Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Многие из них занимались моржеванием.

Ещё мне подростки запомнились. Боже, сколько красивых молодых людей я видел тем летом! И не только тем, но и следующим тоже. И не только следующим, но и летом шестнадцатого года. И даже в семнадцатом году я продолжал смотреть на красивых юношей, купающихся в Москва-реке.

А вот потом перестал.

Вырос, наверное.

Появились важные дела – революция, организация. Мне тогда было совсем не до любовных утех.

Но в четырнадцатом году всё было иначе.

В парке я обычно тоже читал и писал. Точнее, не столько писал, сколько надиктовывать. Боже, что за время это было!

За три летних месяца 2014-го я надиктовал огромную эпопею о Смешариках. Она называлась «Герои России». Там я собрал все без исключения мои старые работы о Смешариках и объединил их. Получилось неплохо.

Сделанные тогда записи впоследствии были удалены. Позже я смог их восстановить. Думаю, я когда-нибудь выложу их в Интернет. Пусть люди посмеются. Это всё и вправду было до невозможности смешно.

Но вернёмся к мальчикам. До сих пор не могу забыть тех молодых людей, которых я встречал на набережной. С большинством из них мы были одногодки. Кто-то был чуть старше меня, кто-то чуть младше.

Подростки были замечательные. Были там спортивные ребята. Они все были высокие, стройные, с сильными накачанными икрами, с кубиками пресса на животе, с крепкими и упругими бицепсами. Их загорелые тела особенно красиво смотрелись на фоне природы.

Эти парни были прекрасны.

Вот смотрел я на них и вспоминал одну старую американскую песенку восьмидесятых:

All our boys

Smokes as one…

У нас в школе многие любили эту песню.

Я ещё тогда заметил: если красивый мальчишка демонстративно пьёт, курит и употребляет наркотики, – он от этого кажется ещё более красивым. Разумеется, ровно до тех пор, пока нездоровый образ жизни не разрушит его красоту.

Знаете, выскажу нетривиальную для современной педагогики мысль.

Возможно, молодому человеку гораздо лучше курить, бухать, дуть анашу, заниматься сексом, драться на улицах, ходить на политические мероприятия и регулярно попадать в кутузку, чем повторять неправильные глаголы английского языка и ходить к репетиторам.

Не знаю, как для вас, но лично для меня это совершенно очевидно.

Лето проходило прекрасно. Я много читал и много предавался разврату. Не только и не столько с девушками, сколько с красивыми молодыми людьми.

Помню, как-то мне посчастливилось поймать на набережной трёх школьников. Это было превосходно.

Самому младшему из них было девять лет, а самому старшему – тринадцать. Среднему было десять.

Ох, отличные это были ребята! Жалко, ни имён, ни телефонов их я тогда так и не спросил.

Самый старший был просто красавчик. Светло-русые волосы, короткая стрижка. Широкие скулы, постепенно превращающиеся в щёчки. Он шёл, чуть раскачиваясь в разные стороны, и с боков его свисал молодой, нагулянный тем же летом жирок. Капли речной воды алмазными крошками сверкали на его бледном теле. У него были ещё крепкие, но уже начавшие дрябнуть и покрываться жирком мышцы. Коренастое телосложение, небольшой животик.

Ему очень шли его тёмно-синие плавки.

Раньше, лет до одиннадцати, парень занимался плаванием и карате. Потом бросил, обленился, стал много времени проводить сидя за компом и пожирая горы чипсов. Раньше он подтягивался одиннадцать раз, если верить его словам.

Теперь не мог подтянуться и одного.

Своей фигурой он был вполне доволен. Пятьдесят девять кило для тринадцати лет – самое то. Он верил, что заниматься ему не нужно.

«Скоро в рост уйду, и сам собой похудею!» – самоуверенно заявлял он.

Двое других пацанов были младшеклассники. Сами они были дрищи, но при этом дрищи неспортивные. У того, которому было десять, уже начал проклёвываться дряблый животик.

Эти двое верили, что они никогда не потолстеют.

«У меня конституция такая! – самодовольно говорил десятилетка. – Я никогда не потолстею. Я могу целыми днями много месяцев жрать, и ни грамма не наберу. Гляди, какой я тощий!».

И тут он брался пухлыми ладошками за тонкие пока складочки нежного детского жира на своём животе. Он втягивал живот, и мы вместе считали ему рёбра. Да только вот как ни втягивал этот малолетка брюшко, в самом его центре, в районе пупка, всё равно был заметен шмат домашнего, наеденного на шоколадных батончиках детского сала.

Эти парни верили, что никогда не потолстеют. Жалко, я больше никогда не встретил их. Жалко, что мне так и не удалось увидеть, как время и природа поглумились над их самонадеянными иллюзиями, как они всегда глумятся над самонадеянными иллюзиями зелёных юнцов.

Но лето прошло. Началась школа.

Помню, как в самом конце августа тёплым и очень душным вечером я пробирался по руслу одного небольшого ручья. На мне были начищенные до блеска кавалерийские сапоги и синяя холщовая куртка.

Я никогда не забуду, как тогда мне в спину внезапно подул немного прохладный, но по-прежнему очень ласковый ветерок, как слетели с дерева два покрасневших листа и как их понёс вниз к Москва-реке быстрый студёный ручей. Именно тогда я впервые в жизни ощутил первое дыхание наступающей осени.

***

Осенью 2015-го я покинул 737-ю школу. Конфликт со Снежаной Владимировной сделался совершенно невыносимым для всех нас.

Во избежание лишних проблем руководство другие учителя решили нас развести по разным зданиям. Обе школьные госпожи поддержали эту их идею.

Новая школа тоже, конечно, входила в состав «Протона». Это была теперь уже немного более знаменитая, чем тогда, но по-прежнему довольно убогая школа на улице Барклая. Бывшая 1497-я.

По сравнению со школой на Новозаводской она была очень убогая.

Вся жизнь там была пронизана сонливым духом глубокой культурной провинциальности.

В принципе, там было всё то же, что и в остальном «Протоне», но градус неадеквата на Барклая был сильно пониже, чем на Новозаводской или в зданиях на пойме.

Для стороннего человека, конечно, и этого было бы много. Среднему школьнику даже вегетарианская школа на Барклая показалась бы весьма странным и страшным местом. Но мне там было откровенно скучно. Всем нам, по правде сказать, было там хоть немного да скучно.