Тьма и свет

— Следуйте за мной, — позвал старик и едва мы вошли в узкий коридор, как стена за моей спиной пришла в движение, вставая на место.

Всего на секунду меня охватила паника. Темнота была настолько густой, что я не видела целителя, стоявшего рядом. Но тьму разорвал язык пламени, вспыхнувший на ладони старика. Он бросил на меня загадочный взгляд, а затем пошел вперед. Я – за ним.

Коридор вывел нас в подвальное помещение, очень похожее на темницу, в которой демон, вселившийся в Трубецкую, держал детей. Здесь было холодно и сыро.

Старик целитель щелкнул пальцами, и вокруг нас вспыхнуло магическое пламя, пробудившееся в жаровнях, стоявших у стен.

Я огляделась. Камер здесь было четыре: настоящие, с решетками. Жуткие до дрожи в коленях. Три камеры пустовали, а вот внутри четвертой клубилась тьма. И эта тьма была живой.

Когда я посмотрела на нее, из темноты в ответ на меня взглянули два огонька – алых глаза.

Душа была очень необычной – она словно состояла из сгустка черного дыма и не имела человеческой формы. Я смотрела на нее – она на меня, и между нами вдруг словно протянулась незримая нить.

— Кто это? – спросила я у Кулика.

— Эту душу поймали давно и посадили сюда. Она служит мне для экспериментов.

Я нахмурилась.

— Вы что, на ней все свои гвозди и зелья испытываете? – спросила тихо.

Старик словно удивился, услышав мои слова.

— Вам ее жаль?

— Если бы вы могли видеть ее, то вам тоже стало бы ее жаль, — ответила, рассматривая темную сущность. Не отдавая отчета в том, что делаю, я шагнула вперед, приблизившись к решетке. В тот же миг душа подлетела ближе. Она прищурила глаза, затем открыла рот, и я снова услышала этот стон.

— Помоги, — прозвучало в голове. – Ты же одна из нас. Так отпусти меня.

Вздрогнув, я отпрянула. Оглянувшись на Трифона Петровича, быстро спросила:

— Вы слышали?

— Что? – Он искренне удивился, и я поняла: слова, сказанные темной сущностью, прозвучали исключительно в моей голове. Так неужели мы с ней можем общаться с помощью мыслей?

Надо попробовать, решила я и подумала:

— Ты – зло. Я не одна из вас.

Темная душа словно улыбнулась.

— Ты, действительно так думаешь, девушка, в жилах которой течет тьма?

Я отступила еще на шаг, и Кулик, видимо, решив, что мне страшно, сказал:

— Идемте, Софья Федоровна. Поглядели — и будет. Вам еще отдохнуть надо. Завтра тяжелый день, поверьте. Одна дорога чего стоит. —Он шагнул в сторону выхода, а я отчего-то не могла сдвинуться с места, продолжая смотреть внутрь камеры, где находилась темная душа.

— Помоги мне, — снова попросила узница. – Я долго ждала тебя. Ждала, когда меня услышат. Когда придет тот, кто спасет.

— Я не могу, прости, — ответила и, отвернувшись, пошла за стариком.

Один за другим погасли магические жаровни. В спину мне ударил новый стон души и ее слова:

— Я могу помочь! Могу пригодиться…

Покачав головой, я почти побежала вперед, обогнав удивленного Кулика, который не слышал то, о чем мы говорили с заключенной душой.

***

Сестра Марта вошла в келью без стука. Толкнула вперед девочку, тонконогую, нескладную, большеглазую, похожую на олененка, и следом переступила порог.

Приоресса Гертруда стояла у окна, глядя на яркие звезды.

Ночь растеклась над монастырем бархатным одеялом. Все сестры давно спали в своих кельях. Наступило время приорессы.

Услышав шаги, Гертруда обернулась и посмотрела на испуганного ребенка.

— Вот, моя приоресса. — Сестра Марта опустила голову. – Я нашла ее в дальней деревне. Родители подписали все бумаги. Я дала им деньги, как всегда. А они взамен с радостью отпустили дочь жить и работать во славу нашей веры.

Приоресса улыбнулась, не сводя взгляда с девочки. Затем наклонилась и, протянув руку, коснулась щеки ребенка спросив:

— Как тебя зовут, дитя?

— Мария, госпожа приоресса, — ответила девочка.

— Мария, — усмехнулась Гертруда. – Мне кажется, или сейчас каждая вторая девушка носит это имя? – приоресса подняла взгляд на сестру Марту и коротко приказала: — Выйди.

— Да, приоресса. — Сестра поклонилась и ушла, плотно прикрыв за собой дверь.

— А теперь рассказывай о себе, — велела Гертруда, распрямив спину и изучая ребенка.

Она чувствовала в ней тьму, но это были жалкие крохи. Не сравнить с той мощью, которая срывалась в Софье Воронцовой. И все же, лучше что-то, чем ничего.

— Мне девять лет, госпожа. Я умею работать. Умею готовить и шить, — говорила девочка. Она была смышленая, тихая. Деревенские почти все такие. Ну и ничего, что перепачканна и одета плохо. Это можно исправить. Сестры уже завтра вымоют девчонку в бане, наденут на нее храмовую одежду, а затем она будет работать во славу монастыря. А когда ей исполнится двадцать один год – девочку постригут в монахини.

«Если доживет!» — подумала Гертруда.

— Еще я умею за скотиной ходить, за детьми, — продолжила Мария. – Плету из лозы корзины. Могу еще лапти плести…

Приоресса прищурила взгляд. Она почти не слушала то, что ей рассказывала девочка. Она просто ждала, когда та перестанет бояться, и действительно, спустя время, Маша расслабилась и уже смотрела на Гертруду с меньшей настороженностью.

— Какая смышленая и полезная девочка, — проговорила приоресса. – Ты многое умеешь и очень пригодишься в монастыре. Нам нужны такие способные девочки.

Мария моргнула и затихла, рассматривая лицо Гертруды. Приоресса чувствовала – ребенок успокоился. А значит, пора действовать.

— Но, прежде чем ты станешь одной из нас, я должна буду забрать у тебя нечто маловажное. Чтобы жить и работать в монастыре, чтобы посвятить себя служению богам, ты должна быть чиста и полна света. А в тебе… — Гертруда распрямила спину и прищурила глаза. — Есть немного тьмы.

Девочка удивленно моргнула.

— Ну какая тьма в доме света, не так ли? – усмехнулась приоресса.

Маша подумала, затем согласно кивнула.

— Забирайте, — ответила она и Гертруда довольно улыбнулась.