохло и… я вдруг напрягся… Затаился. Прислушался…

Нет, показалось… Возникло чувство, будто кто-то прошёл очень близко, прямо в палате. Но нет, чего только со сна не почудится…

И вдруг опять… Сердце стукнуло. Громко, как в колокол. Стукнуло и оборвалось… Эпическая сила! Здесь точно кто-то был! Мне не показалось! Я почувствовал лёгкое дуновение. Никаких звуков, лишь шевеление воздуха. Кто-то пытался быть бесшумным, и ему это удавалось. Лишь неощутимое движение воздуха выдало его присутствие.

Я постарался, чтобы не сбилось дыхание, чтобы оно оставалось ровным… И глаза! Да, нужно было чтобы веки не дёрнулись, нужно было казаться спящим и безмятежным… А он, этот кто-то стоял, быть может, и смотрел сейчас прямо на меня… Или заносил руку со скальпелем, или направлял ствол.

Нужно было сделать рывок, нужно было… Что-то стукнуло, и я распахнул глаза, готовый сорваться и выпрыгнуть, как пружина. Спиной ко мне стоял человек в белом халате и поправлял флакон капельницы.

— Как ты почувствовал? — тихо, едва слышно спросил он. — Я же не издал ни одного звука?

Он обернулся. Губы его расплылись в улыбке. На лицо падала тень, и в освещённой лишь тусклой ночной лампой палате, его лицо показалось серым и безжизненным, а улыбка недоброй.

Это был Весёлкин…

27. Настоящий полковник

Мороз по коже, конечно не побежал, но напрячься… да, я конкретно так напрягся. Санитары, кочегары, сёстры, братья и прочие соглядатаи, все кордоны, заставы и заслоны Прокофьева, где вы? Проморгали товарища Весёлкина? Или вы пали смертью храбрых? Иначе, как же вы прощёлкали и допустили, чтобы он просочился в мою палату и теперь вот стоял и не понять, что делал с бутылкой, из которой в меня вливалось что-то очень полезное и нужное? Или ненужное…

Весёлкин внимательно посмотрел на меня. Измерил взглядом и, наконец, спросил:

— Ну что, жив курилка?

— Ну типа, — ответил я, пытаясь понять, что у него на уме.

— Говорят, по тебе каток прошёлся?

— Не то чтобы каток, но так, небольшое ДТП.

— ДТП, — повторил он и хмыкнул. — Интересно, девки пляшут…

— А ты чего здесь, проведать меня пришёл?

— Проведать, — прищурился он и взял с тумбочки что-то вроде горизонтальной тетрадки с картонными корочками. — Ты как тут вообще? Пишут, что херово тебе.

Это была моя карточка. И как он её получил? Показал корочки и ему сразу её отдали?

— Маленько оклемался, конечно, но пока в процессе, — ответил я. — Ещё оклёмываюсь, одним словом.

— Это хорошо, даже очень хорошо, — задумчиво кивнул он и небрежно бросил карточку на тумбу.

В повисшей тишине нервно зудела нерабочая лампа дневного света.

— Серьёзно? — усмехнулся я.

— Ещё как серьёзно, — подтвердил он и наклонился надо мной. — Потому что ты мне нужен. Идти сможешь? Так, давай, зажми покрепче, я сейчас иглу вытащу. Хватит уже жижей накачиваться. Настоящий боец должен быть сухим.

— Сейчас медсестра зайдёт и такое устроит, — поморщился я. — Кто был сухим, станет мокрым и наоборот. Она тебе эту иглу знаешь…

Он быстро сорвал полоску пластыря, выдернул иглу и с силой прижал вату.

— Не зайдёт, — кивнул он. — Крепче держи. Так что, идти-то в состоянии?

Не зайдёт… Интересно.

— В состоянии нестояния, — поморщился я. — А далеко ли идти?

— Далеко или нет, но выглядеть нужно прилично. Как бравые солдаты.

— Ты меня на бал, что ли, везёшь или на свидание? Мне так-то врач не рекомендовал вставать. Даже вон утку советовал вместо похода в туалет. Подай, кстати, если не затруднит, а то льют-льют жидкость в меня, накачивают от рассвета до заката, спасу нет никакого.