Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Последнее было проще всего. Каждый был рад любить Сонечку.

Каждое утро на коттедж ложился туман. Коттедж находился рядом с лесом, и оттуда каждое утро наплывал этот жуткий туман. Туман держался часов до одиннадцати, а потом начинал таять, но иногда стоял весь день до ночи.

Настал день акции. Как приятно было идти по засыпанной гнилыми листьями мягкой земле в новых, только что вычищенных до блеска сапожках. Земля приминалась под сонечкиными каблучками, будто это не земля была, а человеческая плоть. Рядом с Соней были её друзья. Её подруга была в косынке, во французских армейских ботинках с пристёгнутыми к ним кожаными гетрами, в новых ватных штанах и чёрной юбке, в американской кожаной куртке коричневого цвета. Парень рядом с ними был в чёрной кожанке, в кожаной кепке, в широких чёрных брюках и больших башмаках. Они шли сквозь затянутый дымкой тумана хвойный лес. Наконец перед ними встал высокий сетчатый забор, поверху обнесённый завитой в спирали колючей проволокой. вынула мощные кусачки и принялась работать с забором. Через пару минут она аккуратно отогнула нижний край сетки, и ребята пролезли внутрь. Вся техника на стройплощадке и вагончики строителей были заминированы. Серия взрывов раздалась через полчаса после того, как ребята покинули площадку. Они к тому времени были уже далеко. Соня вернулась в коттедж. Следующим утром она встала рано-рано, едва только просветлело. Она встала, вышла на крыльцо и босыми ножками пошла по ещё зелёной траве к озеру. Озеро было тёмное, торфяное, полное зла. Воды были чёрная, как чернила, и дна видно не было. Но если ты зачерпывал воду в ладонь, вода была прозрачная. Соня достала из кармана куртки свой пистолет, протёрла его спиртовой салфеткой от отпечатков во всех местах и бросила его в воду. Металл тут же пошёл ко дну. Соня вернулась в коттедж.

Вскоре в городе начались облавы. На друзей Сонечки завели уголовное дело, но поскольку улик следствию не хватило, всех в итоге отпустили, и никто не сел. Зиму и весну Соня провела у разных своих знакомых. По делу она проходила свидетельницей, но показания давать не хотела. Несколько месяцев она прожила у одного из своих парней – Андрея. С ним она познакомилась в кутузке, после того, как из обоих задержали на митинге полицейские. Андрея выгнала из дома злая мать, и он жил в старом кирпичном гараже в промзоне. Там же несколько месяцев с ним ютилась и Сонечка. Он даже предлагал ей навсегда остаться с ним жить в гараже. Она отказалась, а в мае уехала в Москву. После этого Андрей повесился у себя в гараже.

– Ишь ты, – сказала Сонечка, когда ей об этом рассказали московские леваки, до которых дошли слухи о смерти её парня.

 Глава десятая. В Москве.

Едва Соня приехала в Москву, она тут же начала кутить и транжирить деньги.

Отец Сонечки не очень одобрял её идею с переездом. Он понимал, какие проблемы может создать его дочери местное ФСБ. Но он же понимал, что в его силах некоторые из этих проблем замять. Как бы то ни было, его дочку точно не посадят. В этом он был уверен. Во всяком случае – пока она в Кургане. Насчёт Москвы уверенности было меньше.

«Лучше пусть она остаётся дома, – рассуждал он. – Натура у неё взбалмошная. В Москве она точно будет тусоваться с маргиналами, попадёт в неприятности. Лучше уж пусть будет под присмотром. Если и поедет, пусть лучше в Пермь или Томск.».

Но Сонечка не хотела ни в Пермь, ни в Томск, ни в какой другой уральский город. Она хотела в Москву. И сразу после выпускных экзаменов она собрала какие были вещи и поехала прочь, – в столицу. Отец знал, что она едет, выразил своё неудовольствие по этому поводу, но вообще ей никак не препятствовал. Наоборот, раз уж так, дал ей энную сумму денег наличкой и перевёл на карточку.

Всё-таки Георгий Зверев очень любил свою дочь.

Именно поэтому он сделал всё, чтоб её избаловать.

Соня приехала в Москву и поселилась у своих знакомых леваков. Это была целая семья леваков: там был мужлевак, весёлый мужичонка лет тридцати, жена-левак, которой было сильно за двадцать, но меньше тридцати, и их маленький сынишка, которому было только три года, – скорее всего, будущий левак. Муж и жена были сектанты. Они оба состояли в «Союзе марксистов» и вели марксистские кружки.

Когда Соня приехала к ним, она рассказала, что она сбежала от родителей, и теперь её будут искать в Москве, что у неё совсем не денег, и она вынуждена скрываться не только от родителей, но и о полиции, а потому пойти работать официально она не сможет, а неофициально она боится. На все расспросы ничего особенно внятного она пояснить не смогла. Муж-левак спрашивал Соню, кто её отец. «Важный человек» – отвечала Соня. Кто её мать, – спрашивала жена-левак. «Дизайнер» – отвечала Соня. По поводу полиции Соня тоже ничего особенного пояснить не смогла. То она говорила, что родители будто бы написали в полицию заявление, что их дочь пропала, и её теперь ищут, то она пыталась связать это с уголовным делом над своими знакомыми.

У леваков Соня прожила полтора года. Жила она хорошо. Отец постоянно присылал ей деньги (хотя и не очень много, чтобы дочка не ударилась в загул). Днём Соня обычно была где-то ещё, не дома. Занятия в университете ещё не начались, и лето она провела шляясь по городу. Она заходила во все бары, и к ней подсаживались мужики. Они угощали её вкусными блюдами, пивом и шампанским вином, гашишем и другими веществами. Иногда они увозили её на своих Ауди и БМВ в Метрополь или даже в Националь, снимали там номер и занимались с ней сексом. Они вместе курили гашиш или что покрепче, вели странные разговоры, а наутро расставались, чтобы потом увидеться снова. Они давали Сонечке деньги, и эти деньги очень быстро стали для неё главным источником дохода.

Она поступила в РГГУ на философский факультет. Так она и стала учёной.

Вскоре Соня как следует познакомилась с московскими леваками. Она шаталась по всем левым кружкам и сектам, всюду надеясь что-то урвать. Она быстро перезнакомилась со всеми троцкистами, сталинистами, леворадикальным, анархистами и другими маргиналами. Она завела знакомых в посольстве КНДР и среди квачковцев. У неё были знакомые везде, и она зналась со всеми. У неё были любовники-террористы и любовники-полицейские. Каждому она могла предоставить любую интересующую его информацию по поводу последних событий в левом движе. И она регулярно это делала: полицейским она сливала инфу про оппозиционеров, оппозиционерам рассказывала всё про полицейских, троцкистам выдавала сталинистские тайны, а сталинистам троцкистские. Её любили все, и все были готовы и покормить её в дорогом ресторане, и покатать на машине, и даже дать денег. Она быстро стала прикормленной.

Учиться Сонечке было лень. Тем более, с её 225 баллами по четырём экзаменам ЕГЭ поступить на очное отделение ей бы всё равно не дали, – так что она пошла на заочное. Правда, учиться ей всё равно было лень. Первый семестр она ещё пыталась как-то этим занимается, но потом забила, и стала сдавать экзамены за взятки. Домашние работы за неё делали сексуальнонеудовлетворённые студенты других факультетов. Это были жалкие задроты, которых Соня ублажала в обмен на сделанные работы по математике. Соня занималась проституцией, но сама она так не считала.

Очень скоро Сонечке надоело учиться, и она перестала. Она теперь просто договаривалась со знакомыми, чтобы те за секс писали ей все работы, но сама она на пары уже не ходила. Ещё до конца первого семестра она напрочь потеряла интерес к учёбе и перестала ходить в вуз. Экзамены все она сдала за деньги. Какоето время на ещё продолжала ходить в спортзал при универе, но после февраля месяца бросила и его. С тех пор она не занималась ничем. В Москве она со временем растолстела: с момента приезда она набрала чуть больше пяти килограммов. Все её удовольствия теперь были – секс, бухло, наркотики, вкусная еда и политические интриги.

Так Соня и стала отныне жить. Она запустила физкультуру, даже зарядку перестала делать. Стала больше есть, не просыпалась раньше часу дня. Двигаться ей становилось всё труднее и ленивее, после прогулок сильно болели ноги, ломило кости. Потом стало побаливать сердце. Чтобы кости не ломило, Соня решила, что ходить она будет реже. Тем более, не очень ей теперь это и было нужно: у неё всегда были деньги на такси, а мужчины часто подвозили её на своих машинах. Постепенно щёчки и ягодицы Сони округлились, набухли, как яблоки, стали мягкими и круглыми. Талия немного расплылась, плечи согнулись в чуть заметной сутулости. Щёки точно два наливных яблока покрыл здоровый румянец. Ладошки у Сони стали пухлые, белые и часто теперь отекали, раздуваясь как две большие белые лягушки. Глаза у неё теперь были влажные, маслянистые и всегда какие-то прищуренные. Впрочем, прищуренными они скорее казались оттого, что выглядели узкими на фоне огромных щёк.